В банде только девушки
— А-а-а! — Лина выпустила руль и схватилась руками за голову.
— Эй, ты сейчас в «мерс» вмажешься! — крикнула ей сестра.
— А-а-а! — громко и надсадно кричала Лина, с силой надавив на педаль тормоза.
— Вот, сама же говорила о холодном рассудке. А теперь у тебя настоящая истерика, — грустно укорила ее Алиса. — Никогда не зарекайся.
«Девятка» дернулась и заглохла.
— А-а-а! — несся из нее отчаянный, бередящий душу девичий крик.
* * *— Слышь, Шпунтик, так дальше жить нельзя. — Винтик протяжно вздохнул и дунул на смятые десятки, кучей лежащие на согнутых коленях. — Это же беспредел.
— Точно, — Шпунтик перевел рассеянный взгляд с верхушки ближайшей березы на проплывающее в высоком небе легкое облачко, — только растяпы ездят на дачу с тридцатью рублями в кошельке. Сколько же нынче растяп развелось!
Они сидели на пригорке. Под ногами вздымались волны неспелой колхозной пшеницы, за спинами сквозь редкий лесок протарахтела расшатанными колесами пятичасовая электричка.
— Если так и дальше пойдет, к осени мы оголодаем. Вот же правило взяли — деньги в кармане не носить, сволочи, — шумно возмутился Винтик и вскинул в воздух мятые десятки.
— Да уж… — туманно согласился Шпунтик, подкинув носком ботинка десятку, слетевшую с колен приятеля. — На кой хрен ты колготки с той дуры стянул? Еще подумала чего…
Винтик выудил из кармана видавших виды брюк женские колготки и принялся вертеть их в руках, рассматривая без всякого интереса.
— Нет, я на тебя предметно удивляюсь, — потеряв терпение, вспылил Шпунтик.
— Многоступенчато выражаешься, — ворчливо отозвался Винтик, не прекращая пялиться на колготки. — Мало ли что какая дура подумает. Ну, сняли с нее колготки, все равно же лето. Чего она в колготках на дачу приперлась!
Ответ звучал вполне логично. Потому помолчали. Затем Шпунтик вздохнул:
— Нам бы настоящее дело…
— Не, — скривился Винтик, — в Людкин магазин больше не пойдем. Она еще в прошлый раз пообещала прибить. Вдруг и взаправду чем стукнет. С нее станется. Она еще та стерва.
— Нужно производить, — Шпунтик с вызовом взглянул в глаза другу, — производить, понимаешь?
— Что? — Винтик сунул колготки в карман, покосился на скомканные десятки, потом красноречиво развел руками и добавил: — Чтобы рисовать деньги, талант нужен. Вот ты можешь?
— Я даже форму точно не передам. — Шпунтик начертил в воздухе четырехугольник и отмахнулся: — Сейчас не об этом. Книжонка, которую я прочел, — дрянь, но одна мысль из нее не дает мне покоя: только производитель по-настоящему богат. Вот в чем собака порылась…
— В чем порылась? — не понял Винтик.
— Неважно, — лицо Шпунтика исказилось, став похожим на одну из смятых десяток, грудой лежащих на коленях Винтика. Шпунтик размышлял.
— В чем порылась? — приятель дернул его за руку.
— Может, коноплю выращивать? — Шпунтик вскинул мечтательные очи на уходящие к горизонту неровные колосья пшеницы. — Места на даче хватает… Или мак. Мак даже дороже продать можно.
— Это дерьмо полоть нужно… и поливать, — без энтузиазма отозвался Винтик.
— Все равно надо найти товар, чтобы его продавать. Свой товар.
— Хм… — Винтик вздохнул, собрал с колен десятки и сунул их в карман брюк. — А нельзя найти такой товар, который не нужно поливать и полоть?
— Это сложнее. Но идея с дачей мне нравится. — Шпунтик поскреб грязным пальцем затылок. — Дача слишком выгодна в стратегическом смысле, чтобы там только жить. Нужно сделать ее отправной точкой в начале нашего пути к процветанию.
Винтик возложил ладонь ему на плечо и грустно изрек:
— Из того, чего ты тут натарахтел, я понял только то, что вся гниль от книг идет. Ты раньше таким не был. А вот начитался этой своей книжонки, так совсем на человека перестал походить. Посмотри на себя, плакать хочется. Пойдем лучше примем по пять капель живительной, может, пройдет, у тебя…
* * *Принц сосредоточенно давил то на педаль газа, то на педаль тормоза, вследствие чего машина двигалась рывками и крайне медленно.
— Чего их за город понесло? — спустя два часа такой езды процедил он, злобно глядя на зеленую «девятку», мелькавшую метрах в десяти от его собственной.
— Лето — время отпусков, — монотонным голосом начал Кудрявый.
— Слушай, — мгновенно среагировал шеф, — сейчас я очень зол. Я зол просто-таки чертовски. И мне жуть как хочется кого-нибудь пристрелить…
— Ага… Уже пристрелили одного, — напомнил Кудрявый, понимая, что никакая злость не подвигнет Принца палить из пистолета посреди города. — И что из этого вышло? А кто просил не баловать с пистолетами?
— А как начинался день, мать вашу! — погрустнел шеф.
— А я бабу заказал на вечер, — с такой же тоской вступил в разговор Бека.
— Кого? — усмехнулся Кудрявый.
— Бабу. А чего такого? — обиделся Бека. — Принц, чего он хихикает. Чего я, бабу не могу заказать?
— Где ты ее заказал, придурок?
— По телефону, — с достоинством отвечал несправедливо обруганный.
— И как она выглядит? — заинтересовался шеф.
— Почем я знаю. Как баба, наверное. Я же сказал: бабу заказал.
— Ну-ну, — усмехнулся Кудрявый. — Хотел бы я посмотреть на это сегодня вечером. Жаль, не выйдет.
— Это почему не выйдет? — возмутился Бека.
Принц неожиданно саданул ладонями о руль и завопил что было сил:
— Потому что ты, урод, сунул мои деньги в чужую машину! Вот почему!
Минуту помолчали. Потом Бека понимающе кивнул и тихо промямлил:
— А-а-а…
— Господи, — устало вздохнул шеф, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида, чтобы даже краем глаза не увидеть тупые физиономии своих подчиненных. — Господи, за что?
* * *Агент 0014 забыл, как его звали, еще до того, как он стал агентом ФСБ, отчасти потому, что слишком прилежно учился в разведшколе. Зато взамен утраченных инициалов он получил массу полезных качеств. Как-то: волевой характер, абсолютное бесстрашие, сообразительность в особых ситуациях. К этому еще стоит прибавить мастерское владение разнообразными видами рукопашного боя и умение маскироваться. Словом, агент 0014 являлся гордостью отечественной службы безопасности. Однако последние полгода собственная судьба не радовала его, как прежде. Он даже стал подумывать о том, что жизнь дала трещину. Весной он дошел в своем отчаянии до ручки, попал на сканирование мозга и две недели таскался на курсы к психоаналитику. А когда тот застрелился, 0014 устроился на курсы икебаны. Товарищи по службе поговаривали, что именно икебана является панацеей от меланхолии. Но чудодейственные курсы ввергли агента в еще большую тоску.
В общем, 0014 и по сей день пребывал в расстроенных чувствах. Причина тут крылась в его внешности.
Природа посмеялась над ним, сделав его высоким, мускулистым блондином с глазами цвета морской волны и широкой добродушной улыбкой. Именно таким чаще всего изображают американского бейсболиста — чемпиона высшей лиги. Подобную несправедливость терпеть было невыносимо.
«Везет же некоторым, — тоскливо рассуждал 0014. — Вот, к примеру, агент, который раньше был 0050. Ведь был же так себе агентишкой — даром, что в теннис обучился играть. А внешность карьеру парню сделала. Ну, похож он от рождения на спортсмена Кафельникова, казалось бы, что с того. Ан нет — семь лет играл с Президентом на Кубке Кремля, да так, что сам Кафельников рыдал, наверное, от восторга. Годик всего поиграл, и пошла карьера вверх. Теперь он уже не 0050, а 0028. И никаких проблем. Или вот этот теперешний счастливчик — 0018. Чем уж он так хорош, кроме того, что его можно без труда представить маленькой японской дзюдоисткой. Он и приемы дзюдо знает, как персонаж, которого теперь изображает. Тьфу! Вот если бы его — 0014 — пустили на один ковер с нынешним главой, уж он бы себя проявил. Но не пустят, потому как японская девочка из него, как мартышка из жирафа! Эх, не судьба… Вот если бы женщина вдруг стала Президентом…»