Курсант. Назад в СССР 11
– А неплохо живет местная милиция, – присвистнул Федя, разглядывая угольный блеск полированных боков авто, в которых можно было даже в некоторых подробностях разглядеть свое отражение в полуденном солнце.
– Это не милицейские, – предположил я, разглядывая водителей, которые услужливо нам открыли двери, лишь только мы появились на крыльце гостиницы «Север». – Уж больно лица у них гражданские, службой не отягощенные, и возраст не служивый, наверняка внуков уже нянчат. Да и не носят наши коллеги-водители костюмов.
– Это машины горисполкома, – подтвердил мои догадки Горохов. – Едем на срочное совещание туда по нашему делу.
– Хм! – вмешался уже Катков, выкатив грудь колесом. – А с каких это пор исполком вмешивается в дела следствия?
– Формально я дело к производству еще не принял, – парировал Горохов. – А местных они контролируют, это факт. И потом… Там нам кое-что пояснить хотят по жертве.
– Жертва – их работник? – поинтересовалась Света, когда мы уже подходили к машинам.
– Нет, директор швейной фабрики…
– Обычный управленец средней руки, – пожал плечами Федя. – Не прокурор, не секретарь горкома, и стоило нас из-за этого дергать?
– Получается, что не совсем обычный, – заверил шеф. – Раз нас прислали… Ладно, по коням.
Я, Света и шеф уселись в переднюю машину, а Федя и Алексей во вторую.
Автомобили вырулили на широкий проспект. Я глянул на часы – 11.45. Скоро обед, однако нас ждут. Видно, слишком важная фигура убитый, раз чиновники решили пожертвовать своим обеденным перерывом ради совещания.
Судя по проплывающим мимо скверам, фонтанам и площадям, двигались мы к центру города.
Автоматы с газированной водой и кафе-стекляшки, мамочки с колясками и праздная молодежь в цветастых рубахах с патлами и с гитарами за спиной. Обычный советский город – не провинция, но и не Москва.
Здание горисполкома стояло на краю площади, посреди которой возвышался вездесущий Ленин на массивном гранитном постаменте. На макушке – белесый голубиный налет. Свежий, не успели почистить.
– Непорядок, – покачал головой Горохов.
Машины остановились прямо у крыльца. Один из водителей проводил нас внутрь. Холл здания поражал величием эпохи. Отделан мрамором самого тонкого распила. Хотя, на мой вкус, мраморная плитка смотрелась архаично, но для этого времени – вполне себе шик, пусть и не модерновый.
Посреди холла раскинули перистые опахала живые пальмы, вокруг которых сгрудились кресла, обитые бархатом. На полу – красные ковровые дорожки с золотистой каемкой. Они уходили вглубь просторных коридоров и на лестницу.
Мрамор есть, а вот лифта нет, так что мы поднялись пешком на третий этаж и уперлись в просторный «предбанник» с надписью «Приемная».
Там из-за стола с пишущей машинкой вспорхнула немолодая секретарша в блузоне с объемными плечами и рукавами летучей мыши. Несмотря на возраст, подскочила она к нам с проворством серны, видно, ее уже проинструктировали насчет нашего появления.
– Проходите, товарищи! – она быстренько возглавила нашу вереницу, собственноручно постучала в двойную дверь с табличкой: «Председатель горисполкома Монашкин Борис Борисович». Просунула туда свою голову. Что-то проговорила, после чего распахнула дверь пошире, пропуская нас вперед.
Мы очутились в огромном, как небольшой спортзал, кабинете, отделанном в лучших традициях чиновничьей обители советских времен.
Стены до высоты человеческого роста зашиты панелями из «ореха», витиеватый паркет застелен такими же ковровыми дорожками как в холле – с тяжелым ворсом из натуральной шерсти и насыщенным глубоким цветом пролетарской крови. С потолка свисают вычурные люстры, больше похожие на перевернутый ледовый замок, вдоль стены встроенные шкафы из импортной полировки, а посреди кабинета растянулся длинный широкий стол для совещаний, на котором можно запросто в настольный теннис играть, и еще место останется.
Присутствующие, завидев нас, приветственно встали из-за стола. Судя по форме, это был прокурор, начальник местной милиции, еще какой-то дядя в штатском с добрыми, но хитрыми глазками, либо завхоз (что вряд ли), либо конторский (скорее всего).
Во главе стола заседал человечек далеко не богатырского сложения, с посеребрёнными висками на черноволосой в остальном голове, умным и подвижным лицом не совсем славянской внешности – было у него что-то казахское и цыганское одновременно, хотя, если сильно не приглядываться, то вполне мог сойти за чернявого русского.
Человечек поспешил нам навстречу, размахивая руками в просторном, не по его худым плечам пиджаке. На тонкой шее галстук в бордовую косую полоску казался слишком широким и сошел бы за пижонский всего примерно полтора десятилетия назад.
– Монашкин Борис Борисович! – отрекомендовался хозяин кабинета, протягивая мне первому руку.
– Петров Андрей Григорьевич, – пожал я в ответ узкую, как плавник акулы, ладонь.
Товарищ Монашкин немного смутился, видно он ожидал, что я назовусь Гороховым. Но так вышло, что шеф немного отстал, подзапыхался при подъеме на третий этаж, а я невольно возглавил наше шествие, встав в авангард широкой грудью, вот он и принял меня за главного. Несмотря на моложавость моей морды лица, выглядел я в свои двадцать шесть по партийному презентабельно. Сказывались, наверное, все-таки суммарно прожитые годы.
Борис Борисович мигом решил исправить ситуацию, спешно выдернул «плавник» из моей руки и с извиняющейся улыбкой протянул руку Каткову. Алексей не преминул пожать ее в ответ и представиться. Своими могучими, откормленными на семейных харчах телесами, он закрыл Горохова и снова ввел в заблуждение нашего встречающего.
Монашкин скрыл конфуз и в этот раз тряс руку Лехи дольше, чем мне, будто ему все равно, в каком порядке ручкаться с нашей делегацией, а потом во избежание подобных казусов протянул ладонь-плавник Свете, решив, видно, что уже поздно как-то восстанавливать порядок приветствий.
Света сверкнула улыбкой, как она умеет, стрельнула глазками по кабинету, мгновенно оценив обстановку. Мужики стояли позади Монашкина и пялились на нее, ждали отмашки от главного, когда им можно будет перекинуться приветственным словом со статной девушкой в кофейном костюме из приталенного жакета и юбки-карандаш чуть ниже колен, подчеркивающей линию бедер.
Про нас они будто на время забыли, когда Света явилась в центре кабинета, то все внимание перетянула на себя. Ее аристократически-интеллигентный вид сочетался с красотой модели, такие умные глаза для которых – редкость. А тут такое сочетание.
Горохов добрался до Монашкина последним, после крепкого рукопожатия Феди Борис Борисович уже уверовал, что жмет, наконец, руку главе делегации, и шеф не преминул его разочаровывать, произнес четко, негромко, но как приказ отдал:
– Руководитель межведомственной специальной следственной группы Горохов Никита Егорович.
Каждый раз, прибывая в новый город в очередную командировку, шеф произносил эту фразу с особым достоинством. С чувством и неспешно, ведь в этой фразе и была вся его жизнь. Его работа, хобби и прочие времяпровождения (впрочем, как и у всех нас) сплелись в одну емкую фразу – межведомственная спецгруппа.
Борис Борисович в свою очередь представил нам присутствующих, того, кто был по гражданке, назвал лишь по имени и отчеству.
Мы расселись вдоль стола, а Горохов занял место с торца, напротив хозяина кабинета.
– Итак, товарищи, – начал Борис Борисович, щуря черные узковатые глазки, – прошу ввести в курс дела уважаемых гостей. Дмитрий Ильич. – кивнул он на милиционера.
Персонаж с погонами полковника и пузом настоящего генерала прокашлялся в дутый кулак и начал вещать:
– Труп обнаружен вчера в квартире по месту жительства Парамонова Савелия Артуровича. С виду – суицид. Повешен на галстуке на люстре. Телесных повреждений и других следов насилия нет. Проживает один, дети взрослые, супруга скончалась два года назад.
Вот те раз… я поморщился. Не хватало нам еще суицидами заниматься, это вообще участковая стезя – отказные по ним клепать.