Жажда. Книга сестер

Летиция в свои восемь лет интуитивно это почувствовала, хотя и не сформулировала для себя. Внезапно она спросила отца в упор:
– Кто гитарист Led Zeppelin?
– Погоди… Не знаю.
– Джимми Пейдж. Ты забыл!
– Забыл только имя.
– Ну, напой мне какое‑нибудь его соло.
Флоран кое‑как напел, безбожно фальшивя, Stairway to Heaven. Надо было обладать редким великодушием, чтобы опознать в этом убогом исполнении знаменитую композицию. Чувствуя разочарование дочери, он сказал:
– Я только что с работы, я устал.
Девочки ушли к себе. Летиция объявила Тристане, что хочет стать Джимми Пейджем.
– А петь заодно ты не собираешься?
– И стать Джими Хендриксом?
– А кто это?
Летиция удрученно посмотрела на сестру:
– Ты что, с луны свалилась?
Тристана расхохоталась.
– Если б мне было тринадцать, как тебе, я бы ездила на рок-концерты, – сказала Летиция.
– Куда?
– Ну ты и темнота! Торхаут-Верхтер отсюда в сорока километрах.
– Это в Бельгии. Как я туда поеду?
– На велосипеде.
– Слушай, это же ты, а не я, хочешь стать рокершей.
– А ты чем собираешься заниматься?
– Понятия не имею.
– Ты любишь книги, вот и сочиняла бы мне тексты.
– Мне кажется, я тебе для этого ни к чему.
– А я уже придумала название для группы – “Шины”.
– Почему “Шины”?
– Звучит хорошо.
– Да, но это бессмысленно.
– Наплевать. В роке главное звучание.
Тристана была потрясена этой сентенцией.
– Объясни. Я ничего не понимаю в роке.
Младшая обрушила на нее в немыслимых дозах Rolling Stones, The Who, Queen, Кэта Стивенса, Дэвида Боуи и Лу Рида.
– Это все‑таки не Топ-50, – сказала Тристана. – Хотя Дэвид Боуи и Queen в Топ-50 входят, – заметила она.
– Случайность.
– “Шины” тоже, возможно, войдут в Топ-50.
– Они быстро минуют этот этап.
Могла ли Тристана не восторгаться этой восьмилетней крохой, полной такого апломба! Она радовалась, что поспособствовала этому своей любовью и трепетным вниманием.
Козетта, со своей стороны, сообщила матери, что будет ударницей в рок-группе Летиции.
– Я бы предпочла, чтоб ты была секретаршей у Тристаны, когда она станет президентом Франции.
– Мам, ну разве я похожа на секретаршу?
– Нет, к сожалению.
– Купи мне ударную установку.
– Чтобы соседи нажаловались на нас в полицию?
Козетта отправилась в Дом молодежи. Там ударная установка имелась, но ее захватил длинный придурок, который извлекал из нее зубодробительно унылые звуки.
– Пусти‑ка меня, – не выдержала она.
– Еще чего! Не хватало только, чтоб девчонка тут командовала.
– Сейчас увидишь, что девчонка умеет, – ответила Козетта, схватив палочки.
Она уселась за установку и дала волю своему бешенству. Услышав, что происходит нечто необычное, прибежал куратор. Девочка продиктовала ему номер телефона своих кузин, и они не замедлили явиться.
– То, что надо! – воскликнула Летиция.
В одиннадцать лет Козетта выглядела на тринадцать, а Летиция – на свои восемь, и куратор поверить не мог, что такая малявка – лидер группы.
– Все из‑за того, что у меня голос еще не сформировался, но ждать уже не долго, – ответила Летиция. – Я начну курить, чтобы ускорить дело.
– Так ты будешь петь? – спросила Тристана.
– Да, как Джими Хендрикс, петь и играть на гитаре. Для этого, когда я занимаюсь гитарой, я повторяю таблицу умножения. Чтобы приучить руки и голову действовать независимо.
– У нас есть ударные, вокал и гитара, – сказала Козетта. – А ты, Тристана, что будешь делать?
– Играть на бас-гитаре, – отозвалась Летиция.
– Я не участвую. Это не мое.
– Конечно участвуешь. Освоишь бас-гитару.
– Не знаю, какая ты там гитаристка, но у тебя определенно талант лидера, – заметил Летиции куратор.
– Надо так надо!
Тристана начала учиться играть на бас-гитаре. И вскоре обнаружила, что полюбила этот инструмент: он был созвучен какой‑то части ее существа, о которой она до сих пор даже не подозревала. Вдобавок, верная себе, она досконально изучила сольфеджио.
 
– Это ж такая скука, а? – удивилась Летиция.
– Вовсе нет. Мне интересно.
– Странная ты какая‑то. Сольфеджио все терпеть не могут.
Тристана смутилась, это напомнило ей о других ее странностях. Грамматику и математику тоже никто, кроме нее, не любил. Могла бы гордиться, но она усмотрела в этом очередное подтверждение маминых слов: “Тусклая маленькая девочка”.
Ее смущение усугублялось еще одним обстоятельством. Раньше быть маленькой девочкой казалось ей нормальным. Сейчас, в четырнадцать лет, Тристана вдруг осознала, что она плоская, как доска. Первые месячные начались у нее одновременно с двенадцатилетней Козеттой. У той тело уже оформилось, и она выглядела старше крестной.
– Это потому что я толстая, – уверяла ее крестница.
– Чушь, – отвечала Тристана.
– Разве для рокерши иметь толстую задницу не проблема?
– Совсем наоборот, – вмешалась Летиция и затянула песню Queen:
 Fat bottomed girls,
 you make the rockin’ world go round! [16]
– А как же я? – спросила Тристана.
– А ты новая Патти Смит, такая же худая и такая же гениальная.
По правде говоря, Тристане очень нравилось быть басисткой. Летиция угадала правильно, инструмент подходил ей как нельзя лучше. Звучание бас-гитары необходимо, но почти неразличимо: его скорее чувствуешь. Это метроном группы. И почти всегда басист – самый незаметный член группы.
В лицее Тристана была отличницей по латыни и древнегреческому. Она написала для “Шин” песню ионийскими элегическими двустишиями.
– Черт, Тристана, я не могу петь текст, который не в состоянии прочесть.
– Я тебя научу, это несложно.
– Я и так против рока на французском и уж тем более не буду возиться с латынью.
– Это греческий, и не абы какой.
– Нет! А ты не можешь сочинять по‑английски?
– Поверь мне! Греческий – очень ритмичный язык.
Тристана прочла, четко выделяя ритм, начало своего текста.
– Для рока не подходит, – отрезала Летиция.
Козетта спросила Тристану, как она выносит этого маленького диктатора.
– Я ей доверяю, – ответила та.
“Шины” целиком захватили девочек. С 1987 по 1989 год все свободное время отдавалось группе. Они двигались вперед семимильными шагами.
В одиннадцать лет Летиция заявила, что ей надоело играть в актовом зале на праздник Четырнадцатого июля.
– Нам нужен фестиваль. Я хочу, чтобы мы отправились на Торхаут-Верхтер.
– Ты как‑то сказала, помнишь, что это в сорока километрах. На самом деле в девяносто пяти.
– Тебе шестнадцать, а ты еще не водишь машину!
– Это запрещено законом.
Козетта была самой одержимой из них. Помимо увлечения игрой на ударных – у нее был настоящий талант, – она еще считала “Шины” своим спасательным кругом.
– Без “Шин” я пойду по дурной дорожке, как мама.
– Тетя Бобетт вовсе не пошла по дурной дорожке, она родила тебя.
– Вот именно.
Сестры кисло усмехнулись. С тех пор как Козетте исполнилось четырнадцать, она сильно беспокоила их. Она практически перестала есть. Ее прекрасные формы растаяли как снег.
– Раньше ты выглядела лучше.
– Я похудела и стала похожа на тебя.
– Ты более худая, чем я, и, к счастью, на меня не похожа.
– По крайней мере, теперь я не похожа на маму.
В те времена анорексия была еще внове. Ее считали романтической болезнью молодых девушек, как некогда чахотку. Бобетт долго не понимала, что у ее дочери серьезная проблема. А когда поняла, то запаниковала.
– Козетта, моя милая, хорошая, что с тобой?
– Ты всегда больше любила Тристану, вот я и стала худой, как она.