Салманасар

– Это моего братишки Тома, он был майором. Милый Томми научил меня отлично стрелять… – пояснила она. Револьвер неожиданно грохнул, и у оленьей головы над камином отвалился рог.
– У-уф – какая я неловкая! Элен, прости, ради Бога. Пуля пролетела у самого твоего уха!
– Ты промахнулась на добрую милю, – возразила Элен, как мне показалось, довольно сурово.
– Не больше двух дюймов, сказала бы я, – ответила Кора. – У меня прекрасный глазомер. Томми не переставал изумляться. Но вот что я хотела вам показать – эти чудесные маленькие пульки. Их изобрели еще в первую мировую войну, потом их запретили, то ли ООН, то ли кто-то еще. Взгляните, – Кора достала одну пулю и показала нам. – На мягком металле оболочки делается глубокая крестообразная насечка. Попадая в цель, пуля разлетается на мелкие осколки – кажется, их называли пули «дум-дум».
Кто-то заметил, что пуля серебристого цвета.
– Они и есть серебряные, – ответила Кора. – Эффектно, правда? Ты согласна, Элен?
– Да, ты действительно права, милая Кора, – отозвалась Элен. Хотя преступника так и не нашли, спокойное течение нашей жизни продолжалось. Правда, произошло два весьма печальных самоубийства, от которых потускнело яркое июньское солнце – был разгар лета. Не прошло и десяти дней после встречи Клуба садоводов, как Джоан Касвелл, вторая после Мэрилин верная союзница Коры, утонула в собственном пруду среди цветущих лилий. Потом Мария Зельцер во время утренней гимнастики умудрилась с силой настоящего дзюдоиста нанести себе такой удар по шее, что скончалась на месте.
После этих трагедий стало очевидно, что шкала ценностей в Глен Хиллзе несколько изменилась. Многие приверженцы Элен, задумавшись о скоротечности и хрупкости жизни, оставили свои посты и обратились к семейному очагу. И тогда, наверное для того, чтобы хоть немного нас подбодрить, Кора Лашез задумала веселую вечеринку, ужин под открытым небом, с вином и шашлыками.
Надо сказать, вечер начался неплохо. Кора пригласила чрезвычайно занятного гостя – молодого человека с героическим именем.
– Зигфрид! – позвала она, когда появилась наша троица: Элен, Шуга и я. – Вы обязательно должны с ним познакомиться. Зигфрид! Зиг… ну вот, опять пропал. Он антрополог из колледжа в Инглсби, изучает первобытную культуру. Несколько лет учился за границей… А, вон он!
В свете китайских фонариков, развешенных на деревьях вокруг лужайки, мы разглядели высокого, неуклюже волочившего ноги, молодого человека в твидовом костюме, и дружно направились к нему. Но меня на полпути кто-то перехватил. Закончив разговор, я оглянулся, но не увидел ни Зигфрида, ни Коры, ни Элен.
Вскоре я про них и вовсе забыл. Вино, которое заказала Кора, сильно ударяло в голову. Или я… нет, конечно, все дело в вине. Кого бы я потом ни спрашивал, никто не мог с уверенностью сказать, что именно произошло в тот вечер.
По-моему, неразбериха началась ближе к ночи. Стоя у костра, где до этого жарились шашлыки. Кора объявила гостям, что сейчас будет сюрприз. Костер уже затухал и переливался углями. Помню, как в их неярком мерцании Кора возвела руки и вскричала:
– Зигфрид!
И в ту же секунду из костра повалил красный дым, и словно из-под земли выросла фигура, так же похожая на виденного мною юношу, как саблезубый тигр на… ну, к примеру, на Сэма. Фигура была совершенно голая, если не считать набедренной повязки и перьев, и ростом больше Зигфрида раза в два.
За моей спиной стоял Ахмед; при виде Зигфрида он вздрогнул и попятился. Не знаю, что на меня нашло, но я тут же в него вцепился.
– Нет! Не уйдешь! – закричал я с пьяным торжеством, а он корчился и извивался, пытаясь вырвать свою пухлую жирную руку.
Тем временем Зигфрид выделывал у костра жуткие антраша. Внезапно он издал пронзительный вопль и ткнул рукой в нашу сторону. Все обернулись.
– Ахани, бежа илар! – прокричал Зигфрид.
От этих слов Шуга просто рассыпался – в прямом смысле. Конечно, я был пьян. И разумеется, это была массовая галлюцинация. Но секунду назад Ахмед стоял рядом – человек как человек, и вот он уже разваливается на куски. Голова скатилась с плеч и запрыгала по земле, словно большая толстая куница. За ней последовало тело, оно подскакивало и крутилось, постепенно удаляясь, делаясь при этом все тоньше и тоньше, пока не стало похожим на преследующего добычу гончака. Левая рука со змеиным шипением заскользила по траве… Но к чему продолжать? Раз это была галлюцинация, то незачем перечислять кошмарные подробности.
И все же я не могу забыть, как эти… штуки, эти части стали преследовать несчастного Зигфрида. Едва увидев их, он лишился всякого присутствия духа. С криком ужаса он бросился бежать. Но они, эти части были везде, на земле и в воздухе. Он хотел укрыться в зеленых беседках – они гнали его оттуда, он думал спастись в летних домиках – они устремлялись за ним, он надеялся затеряться в толпе визжащих женщин – они были тут как тут; в конце концов, они настигли его у костра, и навалились копошащейся массой на съежившееся тело…
Увешанный ими Зигфрид качался из стороны в сторону в тусклом свете китайских фонариков и тлеющих углей. И тут кто-то – кажется, это была Кора Лашез – плеснула из ведра на угли; взметнулось ревущее белое пламя и поглотило все. Я бросился бежать. Поспешно заперев дверь на все замки и засовы, я откупорил бутылку хереса и осушил ее в несколько глотков. И только после этого обнаружил у себя за пазухой какой-то мягкий комок.
Это был Сэм.
Не стану злоупотреблять вашим терпением и объясню все по порядку.
На следующий день стало известно, что этот молодой человек, Зигфрид, в результате слишком усердных занятий наукой лишился рассудка. Несомненно, именно он задушил Мэрилин Спидо. Почти наверняка, он же утопил в пруду Джоан Касвелл. И хотя на момент гибели Марии Зельцер у него было надежное алиби, приемы дзюдо он тоже знал хорошо. Официальное полицейское заключение, как легко читалось между строк, отдавало должное Ахмеду Шуге. Будучи накоротке с черной магией и потому не поддавшись внушению, он попытался скрутить Зигфрида, когда тот сначала загипнотизировал остальных гостей, а потом впал в неистовство.
То, что Зигфрид плеснул горючую жидкость на тлеющие угли и вместе с повисшим на нем Ахмедом бросился в огонь, имело, увы, трагический исход.
Так печально закончилась очередная глава истории Глен Хиллза. Элен и Кора, объединившись, занимаются преобразованиями и перегруппировкой сил – по слухам, миссис Лора Бромли из родственной организации подумывает о том, чтобы перебраться на нашу территорию – нашу скаковую дорожку, как я люблю ее называть.
Что же касается меня, то я теперь – правая рука обеих, Коры и Элен. Все признают, что я незаменим, поскольку работаю над этими записками, и я был бы совершенно счастлив, если бы не одно обстоятельство: Сэм. Зачем я держу эту тварь?..
Уверяю вас, терпеть не могу кошек.
Ни за что не назвал бы его Сэмом. Салманасар – вот что порой срывается с моих уст, когда я его вижу. Но откуда взялось это имя, у меня нет ни малейшего представления.
Более того, разве кто-нибудь – не говоря уж обо мне – стал бы держать дома кота, который никогда не мяукает, не мурлычет, который не делает ничего, что должны делать коты, даже молоко не пьет, а предпочитает пайков, слизней и всякую дрянь.
Он меня ненавидит, я в этом уверен. И Кору и Элен тоже ненавидит, судя по тому, как он следит за ними через оконное стекло. А когда я вижу, как он ночью крадется по ковру, словно толстая, поросшая шерстью рука, кровь у меня стынет в жилах.
И ко всему прочему, на этой отвратительной и совершенно противоестественной пище он явно растет…