Черное и белое (СИ)

— Ого, ребята у вас оперативные…
— Да. Так вот. Дело развалится, если он сам не напортачит. Но развалится нескоро. Там же создали группу с прокуратурой, будут крутить, проверять, расследовать, пересматривать и это затягивать можно очень долго. Вот и смотри сам. Я туда влезать не хочу, прямо говорю, овчинка выделки не стоит. Но вот, что я тебе предлагаю. Зайди со стороны прокуратуры. Пусть Чурбанов поговорит с кем надо и за пять минут всё решится. Это ещё хорошо с той стороны, что ты покажешь, что у тебя схвачено всё и везде. И на прокуратуру тоже выходы имеются. Чтоб в другой раз даже не дёргались. Понимаешь?
— Понимаю, — киваю я. — Спасибо большое.
— Да не за что так-то. Ну что, я голосую по всем пунктам «за». Давайте действовать. Нужно составить конкретный план. Ответственные товарищ Большак и товарищ Брагин. Прошу довести в ближайшее время, что конкретно требуется от меня. На этом совет в Филях объявляю закрытым.
— А, ещё вопросик, — говорю я. — Забыл. Нам нужен банк и здесь, в родных краях.
— Это ещё что значит?
— Смотрите. Сколько здесь разных цеховых дел мастеров. Они скупают золото, камни и баксы. Не знают, куда наворованное девать. Зарывают таланты в землю, буквально. Нужно дать им финансовые инструменты и, соответственно, принимать эти средства. Может быть, вкладывать в свой будущий банк на западе… Это огромная денежная масса. Она нам самим пригодится, зачем в стеклянных банках оставлять?
— Ладно, ответа, я так понимаю, у тебя нет? Вот завербуем академика, с ним и будешь голову ломать, хорошо? Времени много уже. Надо ехать. Поздравляю тебя с завершением миссии и приобретением в узких кругах репутации международного киллера, разыскиваемого властями Багам. Орден обещать не могу, я не Чурбанов, но своё личное уважение гарантирую. Всё, я пошёл. Бывайте, ребята.
— А, стойте-стойте!
— Брагин, — усмехается он, — от тебя не отделаться. Чего ещё?
— Хотим с Натальей в ближайшее время новоселье устроить. Дату пока не определили, надо Гену ещё из застенков вытащить, но принципиально решение принято. Вот, собственно, что хотел сказать.
— Ну, ладно, все бы твои сообщения такими были. Приду. Всё! А теперь ухожу. Пойду уединюсь и покурю сигару, скрученную на ноге кубинской цацы.
— И учитель английского.
— Да отстанешь ты или нет! — смеётся Де Ниро и выскакивает за дверь.
После его ухода я звоню Чурбанову, но прямой номер не отвечает, а секретарь говорит, что он на совещании у министра. Будет часа через два-три, не раньше… Неслабо они там совещаются.
Мы с Платонычем едем к его машине, а потом я отправляюсь на работу. С подарками, конечно. Смягчаю недовольство непосредственного начальника соломенной шляпой, крокодильей кожей, ромом и духами из ирландского дьюти фри.
Кубинский дух царит и в нашем кабинете. Мои коллеги оказываются охочими до рома и к концу рабочего дня готовы танцевать румбу прямо на столах. Убегаю я чуть раньше, поскольку сегодня нам ещё в гости ехать.
Наташкина тачка стоит у подъезда. Надо было позвонить ей, но как-то даже и времени не нашлось. Оправдание. Враньё, иначе говоря. Захотел бы — нашёл. Просто даже и не подумал, увлечён был делами, а она там с ума, наверное сходит из-за батюшки своего. Хотя, она тоже не звонила… Не хотела беспокоить, наверное, я же весь из себя важный такой…
Выбегаю из лифта, открываю замок и влетаю домой.
— Наташ, я дома!
Никто не отвечает.
— Наташка! — кричу я. — Привет! Ты где?
Сбрасываю ботинки и иду по коридору.
— Наташа! Отзовись!
Нету. Блин, наверное к своей новой подружке упорола. В какой она квартире-то живёт… Иду в сторону кухни и, когда прохожу мимо спальни, за приоткрытой дверью мелькает тень. Твою дивизию! Что за хрень!
Не сбавляя шаг, я прохожу на кухню, делаю погромче радио, достаю из ящичка с инструментами маленький «браунинг» и оттуда беззвучно возвращаюсь к спальне. Лев Лещенко старается, душу рвёт:
Снова замерло все до рассвета
Дверь не скрипнет не вспыхнет огонь
Только слышно на улице где-то
 
Одинокая бродит гармонь…
Будто про себя поёт…
Я останавливаюсь перед дверью. С той стороны никаких движений. Блин. Сосёт под ложечкой. Лишь бы с Наташкой ничего не случилось. Ну ладно, чего тянуть-то… Сдвигаюсь, чтобы не оказаться на линии огня, если вдруг чего, и резко толкаю дверь.
Твою дивизию!
Прямо передо мной стоит Наташка, её всю колотит, в глазах ужас, а в руках огромный кухонный нож.
  
6. Предчувствие весны
 
Картина, прямо скажу, жутковатая. Будто сцена из ужасника, того же, «Сияния», но я не Джек Николсон, я точно знаю. Быстро убираю маленький пистолетик в карман пиджака, а сам не свожу глаз с Натальи.
— Наташ, — мягко говорю я и улыбаюсь. — Ты чего?
Она смотрит на меня и будто не понимает, что происходит.
— Натусь, — делаю я к ней маленький шажок. — Ты испугалась что ли?
Она вздрагивает, будто выходя из сомнамбулического сна.
— Да, — кивает она и действительно пугается, увидев нож в своей руке.
Глаза её расширяются, она разжимает пальцы и нож летит на пол, падая прямо рядом с её босыми ногами. Блин…
— Что случилось? — спрашивает она.
Вот и я хотел бы понять, что случилось.
— Иди ко мне, всё хорошо. Ничего не случилось.
Надеюсь, что ничего не случилось.
— Иди.
Я делаю шаг ей навстречу, а она шагает ко мне.
— Всё хорошо, да? — тихонечко и успокаивающе практически мурлычу я и прижимаю её к себе. — Всё хорошо.
Она утыкается мне в плечо.
— Пойдём, — шепчу я. — Пойдём на кухню. Я тебя чайком напою.
— Я еду приготовила, — тоже шепчет она.
Мы заходим на кухню
— Ф-у-у-у… — выдыхает Наташка. — У меня голова разболелась и я выпила «Цитрамон»… А она всё не проходила и не проходила… Я пошла прилечь и… сколько времени?!! Ого!!!
Она смотрит на часы и глаза буквально на лоб лезут.
— Я что, четыре часа проспала? — она касается ладонью лба. — Кошмар… Мокрая вся… Знаешь, я будто в черноту провалилась, в яму какую-то…
— Ничего не снилось?
— Нет…
— А голова-то прошла?
Она прислушивается к своим ощущениям, встряхивает головой, пуская переливающуюся каштановую волну волос.
— Ага… Прошла вроде.
— А нож зачем?
— Нож? — она хмурится, соображая. — Не знаю… Наверное случайно прихватила с кухни… Я же готовила вроде… Ну да, я достала мясо… Вот я идиотка! Оно у меня четыре часа в раковине пролежало.
Она подбегает к мойке и вытаскивает кусок говядины.
— Не страшно, — успокаиваю её я. — Ничего с ним за четыре часа не сделается.
— Идиотка, точно! Чекане… Представляешь, я же ничего на ужин не приготовила…
Она поворачивается ко мне и чуть не плачет.
— Да ладно, ты чего, мы же сегодня к Гале с Юрием Михайловичем идём. Ты забыла?
— Забыла, — кивает она и задумывается, а потом садится на табурет. — Ерунда какая-то. А когда идём?
— Да вот, через полчасика надо бы уже выдвигаться… Мы вчера это обсуждали.
— Ладно, я тогда в душ заскочу, голову мыть не буду, не успею уже. Хорошо? Убери в холодильник мясо, пожалуйста.
Действительно, ерунда какая-то. Она выскакивает из кухни, но тут же возвращается обратно.
— Стоп! А что там с отцом? У тебя есть новости?
— Есть, — киваю я. — Дело лёгкое, ему ничего не угрожает, но может затянуться. Я хочу сегодня Чурбанова попросить, чтобы помог. Тогда всё решится практически сразу.
— То есть пока ничего не удалось сделать?
— Он пока остаётся в камере, но его скоро отпустят. Это не так, что раз, пальцами щёлкнул и всё готово.
— Понятно, — кивает она и снова исчезает.
Я иду следом за ней.
— Михалыч к нему ходил, всё там обустроил, проверил, перепроверил, еду принёс, не переживай. У него там всё есть, даже телик. Выпивки только нет. Но немного детокса никому не помешает.
Заходим в ванную.