Эмиссар

– Что скажете об офицерах-медиках и ученых? – спросил тем временем Сиско.
Должны прибыть завтра.
– ответил О'Брайен.
– Джейк, побудь здесь, пока я не вернусь, – попросил Сиско сына.
– Ладно, – согласился мальчик. – А где здесь пищевой репликатор?
При этих словах мальчика О'Брайен едва сдержал улыбку. Он определил, что сыну командора примерно двенадцать-тринадцать лет. По словам Кейко, это тот самый возраст, когда дети в еде начинают обгонять родителей.
– Боюсь, что все пищевые репликаторы неисправны, – с сожалением произнес мичман. – Но у нас есть целая куча офицерских пайков. Я пришлю тебе несколько.
– Па-ап! – пропищал Джейк.
Этот писк убедительнее многих слов говорил о том, что мальчик возненавидел место, куда занесла их сейчас судьба.
– Нам придется немного потерпеть, Джейк, пока мы все здесь не наладим. О'кей?
Тон, которым командор произнес эти слова, мичман называл «насильственным оптимизмом». Он звучал довольно мягко, но не допускал возражений. Что ж, Майлсу тоже иногда приходилось прибегать к нему, – О'кей, – ответил сын тоном, который означал, что он категорически возражает.
– О'кей, – еще раз подтвердил свою волю Сиско и улыбнулся.
Оставив мальчика, командор и мичман вошли в турболифт, который доставил их в управление.
– Здесь сердце станции, – с пафосом в голосе произнес О'Брайен.
Командор, кажется, не заметил пафоса, он тем временем рассматривал группу бахориан в форме Звездного Флота, которые о чем-то увлеченно говорили.
Высоко над их головами темнели иллюминаторы. Одни из них выходили на Бахор, другие – на причалы космических кораблей, а большинство – в открытое пространство, где на темном фоне ярко высвечивались звезды. Иллюминаторы имели миндалевидную форму и, как показалось О'Брайену, напоминали глаза кардасиан, уставившиеся в межзвездное пространство. Интерьер управления практически ничем не отличался от интерьера остальной части станции: те же мрачные темно-серые тона, та же строгость линий. О'Брайен подумал о том, что если не обращать внимания на открытые приборные панели, висящие провода, зияющие отверстия на месте приборов и вообще на весь этот беспорядок на станции, оставленный кардасианами, то можно допустить, что еще не все потеряно.
Мичман приступил к докладу командору о техническом состоянии управления станции.
– Это система жизнеобеспечения при аварийных ситуациях, это система связи, это управление транспортаторами, – перечислял мичман, то и дело вытирая выступавший на лбу пот. – Чтобы все это восстановить, придется, конечно, поработать, зато, когда все сделаем…
Командор кивал головой в такт рассказу механика, рассматривал поврежденные приборы и компьютеры.
– Впечатляет, – произнес он наконец.
Мичману показался странным тон командора. Такое впечатление, будто Сиско в это время мысленно находился далеко от станции. У Майлса даже возникло предположение, что командор не собирается оставаться здесь, что он уже принял такое решение. Какая досада! Майлс должен был признаться себе, что Бенджамен Сиско ему уже понравился. Пусть у него более свободная манера обращения с подчиненными, чем, скажем, у капитана Пикара, но это не беда. О'Брайен встречал офицеров с подобным стилем поведения и убедился, что результаты их работы заслуживали высокой оценки.
Между тем осмотр станции шел своим чередом.
– Хотел бы я знать, о чем думали создатели этой станции, когда сооружали вон ту нелепую клетку? – произнес О'Брайен, показывая на ступеньки, которые вели на крошечный балкончик, забранный металлической решеткой.
Сиско посмотрел в сторону балкончика и покачал головой.
– Это сделано для того, чтобы подчиненные могли смотреть на начальство с уважением – снизу вверх, – заметил он. – Что ж, кардасианская архитектурная мысль четко следует определенной логике.
– Да, сэр, – согласился мичман и в нерешительности остановился перед ступеньками. – Там, наверху, рабочее место руководства управления. Сейчас его занимает майор Кира.
– Это что, единственный офицер в управлении? – уточнил командор, оглядываясь вокруг в поисках других офицеров.
О'Брайен вздохнул и кивнул головой.
– Ладно, самое время посмотреть на майора Кира и познакомиться с ним, – с улыбкой произнес командор.
Мичман продолжал нерешительно переминаться перед лестницей с ноги на ногу, чувствовалось, его одолевали какие-то сомнения.
– Сэр, вы когда-нибудь имели дело с бахорианками? – не без смущения спросил Майлс. Сиско недоуменно посмотрел на мичмана.
– Нет, а что?
– Просто из любопытства, сэр, – ответил мичман с натянутой улыбкой.
Он решил, что сейчас не стоит объяснять командору, что к чему, пройдет несколько минут, и все поймет сам.
* * *
Сиско преодолел лестницу с качающимися ступенями в два больших прыжка. Он почувствовал облегчение оттого, что принял решение покинуть эту станцию. Конечно, знакомство с управлением произвело на него благоприятное впечатление, и О'Брайен оказался толковым специалистом, но… После прогулки по «центральной площади», осмотра предоставленной ему каюты, а главное, после того, как он понял, что Джейку придется постоянно бродить одному среди этих развалин, Сиско сделал окончательный выбор.
К тому же не выходил из головы этот странный сон, в котором ему явилась женщина-бахорианка. И это странное поведение монаха…
…Добро пожаловать, командор…
Вообще бахориане показались Бенджамену довольно загадочными, и он не прочь был бы узнать о них побольше, несмотря на туманные намеки О'Брайена относительно женщин-бахорианок. Все же интересно, что имел в виду мичман? «Просто из любопытства, сэр.» Надо же, так ловко ушел в сторону. А сущность его намека, скорее всего, означает предупреждение. Я, мол, вас предупредил, а там смотрите сами… Кое-что из намека мичмана командор стал понимать, как только вошел в небольшое помещение на балконе. Через стенку доносился резкий женский голос. Сиско посмотрел на О'Брайена, тот смущенно улыбался. Ясно, значит, командор оказался прав в своих предположениях: ему предстоит иметь дело с женщиной.
– Уберите это сейчас же, все, живо! – резко и властно отдавала распоряжения женщина.
Ей глухо отвечал мужской голос, судя по всему, из аппарата внутренней связи. Чтобы уловить смысл разговора, Бену пришлось напрячь слух.
– Вы говорите глупость!
– В следующий раз не спрашивайте о моем мнении!
Послышался резкий хлопок ладонью, что, видимо, означало отключение связи, и наступила тишина. Сиско с невозмутимым видом нажал кнопку звонка.
Дверь в кабинет почти мгновенно открылась. На вошедших с нескрываемой агрессивностью смотрела бахорианка с темно-рыжими волосами, зачесанными вперед: на щеки и на лоб.
Сиско подумал о том, что ее взгляд не просто агрессивный, он пылает агрессивностью, он мечет пламя.
– Ну что? – воинственно спросила женщина, сощурив свои большие глаза.
Она сердито затрясла головой, и в ее ухе зазвенели серебряные кольца, сразу несколько. Ношение украшений являлось нарушением устава. Командор неодобрительно глянул на серьги и в ответ получил взгляд, в котором сквозили откровенное пренебрежение и вызов. Сиско решил о серьгах и уставных требованиях поговорить в следующий раз.
– Я Бенджамен Сиско, – представился он.
– Полагаю, вам понадобится этот кабинет? – обдала его бахорианка ледяным взглядом.
Пропуская командора в помещение, она отступила шаг назад и стояла теперь, скрестив руки на груди.
Ее воинственное поведение с самого начала вызывало у Сиско улыбку, но он постарался сдержать свои эмоции.
– Я рассчитывал, что вначале мы поздороваемся, а потом мне покажут кабинет, – спокойным тоном произнес он. – Но мы сможем сделать это и в том порядке, который нравится вам.
Она поклонилась и с наигранным гостеприимством предложила кресло, в котором только что сидела.
– Здравствуйте! – продолжала играть бахорианка.