America Latina, или повесть о первой любви

В сельве — это громко сказано. По эквадорским законам, всякий, кто расчистил 30% какого-либо участка сельвы, имеет право стать его владельцем. Почему-то это правило действует и в большинстве заповедников, так что от окружающей территории они отличаются только тем, что за вход в них с иностранцев берут плату. Даже в самом диком уголке страны — Yasuni в глубине Амазонии — всего через месяц после его объявления заповедником началась широкомасштабная добыча нефти.
Достаточно появиться в лесу дороге или хотя бы колее, как лес вдоль нее мгновенно расчищается и превращается в пастбища с посадками бананов и прочих культур. А в радиусе десятков километров уничтожаются деревья ценных пород, крупные звери и вообще все, представляющее коммерческий интерес. Поэтому открытие одной нефтяной скважины означает потерю тысяч квадратных километров леса. Равнинные реки, а с появлением лодочных моторов — и предгорные, также служат дорогами. С воды кажется, что по берегам тянется лес, но за узкой полоской зелени скрываются все те же асьенды и ранчо. Лишь в маленьких частных заповедниках расчистки не происходит, хотя охотники забираются и туда.
Мы еще не представляли себе масштабов происходящего и отправились из Лаго Агрио в Cuyabeno — большой (3800 км2) национальный парк ниже по течению реки Напо. Нам пришлось проехать его почти весь, прежде чем мы нашли место, где с дороги было видно лес. Но и здесь все большие деревья были повалены, а из интересной фауны остались только некоторые птицы — якамары, черные дятлы с похожим на алое знамя хохлом, и еще кое-кто. Лишь у реки, на затапливаемой земле, лес сохранился чуть получше. Здесь мы впервые познакомились с колибри-отшельниками (Glaucis etc.) Эти птички живут под пологом леса и окрашены не очень ярко, но зато они необычайно любопытны. Если заходишь на участок отшельника, он непременно вылетает навстречу и зависает в воздухе прямо перед твоим лицом, чтобы получше рассмотреть.
Еще в этом лесу водились гигантские пауки Nefila (собственно, гигантские, размером с палец, только самки, а самцы у них крошечные) и много других. Вообще пауки в Амазонии обычно выглядят настолько причудливо, что не всегда можно сразу понять, что это. Многие из них похожи на веточки, капельки птичьего помета на листьях, якоря, циркули, оленьи рога, звезды и так далее, и расцветки тоже совершенно фантастические. Есть общественные пауки, оплетающие деревья сверху донизу, есть спутники бродячих муравьев, почти неотличимые от них внешне… Кого только нет!
Больше, кроме красивых желтых голуболицых цапель (Syrinma sibilatrix), мы в этот день ничего интересного не видели. Зато в Лаго Агрио мы обнаружили магазин «Браконьер» (название наше), где продавалось все, чего уже нет в лесу: шкуры выдр и оцелотов, сушеные руки обезьян, украшения из перьев ара — в общем, то, что по закону добывать запрещено.
В Лаго Агрио у нас возникла серьезная проблема. Мы так наслаждались путешествием по безлюдным пляжам, теплым лесам, уютным отелям и диким горам, что неожиданно остались без презервативов. Кому-то надо было идти в аптеку. «Конечно, тебе — ты же мужчина!» — заявила Юлька и оказалась неправа. В одной аптеке, как на грех, сидела строгого вида пожилая сеньора, а в другой — застенчивая девушка лет 16, с которой уж точно было бы легче объясняться Юльке. Обе аптекарши не поняли слов «презерватив» и «кондом», и обе чуть не упали в обморок, когда я попытался объяснить жестами.
К счастью, за спинкой кровати в отеле мы нашли один презервативчик (в упаковке).
Я радостно схватил его, помчался в аптеку, предъявил девушке и потребовал «это, и много». Бедняжка стала малиновой от смущения, но резинок отсыпала от души.
Кстати, потом выяснилось, что презерватив по-испански все-таки condom, но с ударением на первый слог.
Очередной деревянный автобус, в котором из-за жары и пыли гораздо приятней ехать на крыше, долго пилил по щебенке на юго-запад, пока впереди не возник одиноко торчащий в сельве вулкан Сумако (3900 м), а за ним — зеленые предгорья Анд. По дороге нас то и дело останавливали для проверки документов, при этом не забывая «регистрировать» всех иностранцев. Но из нас двоих регистрировали только Юльку:
мой паспорт отпугивал полицейских непривычного вида кожаной обложкой.
Следующую остановку мы сделали у пещеры Jumandi, названной в честь Хуманди — вождя индейского восстания в XVIII веке. Чтобы пройти вглубь пещеры, надо переплыть довольно широкое подземное озеро, держа фонарик и фотоаппарат на вытянутой руке, а потом долго идти против течения по быстрой подземной речке.
Сначала попадаются только колючие крысы, жгутоногие пауки и слепые рыбки в плесах, но потом в обе строны начинают отходить узкие щели с огромным количеством летучих мышей. Как правило, в каждой щели живут другие виды, и каждый раз приходится протискиваться туда сквозь узкие «шкуродеры», чтобы познакомиться поближе.
В пещере обитает не меньше 50 видов летучек, один другого причудливей. Есть тут и полупрозрачные «мыши-привидения» (Diclidurus), и «носорог» (Sphaeronycteris), и «злобный старик» (Centurio), и черт знает кто еще. Но самое сильное впечатление производят трещины, занятые вампирами (их здесь три вида и около тридцати тысяч штук). Они висят на стенах, как шевелящиеся черные занавеси, стаями снуют по камням (эти летучие мыши умеют очень быстро бегать), сотнями носятся в тесном пространстве пещеры, а их состоящий из свернувшейся крови помет, скапливаясь на полу, размокает и снова становится красным, так что кажется, будто идешь по кровавым лужам. Долго находиться в таких местах опасно (можно респираторным путем подцепить паралитическую форму бешенства), но зрелище стоит риска. Мне очень хотелось побродить ночью по окрестным пастбищам, чтобы увидеть, как вампиры нападают на скот, но мы торопились — до отхода баржи осталось меньше недели.
Соседний городок Тена оказался на удивление приятным, а цены в нем — низкими, в отличие от других городов Амазонии, где даже фрукты порой сравнительно дороги.
Наутро мы всего за час доехали до расположенного поблизости частного заповедника Jatun Sacha — маленького (~10х20 км) островка леса в море культурного ландшафта.
К тому времени мне начало казаться, что более или менее сохранившихся тропических лесов в Амазонской низменности вообще не осталось, а ведь это самое интересное, что есть на свете (с точки зрения биолога, конечно).
К счастью, несмотря на маленькие размеры, Хатун Сача оказался в отличном состоянии — здесь еще есть даже крупные животные, хотя некоторые группы, например, обезьяны, все же почти исчезли. На самой биостанции мест не было, но мы нашли неподалеку маленькую «турбазу». Там нам так понравилось, что мы провели на ней два дня, несмотря на очень высокую цену (хотя для нас по дружбе сделали невероятную скидку, все же по 100 $ пришлось заплатить). Но в нашем распоряжении оказалась уютная хижина с изумительным видом на реку, сельву и Анды, окутанный облачком бабочек пляж, вкуснейшее питание (плюс роща грейпфрутов под окнами) и, главное, роскошный лес с сетью узких тропинок.
Хатун Сача была для нас вознаграждением за долгие дни в дороге, похожие на КПЗ ночлежки, скуку сельскохозяйственных ландшафтов и холодные ночи в горах. Публика здесь на редкость приятная (и американцы-хозяева, и туристы), климат райский (был сезон дождей, но дождь шел не больше часа в день), а флора и фауна совершенно уникальные.
Когда испанцы пришли в Южную Америку, сельва сплошным массивом покрывала экваториальную часть континента от верховьев Ла-Платы до Ориноко и от устья Амазонки до Анд. Но так было не всегда. Примерно 50 тысяч лет назад большую часть этой территории занимали сухие леса, а влажные сохранялись в изолированных «островках». Их расположение нетрудно «вычислить»: там и по сей день заметно богаче видовой состав животных и растений, причем много видов-эндемиков, не встречающихся в других районах. В Амазонии таких «островов эндемизма» семь.
Три из них, увы, почти уничтожены: это Макарена в Колумбии, Центральный у города Манаус и Пара в устье Амазонки. От двух остались лишь заповедники: Бананал в Бразилии и Хатун Сача в Эквадоре (этот «островок» биогеографы называют Рио Напо). Только Гвианский «остров» на стыке границ Гайаны, Венесуэлы и Бразилии и особенно Ману в Перу еще в относительно хорошем состоянии.