America Latina, или повесть о первой любви

Из Пуно я поехал ночным автобусом в Такну на берегу океана у границы с Чили.
Автобус быстро катил по схваченному ночным морозом Альтиплано, пассажиры спали, закутавшись, или слушали проповедника — усатого сеньора благообразного вида с добрым взглядом. Мягким голосом седой человек напоминал нам простые истины — люби ближнего, не отказывай в помощи, не презирай нищего. Стопка христианских книжек, которыми он торговал, таяла на глазах.
Вдруг автобус резко затормозил. Маленький белый «рафик» торчал из кювета, задрав к небу задние колеса. Кучка аборигенов с потерянным видом сгрудилась рядом, стуча зубами. Любопытные пассажиры мгновенно высыпали на дорогу, но пронзительный ледяной ветер со снежной крупой загнал почти всех обратно.
— Что ты собираешься делать? — спросил проповедник шофера.
— Как что? Сейчас тросом зацепим и вытянем.
— Ты что, с ума сошел? Из-за каких-то грязных крестьян мы будем час торчать тут на морозе?
— Да ведь делов-то на пять минут!
— Ты моим временем не распоряжайся! Я твоему начальнику пожалуюсь — уволят в два счета! А ну, быстро поехал!
— Может, хоть людей заберем?
— Что? Без билета? Пускать в салон этих свиней? Клянусь Матерью Божьей…
— Поехали! — закричали несколько голосов из салона.
— Международная Инспекция по Контролю! — скромно представился я, подойдя к ним и помахивая Индульгенцией. — В чем дело, сеньоры?
— Сеньор инспектор, — склонился передо мной продавец книжек, — какая честь! Я вот тут принимаю меры против нарушений расписания…
— Всем мужчинам выйти из автобуса! — скомандовал я. — Цепляй трос, чего ждешь?
Ровно через минуту мы дружными усилиями вытолкали «рафик» на асфальт.
Проповедник пытался было поруководить, но я незаметно поддел его под коленки натянутым тросом, и он рухнул в грязную лужу, проломив тонкий ледок. После этого никто уже не мешал нам спать — бедный сеньор был вынужден раздеться догола и сидел рядом с шофером на горячей крышке мотора, стуча зубами.
В Такне было серо, сыро и очень холодно. Ежась, я думал о том, что мне предстоит проехать еще несколько тысяч километров на юг. Если здесь, на широте Фиджи, такой дубняк, что будет рядом с Антарктикой? Единственная надежда — на весну, которая должна вот-вот начаться, ведь скоро октябрь, а он в южном полушарии соответствует нашему апрелю…
На последние перуанские сольки я купил пару слайдовых пленок (в Чили они втрое дороже) и два мешка булок. В Чили установлены очень строгие карантинные правила — из Перу и Боливии запрещен ввоз продуктов. Причина — опасность завоза плодовой мушки, которая может уничтожить знаменитые сады. Для надежности при пограничных шмонах изымают не только фрукты, но даже консервы. Поэтому один мешок я спрятал в спальник, а другой ухитрился сжевать весь, пока ехал на такси к границе.
Машину мы взяли в складчину с японской туристкой, которая представилась учительницей английского (при этом по-английски она знала только слова «yes», «no» и «please»).
Перуанская виза у меня была просрочена почти вдвое, но пограничник спал на ходу и ничего не заметил. Чилийский таможенник обыскал мой рюкзак (булки не нашел) и повернулся к японке.
— No, please! — сказала она, прижимая к себе рюкзачок.
Чилиец удивился, но все же молча забрал у нее рюкзак и стал вынимать вещи одну за другой. Чем глубже он забирался, тем отчаяннее она протестовала. Через минуту мужик был абсолютно уверен, что где-то в рюкзаке спрятан героин или еще что-нибудь ужасное. Используя вопли несчастной жертвы как сигналы «горячо-холодно», он в конце концов сузил круг поисков до косметички.
— No, please!!! — закричала она, ломая руки.
Кровожадно усмехаясь, офицер вытряхнул содержимое косметички на стол. Там оказались пудреница, расческа, пачка презервативов и «тампакс.» Бедная японка чуть ли не билась в истерике, а таможенник никак не мог понять причину столь странной реакции. Машинально раскурочив тампон, он отпустил ее и долго озадаченно глядел вслед. Самое интересное, что по документам она и вправду была учителем английского.
На этой широте дождей не бывает даже в годы Эль-Ниньо, а туманы с моря проходят на высоте около пятисот метров, поэтому береговая пустыня и поднимающиеся над ней склоны гор абсолютно лишены растительности. Жизнь есть только в долинах рек, стекающих с Альтиплано. В устье одной из рек расположена Арика — самый северный город Чили.
Страна мне понравилась с первого взгляда. Народ живет совершенно по-европейски, но цены в супермаркетах вполне умеренные. Население представляет собой пеструю смесь выходцев из всех европейских стран, но говорит на внятном и правильном испанском. Несмотря на высокий уровень жизни, попутку поймать довольно легко — редкое сочетание. В первом же ларьке я, наконец, нашел чиримойю — странный чешуйчатый фрукт с непередаваемо нежным вкусом, словно смесь земляничного, ананасового и бананового йогурта. К сожалению, это чудо совершенно невозможно хранить больше двух суток.
В Арике есть даже свой вид колибри — Elidia garellia, который не встречается нигде в мире, кроме садов и предместий этого города. Она летает днем, а утром и вечером ее сменяет обычная в пустынях Перу Phodopis vesper. Другая достопримечательность городка — огромное скопление бурых пеликанов на набережных и причалах. Словно толпы древних ящеров-птеранодонов, длинноносые птицы тысячами сидят у моря, не обращая ни малейшего внимания на прохожих.
Из Арики начинается шоссе, идущее на Альтиплано и дальше в Ла-Пас. У стыка границ Чили с Боливией и Перу лежит большой национальный парк Lauca. Чтобы туда добраться, достаточно часок простоять на дороге и потом несколько часов трястись в попутном грузовике. Собственно, трястись-то особенно не приходится — даже в самых глухих уголках Чили прекрасные дороги. Выше, выше, и вот перед вами самое красивое место на всем Альтиплано — озеро Chungara на высоте 4800 метров.
Над озером возвышаются четыре идеально правильных ледяных конуса — вулканы Sajama (6250 м), Parinacota (6100), Сhungara (6001) и дымящийся Guiatiri (6070).
Поскольку было только одиннадцать утра, я решил слазить на Чунгару, благо лед из-за крайней сухости климата начинается только с 5800 м. К моему удивлению, вверх по склону вела инкская дорожка-лесенка. Еще большим сюрпризом был лес, ютившийся в лощине на высоте 4950 метров. Строго говоря, хотя эти заросли Polilepis tarapacana и считаются самым высокогорным лесом в мире, по-русски их правильней было бы назвать стлаником.
Никогда бы не подумал, что придется подниматься на шеститысячник по ступенькам.
Надо сказать, что это чертовски удобно. В полдень я достиг границы пуны (5100 м), в час дня на высоте 5300 растительность вообще исчезла, к трем начался ледник, а в пять я уже стоял на вершине и был буквально потрясен, обнаружив там развалины маленькой крепости. Взглянув в бинокль на вершины соседних вулканов, я обнаружил такую же крепость на Сахаме! Любой альпинист знает, что жить на такой высоте больше нескольких дней невозможно. Что они здесь делали? Еще Инка Гарсиласо де ла Вега писал об этих загадочных развалинах на вершинах ледяных гор, но для него они были такой же загадкой, как и для меня.
А может быть, им просто нравился вид с вершины? Отсюда открывается космическая панорама — черные и красные пики, языки застывшей лавы, россыпи разноцветных озер… В сухом воздухе можно разглядеть розовый налет фламинго на озерах, лежащих за десятки километров.
Обратно я просто сбежал бегом и в семь вечера снова был на озере. Здесь жизнь прямо-таки кипит, словно это не суровая высокогорная пустыня, а теплые субтропики. На цветущих лужайках пасутся викуньи (Lama vicugna), похожие на золотисто-рыжих верблюжат. По отмелям разгуливают ибисы, цапли-кваквы, совершенно не боящиеся человека белые андские гуси. Гиганские лысухи, которые за неимением камыша строят здесь гнезда из камней, с криками гоняются друг за другом. Дальше от берега раз за разом исполняют свои чудесные брачные танцы большие и маленькие поганки. Там, где посуше, бродят стайки куликов Attagis gayi, которые здесь заменяют белых куропаток.