Физик против вермахта (СИ)
«Как же холодно. Мама почему мне так холодно? Мама, я же босиком. А почему мы бежим? Мама, почему ты не отвечаешь? Мне очень холодно! Здесь же снег. Мама, слышишь, я замерз». Он бежал по полю к видневшимся в сотне шагов длинным баракам, как и десятки других детей. Было очень холодно. Под босыми ногами хрустел колючий, режущий кожу снег. Сзади подгонял захлебывающийся лай собак, раздавались злые отрывистые команды на незнакомом языке…
«Холодно! Это же холодная вода! Аа-а-а! Не надо! Мне холодно! Хватит! Хватит! А-а-а-а!». Его вместе с другими деться загнали в комнату с каменным полом и начали обливать обжигающе холодной водой, сопровождая все это издевательским холодом. То и дело жирный мужик в клеёнчатом фартуке начинал с силой тереть их жесткой мочалкой, что-то при этом приговаривая. Он тер мочалкой с такой силой, что сдирал кожу до крови. Его это даже веселило…
«Эта конфетка мне? Правда-правда? Это правда мне? Я возьму? Мне, правда, за это ничего не будет… Она какая-то горькая и невкусная. Фу. Плохая конфета… У меня животик заболел. Больно. Дотронуться больно». Он корчился на полатях, сколоченных из голых досок, и стонал. Скрежетал зубами, но не издавал ни звука. За громкие крики здесь полагалась трепка от надзирателя, который всякий раз с удовольствием пускал в дело деревянную дубинку. То испытание нового яда маленький Коленька пережил только чудом…
«Что? Не надо, тетенька! Не надо! Я очень боюсь уколов. Это, правда, не больно? Вы ведь немножко кровушки возьмете? Точно-точно?». С расширявшимися от ужаса глазенками Николай смотрел, как медсестра в маске на лице, чертыхаясь, искала вену на его руке. Она снова и снова колола иголкой в и без того истыканное место на серо-синей коже. Наконец, иголка попала в нужное место и по тоненькой трубочке потекла багровая жидкость. Правда, шла она с трудом, отчего приходилось то и дело с силой мять детскую ручонку…
«А кушать нет совсем? Ничего-ничего? Даже маленького кусочка хлебца? Мне совсем маленький кусочек…». Шатаясь от сильной слабости, он снова и снова лизал металлическую тарелку, в которой не было и следа на похлебку. Рядом сидели такие же маленькие, высушенные едва ли не до бестелесного состояния, скелетики. Еще пока живые. Многие из них уже который день не вставали с досок, не шевелились. Лишь их глазенки в глубоко впавших глазница еще дергались…
— Николай Михайлович, миленький, не умирайте! Слышите меня⁈ — у хрипящего тела, корчившегося на кресле, заламывала руки девушка. — Где скорая? Где их носит? Витя, сделай что-нибудь? Что ты стоишь столбом? Николай Михайлович? Что? Что вы говорите? — всхлипывала девушка. — Я не могу разобрать. Я не понимаю!
Бедный старик, выгибаясь всем телом, снова и снова пытался что–то сказать. Но ставшие непослушными губы издавали лишь неразборчивые звуки.
— Расскажите… Эдичке… Расскажите… Я не успел. Я не успел. Слышите? Расскажите ему про Саласпилс… Я был там. Я все видел… Он же ничего не понимает. Эдичка ничего не знает. Расскажите ему все… Пусть он знает про Саласпилс…
Суетившиеся вокруг умирающего люди пытались что–то сделать: брызгали на него водой, распахивали окна, пихали в рот таблетки, массировали грудину. Однако, все их усилия были тщетны. Николай Михайлович Теслин, малолетний узник концлагеря близ Саласпилса, лауреат государственной премии, орденоносец, ученый и изобретатель, умирал.
Он уходил, сожалея лишь об одном… Не об умершей от рака супруге, не о загибающемся заводском гиганте, не о друзьях и знакомых… В его умирающем сознании билась одна единственная мысль о том, что он не успел рассказать своему внуку о лагере Саласпилс. «Господи, я же не успел ему рассказать о лагере! Господи, я не успел… Слышишь⁈ Я должен ему рассказать! Должен успеть все рассказать… любой ценой».
Его бестелесная оболочка с огромной скоростью начала движение вне времени и пространства туда, где и должна была найти вечный покой. Однако, вдруг случилось странное. Движение в никуда сначала замедлилось, а потом и совсем сошло на нет. В какой–то момент его дернуло вниз и все завертелось по новой.
Резкие усиливающийся свист! Тьма! Тьма! Тьма! Тьма, внезапно сменившаяся светом! Резко! Сильно! В него ворвался всепоглощающий свет! Давящий, мощный, выбивавший все и вся, свет заполнил его мятежную душу, полностью поглощая сознание…
Глава 2
Новая жизнь
Северо-Американские Соединенные штаты, г. Нью-Йорк, отель Нью-Йоркер.
Громадина отеля Нью-Йоркер, устремившаяся ввысь на высоту 43-х этажей, расположилась в Швейном районе Манхэттена, вокруг которого расположены Пенсильванский вокзал, Мэдисон-сквер-гарден иТаймс-сквер. В этом гиганте располагалось более 2-х тысяч номеров.
Огромная дубовая дверь, отделанная ярко начищенными бронзовыми накладками, отворилась, пропуская невысокого седого господина с тростью в руке. Стоявший при входе в отель пожилой швейцар в красном мундироподобном костюме с достоинством поклонился постоянному постояльцу. Тот в ответ благожелательно кивнул и, не глядя по сторонам, шагнул на дорогу.
— Сэр! Постойте! — лицо швейцара внезапно перекосило; он дернулся вслед за постояльцем. — Сэр! Остановитесь!
Следом пронзительно взвизгнул клаксон и раздался глухой удар. Потом противно заскрипели тормоза и ярко-красный кургузый автомобильчик с выступающими крыльями, резко вильнув влево, встал колом, едва не своротив здоровенный пожарный гидрант на тротуаре.
— А-а-а-а! — заверещала, как сумасшедшая, мимо проходившая женщина. — Убили! Полиция!
От угла здания уже несся полисмен, тряся пузом, сверкающей бляхой и дубинкой. Тяжело дыша и обливаясь потом, он оказался возле собиравшейся толпы людей.
— Живой, вроде. Дышит… Да, полегче! Куда так его тащите? — на разные голоса галдела толпа. — На ноги его ставьте! Черт, осторожнее… Сэр, с вами все хорошо? Вы слышите, сэр? Что вы его тормошите? Он же ничего не понимает! Посмотрел бы я на тебя после такого удара. Ты бугай, а он старикан. Еле-еле дышит… Сэр, вы меня слышите?
С трудом отдышавшись, к разговору подключился полисмен:
— Сэр, как вас зовут? Что? Повторите еще раз… Никол… Теслен… Проклятье, опять из эмигрантов что ли? Что за имя такое? Сэр? Как ваше имя?
Сидевший на дороге старик с неестественно бледным лицом только качал головой в ответ, время от времени пытаясь что-то пробормотать. Он непонимающе щурился по сторонам. Еле слышно постанывал.
— Я его знаю! Пропустите! Это наш постоялец, — из-за спин плотно стоявших людей кричал швейцар. — Отойдите, ради всего Святого! — с кряхтением он встал на корточки. — Это же мистер Тесла! Сэр! — швейцар уже повернулся к полисмену, важно глядевшего на него. — Это наш постоялец, мистер Николо Тесла! Он ученый. О нем еще писали в газете. Неужели вы не читали? Мистер Тесла, как же вы так? Это я, Фарелли. Давайте, я вас отведу в номер! Томми! Подь сюды! Мистеру Тесле надо помочь!
Вместе с подбежавшим мальчишкой в красном пиджачишке с отельной символикой на груди они помогли старику встать на ноги. Ноги у того подрагивали, самого шатало. Поэтому идти им пришлось медленно, то и дело придерживая начинавшего заваливаться постояльца.
— Аккуратнее, Томми, — сквозь зубы пробормотал швейцар, заходя в лифт. — Мистер Тесла, вы в порядке? Ничего, ничего. Немного поспите и все будет в порядке. Наша Аннет сделает ваш любимый бульон. Он быстро поднимет вас на ноги. Моего брата как-то задело повозкой, как вас сейчас. И что думаете? — он продолжал болтать не переставая. — Брат полежал около суток, а потом побежал к печи. Представляете, мистер Тесла, он ел так, словно голодал несколько дней! Вот и ваш номер.
За этой болтовней они незаметно оказались возле двери под номером 3327. Старика осторожно провели через порог в довольно большую комнату, где уложили на кровать. После, стараясь не издавать громких звуков, покинули номер.
… Поздно ночью лежавшее на кровати тело вдруг выгнуло дугой. Старик открыл глаза и резко встал.