Идеальные

Даже став взрослой, Селеста, предаваясь воспоминаниям, ощущала порой жар от того школьного прожектора и зуд от зеленой картонки, прилепленной скотчем ко лбу. И ее вновь охватывала такая же паника, что обуяла семилетнюю девочку, едва та осознала, что осталась единственной былинкой на сцене. Проблема Селесты заключалась в том, что актерская игра для нее была равноценна лжи, а ложь Селесте претила.
– В ее поведении перед поездкой? – переспросила она. И удивилась, услышав свой голос: он стал вдруг хриплым и скрипучим. Прокашлявшись, Селеста сказала: – По правде говоря, я не обращала большого внимания. Я была слишком занята собственными проблемами.
  
Глава 14
 
Селеста
Днем ранее
Рейкьявик, Исландия
До того как «Розовый кошелек» пригласил ее в Исландию, Селеста уже совершила два рекламных тура за рубеж. Сначала – незадолго до того, как забеременеть – она посетила Ривьеру-Майя, а потом – через три месяца после рождения Беллы – Селеста побывала в Сен-Бартелеми.
В Сен-Бартелеми она большую часть времени провела, перебирая, щупая и пытаясь растянуть под свою новую послеродовую фигуру дешевые платья и закрытые купальники. Селеста еще никогда не чувствовала себя настолько неуютно в собственном теле. И никогда не испытывала такую сильную неловкость, как на приветственном ужине, на который она пришла с молокоотсосом. Сцеживать молоко полагалось по расписанию в семь вечера. Но во всеобщей суматохе и возбуждении Селеста потеряла счет времени, и в восемь часов, при смене закусок, она положила в рот кусочек пряного шевра и ощутила знакомое напряжение во всей груди. А через несколько секунд чуть не сгорела со стыда: над каждым соском на ее блузке проступили молочные пятна. Посидев для приличия еще немного, Селеста поспешила уединиться в номере. И за просмотром фотографий Беллы в мобильнике разревелась.
А в этот вечер, последовав за Алабамой в столовую на приветственный ужин «Розового кошелька», Селеста почему-то почувствовала точно такую же связь с Беллой, какую ощущала, когда дочь родилась. Нет, Селеста больше не беспокоилась, что без ее бдительного присмотра Белла запутается в шнурах оконных жалюзи. Да только самым разочаровывающим аспектом материнства оказалось другое: чем старше дети, тем менее очевидны и предсказуемы угрозы и опасности для них.
«Учителя, как правило, не замечают аутистических симптомов у девочек», – вычитала перед ужином Селеста в еще одной статье, высветившейся в поисковике мобильника. Как будто эта статья адресовалась конкретно ей. Они уже оделись к ужину, Алабама устремилась к двери, и Селеста подавила желание сделать скриншот важнейшего фрагмента и переслать его немедля Луи.
А сейчас она пыталась вникнуть в речь Алабамы, шедшей впереди нее по лестнице:
– Так вот, я сказала ему: «Раз ты слишком занят, чтобы пообщаться с собственной женой, что ж, прекрасно. Я исчезну из твоей жизни почти на неделю. Но если твой томатный куст не может подождать хотя бы полчаса, так, может, проблема в тебе, как ты думаешь?»
Алабама разозлилась на мужа за то, что он быстро прервал их телефонный разговор незадолго до ужина. «Мне нужно полить томатный куст», – объяснил жене Генри. А когда Селеста предположила, что томатный куст был очень капризным, Алабама сверкнула глазами:
– Я вообще не буду разговаривать с ним завтра; у нас поход по леднику и все такое. Будет чем заняться. – Она с яростью вонзила тонкие каблуки в нижнюю ступеньку, подчеркнув свою решимость двумя глухими стуками. – Пускай изводится муками совести, если я погибну на леднике, и слова о засыхающем помидоре окажутся его последней фразой, сказанной мне.
Алабама перекинула через плечо свою толстую косу. А Селеста озадачилась в неуверенности: говорила ли подруга ей это конфиденциально или же была готова поделиться личной информацией с любым человеком в радиусе пяти футов?
– И знаешь что еще? – продолжила Алабама, маршируя к столовому залу.
 
– Что? – переспросила Селеста, хотя уже догадалась, что ей скажет беспечная Алабама.
– Я думаю, что у него роман.
Алабама толкнула дверь в столовую, а пораженная Селеста на мгновение позабыла, что надо войти, и замерла на месте, уставившись в спину подруги. Селеста глазела на нее, пока дверь не закрылась, снова изолировав ее от баса, звучавшего в другой комнате.
Слово «роман» Алабама произнесла так обыденно, как Селеста сообщила бы о том, что у нее голова разболелась.
Вспомнив, где она находилась, Селеста открыла дверь. Алабама уже дошла до середины комнаты, даже не заметив, что оставила подругу в коридоре.
Селеста поспешила за ней – к арке из воздушных шаров, искусно устроенной над окнами дальней стены. Причудливые тени от розового латекса колыхались под дуновением кондиционера над раскладным столом, у которого координатор поездки размахивала планшетом с зажимом – тоже розового цвета. Селеста оценила приверженность «Розового кошелька» унифицированной стратегии брендинга, но все эти розовые атрибуты на фоне ужасных зеленых стен и внушительного серого неба за окном выглядели, мягко выражаясь, неуместно.
Остановившись рядом с Алабамой, Селеста скосила глаза на стол. Там лежали бейджики, выполненные в виде миниатюрных розовых предметов гардероба. Алабама ужа отдирала пластиковую подложку с розового сарафана. Координатор поездки, Скай, с улыбкой вручила Селесте ее имя, напечатанное на миниатюрной паре розовых каблучков. Забирая бейджик, Селеста обратила внимание на то, как много розовых аксессуаров и одежд еще осталось на столе: юбка-карандаш, платье макси, крошечный кошелек. Похоже, они с Алабамой были в числе первых, кто пришел в столовую из своих номеров.
– Можете пока пообщаться, – сказала Скай, обводя рукой зал, хотя на тот момент в нем было, помимо них, только три женщины. – Скоро мы начнем игры-приветствия, и Дельфина говорит, что основное блюдо будет подано в восемь.
Не желая показаться грубой, Селеста улыбнулась, хотя при мысли о приветственных играх ее кожа мгновенно покрылась мурашками. Она встревоженно посмотрела на других женщин. Ни одна из трех не обратила внимания на новоприбывших гостий.
Двух из них Селеста узнала сразу: это были Эмили фон Парис и Марго Мёрфи (обе из округа Ориндж, обе с одинаковым оттенком русых волос). В какой-то момент Эмили и Марго приняли совместное решение стать настолько похожими, насколько могут быть идентичными разные люди. И они уже были настораживающе близки к успеху. Обе явились на ужин в брюках paperbag и танк-топах разных цветов. Стоило Селесте прищуриться, и они слились в одно пятно балаяжа.
Третью женщину Селеста не опознала, и находилась та слишком далеко, чтобы прочитать ее имя на бейджике. Ниже остальных ростом, она вертелась рядом с Эмили и Марго в абсолютно белой тунике и черных кожаных джинсах.
Селеста повернулась к подруге, скрестившей руки на своем голубом, плотно облегающем фигуру платье из гинема. Когда Алабама, собираясь на ужин, вытащила его из своего чемодана, Селеста удивилась кольнувшей ее зависти. Ей захотелось стать настолько же самоуверенной, чтобы, если не надеть, то хотя бы представить себя в таком платье. Это была эксклюзивная модель из новой позднелетней коллекции «Розового кошелька» под названием «Дороти сражает Вегас».
– Ты же не думаешь на самом деле, что Генри тебе изменяет? – спросила Селеста.
И пригладила краешек своего бейджика на блузке, надавив пальцами на оба тонких каблучка. Блузка Селесты была из весенней коллекции «Розового кошелька», да еще и предыдущего сезона – белая, с выбитым узором, открытой спиной и присборенными рюшами по срединной линии переда. Селеста скомбинировала ее с любимыми джинсами-скинни с высокой посадкой и эспадрильями. И, возможно, она не выглядела так, как подруга, затянутая в гинем, но зато была очень довольна своим прикидом.
– Что? – рассеянно переспросила Алабама.
– Ты сказала, что считаешь, что у Генри роман.