Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ)

Annotation
Я вернулся назад. Вернулся туда, где страна по имени СССР ещё дышала на ладан. В страну не дураков, но умирающих гениев. И вернулся затем, чтобы повести за собой. Чтобы прожить новую жизнь и попытаться изменить если не всё, то многое...
Кодекс пацана. Назад в СССР
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
 Кодекс пацана. Назад в СССР 
 Глава 1 
'Всегда предупреждай родителей куда идёшь,
с кем и когда вернёшься.
Это очень важно — только тогда тебе смогут помочь в случае опасности!'
Памятка «Правила поведения на улице»
— Унгазун гарунге, унгазун гарунге! Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
Мотив знакомой песни вырвал меня из тяжелого сна. Из того сна, где я, пятидесятидвухлетний мужчина в самом расцвете сил, упал на землю от подлого удара по голове…
— Унгазун гарунге, унгазун гарунге! — песня продолжала заливаться в моё подсознание.
Я шевельнулся, ощутил на себе легкое одеяло, под головой большую подушку. Лежу в тепле и неге, и прямо до крайности не хочется просыпаться. Хочется ещё чуточку поваляться, может быть увидеть другой сон, порадостнее первого.
— Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
— Сашка! Вижу, што не спишь! Ты это… вставай, умывайся. Там чайник только закипел, позавтракай. После «Рабыни Изауры» пойдем на эту, как её, на фазенду! — раздался насмешливый голос мамы.
Мамы? Да ну нет, это сон. Это новый сон.
Или не новый?
Ведь прошлый ещё был так ярок, так свеж. Прошлый сон, где я шел по улице вечернею порой, заступился за парня с девчонкой и получил удар по затылку. И прежде, чем раздался музыкальный перезвон вечно страдающей рабыни Изауры, я слышал крик: «Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!»
И потом я в тепле и неге… Я чуточку приоткрыл глаз и постарался оглядеться из-под ресниц. Постарался выглядеть спящим.
Ага, маму хрен обманешь!
— Я вижу, как твои глаза дергаются! Вставай давай, а не то сейчас ковшик на бошку вылью! — раздался недовольный мамин голос.
И ведь выльет! Придется потом и подушку, и одеяло с матрацем на улицу тащить — сушиться.
— Всё-всё, встаю, — пробормотал я и откинул одеяло, опуская ноги на выцветший и наполовину вытертый ковер.
По черно-белому телевизору «Рекорд» шла очередная серия страданий молодой рабыни, чья судьба заставляла приникать миллионы советских граждан к экранам своих телевизоров, а потом на полном серьезе обсуждать все перипетии жизни Изауры, Леонсио, Тобиаса и остальных. Рядом с телевизором гудел пожелтевший от времени трансформатор. На полированной верхушке аппарата чернела коробочка усилителя ТВ-сигнала «Брянск», но даже с ней по экрану пробегали помехи.
Хм, а ведь во сне у меня был нормальный такой пятидесятипятидюймовый телевизор «Хаер». А тут «Рекорд»… Черно-белый и суровый, с кусочком отломанного переключателя внизу — привет «лентяйкам ДУ».
Я взглянул на свои худые ноги, выглядывающие из трусов-семейников, на майку-алкоголичку,в которой в двух местах были дырки. Взглянул, потер лицо руками, не ощутил привычной утренней щетины и меня пронзила мысль — это вовсе никакой не сон!
И всё было! Было взросление, были девяностые, двухтысячные, всё было, а сейчас…
Я вернулся в прошлое? Где я?
Сейчас я снова находился в нашей старой однокомнатной квартире, где стояли родительский диван и моя кровать у печки. Где накрытый покрывалом стол притулился возле окна, а за ним белел шкаф-пенал. Где телевизор красовался на большом комоде, чьи ящики нужно было выдвигать дерганьем, а задвигать с хеканьем. Где родительский диван подпирал громоздкий коричневый трехдверный шкаф с облупившимся лаковым покрытием на дверях. Где белый бок печки был третьей спинкой моей кровати… Где заканчивал обстановку комнаты буфет с зеркалом внутри и обязательным чайным сервизом, ни разу не вынимавшимся для гостей, а стоявшим только для красоты.
 
В этом буфете помимо зеркала за стеклянными дверцами было ещё одно — справа. В нем я и отражался, молодой, вихрастый, с почти сошедшим синяком под левым глазом. В трех шагах, на сложенном диване сидела мама. Молодая, не больше тридцати семи, с чашкой чая в одной руке и бабушкиным пирогом с черникой в другой. Ситцевый халат в горошек перешел из разряда фабричной формы в разряд одежды домашнего донашивания.
— Ну, чего смотришь? Там ещё пироги есть. Вот если бы ты в лес ходил, а не на б…дки-гулянки, то и пирогов было бы больше, — мама по-своему оценила мой взгляд.
— Да ну, чего ты? — проговорил я осторожно. — Какие гулянки?
— А после которых приводы появляются. Как только в ментовку-то не угодили. Участковый и так шакалом смотрит, всё на тебя хмурится. Иди, умывайся и завтракай. Сорняки-то сами себя не соберут.
Чтобы не вызывать подозрения своей шокированной рожей, я поднялся, заправил кровать и поплелся на кухню. Знакомая кухня, знакомая печка, знакомый вытертый линолеум и два ведра воды возле газовой плиты. Газ поступал от газового баллона, стоящего на улице. Его ещё нужно было менять по мере опустошения у приезжающего раз в неделю дяди Феди.
И не дай Бог опоздаешь или забудешь… Тогда только электроплитка придет на спасение. А к ней и обязательный «жучок» на электросчетчик, а то мотает эта плитка как не в себя…
Я налил в треснутую кружку заварку из чайника, добавил кипятка, уставился на блюдо с пирогами, накрытое вафельным полотенцем, и задумался. Пока думал, нацепил трико с вытянутыми коленями и натянул носки. Трико домашнее, в нем можно и дома пофорсить и на огород прогуляться…
Блин, а ведь было это уже так давно… Около тридцати лет назад! И вот я также просыпался, и фингал у меня был под глазом. И на «фазенду» ходили.
Но потом-то я вырос. Потом я закончил Шуйский педагогический университет на факультете физической культуры. Армия в спортроте. Не раз выигрывал областные соревнования по боксу, потом устроился тренером на спортивную базу. Тренировал ребят, под конец жизни решил осесть в Юже, устроился учителем физкультуры в третью школу.
А что в конце? Как я сюда попал?
Помню, как неторопливо прогуливался по тенистой Советской улице, свернул на Глушицкий проезд и обернулся на девичий крик. Заметил, что четверо крепких ребят возле магазина «Красное-Белое» яростно наседают на парочку. Парень защищал девчонку, но уже получил несколько ударов по лицу и теперь на его подбородке краснела юшка.
— Эй, ребята! — крикнул я. — Чего же вы четверо на одного? Это же не по-пацански! Если выскакиваете, то раз-на-раз хотя бы!
— Дед, вали на х…! — последовал ответ.
Вроде всех местных я знаю, как и они меня — работа с молодым населением приносит определенную известность. Но вот этих ребят видел впервые. Дерзкие, резкие, но… какие-то нервные. Постоянно оглядывались, словно опасались чего-то.
Рядом с «Красным-Белым» увидел местами проржавевшую «Мазду-тройку» с владимирскими номерами. Так это гости так беспределят?
Вот парня с девушкой я знал, они выпустились в прошлом году из моей школы. И парня вроде бы Серегой звали, вот имя девушки вспомнить не мог…
— Пи…ры ковровские, валите на хрен! — выкрикнул защищающий девушку Серёга.
— Ты кого пи…ром назвал? А?
Серёга ещё раз получил в челюсть и рухнул на асфальт, сплевывая кровь. Девушку держал четвертый, не давая ей вырваться из крепких рук.