Хозяйка Мозеби (СИ)
Нина снова чувствовала спиной взгляд барона и с трудом сдерживалась, чтобы не ускориться, так была смущена своим поведением и неуместным любопытством.
«Больше не пью с ним! И вообще не пью! Хотя? Ничего страшного не произошло, чего это я так разволновалась? Лучше о шерсти думай, Розанова, тебе теплые вещи нужнее, чем внимание мэра, даже такого красивого!».
С такими мыслями виконтесса Флетчер увлекла спутников в сторону порта (функцию GPS исполнял удивлённый Йорген), где закупилась мотками настоящей деревенской шерсти: черной, грязно- белой, серой, грубоватой, но чистой и не пахнущей овцой.
Старьевщица Фрида, действительно, была не очень довольна приходом незнакомки, но узнав, что она неместная, и шерсть ей нужна для собственных нужд, оттаяла и продала мешок непряденой шерсти и мешок готовых клубков разного объема за (по словам Айрис) символическую цену.
- Дома дороже берут, госпожа, уж не знаю, почему – успокоила служанка Нину. – Гленна жаловалась, что носки протираются быстро, а пряжа дорогая, 12 шиллингов за пять мотков меньших, что на пару носок хватает.
«Вон оно что, и тут носки в почете…Ну, цены я не знаю, куплено – не прожито. А из шерсти надо настегать одеяло. Эх, маловато взяла! Где бы еще добыть?» – отвлекала себя всю дорогу попаданка, лишь бы не вспоминать обед и чарующий голос барона.
Глава 25
Следующий месяц для Нины промелькнул в мгновение ока. Вернувшись, она сообщила старосте о начатой компании по сбору налогов, и Ларс Бор организовал народ на соответствующие действия.
Нина с караваном из подвод, нагруженных зерном, копченой и вяленой рыбой, бочонками с топленым маслом, салом, медом (внезапно!), соленой сельдью, солониной, копчеными же окороками, горшками со сметаной и творогом, даже тыквами(?), не поехала, а отправила Ивера, на всякий случай вручив охраннику сто далеров.
- Ивер, вдруг не хватит? Ты уж проследи, чтоб долгов не было, не люблю я это дело, – наставляла она опешевшего от суммы Петерсена.
- Госпожа, да зачем Вы свои- то? Староста пусть выкручивается! Он мужик опытный, не первый раз, небось… – отнекивался страж.
- Ивер, пусть будут! Если все обойдется, разменяй и купи еще чего надо, шерсть ту же, Ида чего закажет. Думаю, как дороги развезет, доехать будет сложнее, – настаивала Нина, а сама переживала, как пройдут поборы и чем зимой будут питаться крестьяне, да и она с домашними.
До деревень виконтесса так и не доехала, но, со слов Лейса, и этот год народ переживет, как раньше. Урожай собрали обычный, что- то там перераспределили, где- то ужались…В общем, не забивайте, леди, голову, голодать не придется. А вот дальше…
Да, о будущем Нина думала почти постоянно. Дитя «совка» беспокоилась об отсутствии магазинов, конкретных запасов в подвале и холодильнике, о дровах для отопления, о корме для скотины.
«Ну, пока деньги есть, проживем. По весне пусть распахивают как можно больше, чтоб и самим, и на продажу хватало. И картошкой надо заняться: прям, как в России, насильно заставлять! И пшеницу надо – муку- то где брать? И овощей посадки увеличивать, не может же не быть в них потребности?» – крутила мысли Нина, пока стегала свое первое одеяло.
Попаданка знала сие рукоделие в теории: не пришлось заниматься самой, только видела, как бабушка когда- то готовила ей приданое (одеяло красное атласное, подушки перовые, постельное белье шила на старенькой ручной машинке).
Но, как говорил лесник Кузьмич, «жить захочешь – не так раскорячишься», и вместе с Айрис они смогли сделать простое, квадратами, одеяло. Верх – печворком из лоскутов отстиранных платьев, камзолов и прочего тряпья с мансарды, низ – купленное в городе полотно.
Искололи пальцы, сломали спины, Нина материлась про себя, но добились результата! Следующее, с учетом ошибок, пошло легче, пригодились и короткие отрезы, что набрали «на авось» при поездке в столицу острова.
Ида дивилась на госпожу, занимающуюся тяжелым, в общем- то, трудом, но на ус мотала: одеяло получилось лучше, чем те куски сукна, что она использовала как покрывала для детей и мужа.
Не то, чтобы она раньше не видела такое, просто своего дома у Петерсенов не было, съёмные комнатки развернуться не давали, да и работать приходилось, где уж рукоделием заняться! Купить – дорого, а кусок толстого сукна и подстилкой служил, и покрывалом…А вот теперь- то надо бы. Хорошо у госпожи получилось!
* * *
Ларс Бор явился в Мозеби спустя неделю после отправки каравана и оплаты налога. Ивер ранее доложил госпоже о том, что крестьяне благополучно выполнили обязательства перед короной, долгов не оказалось.
Командир охранников (так называла его хозяйка), следуя указаниям Нины, купил в городе еще два мешка шерсти даже лучшего качества: старьевщица Фрида, раздобрившись, продала ему и пряжи крашеной, сказав, что ей сейчас невмочь вязать. Правда или плата ее больше устроила, неизвестно, но Розанова была рада – зима долгая, будет чем заняться.
Помимо одеял, Нина занялась и своим гардеробом: воспоминания о собственной неухоженности при встрече с мэром подстегнули.
«Вот так заедет, а я опять замарашкой себя выставлю» – думала попаданка, разрываясь между желанием увидеть красавца- барона и боязнью поддаться неуместным в ее положении романтическим чувствам.
В принципе, ничего такого смертельного в ее мечтах не было: в реальность возможного романа между ними она искренне не верила. Так, погрезить, как над книжной историей, пофантазировать перед сном, уплывая в мир чувственных иллюзий: ласковых слов на ушко и жарких объятий с обязательным хэппи- эндом, включающем детишек, регулярный секс и финансовое благополучие.
Нина Андреевна, читая выдумки авторов о второй жизни подобных ей попаданок, всегда удивлялась тому, как ее соотечественницы, оказавшись в ином мире, почти сразу становились эдакими секс- бомбами: все- то их любят, читай – хотят, они тоже не отстают в постельном фитнесе, обнаруживая в себе бездну страсти и очарования.
Нина не могла этого понять, даже принимая во внимание буйство гормонов молодых тел, сплошь и рядом достающихся попаданкам. Управлялись- то эти тела пожившей душой, зачастую – уставшей и разочарованной. Неужели вот так, с места в карьер? А прошлые страхи, боль и комплексы? По мановению волшебной палочки исчезали?
Кто знает, что там у других, а вот у Нины, несмотря на симпатию к барону и испытываемые в его присутствии волнения телесные и душевные, прошлое сидело глубоко и прочно. Смешно, но женщиной она себя воспринимала по определению, но не фактически.
Вернее, затюканная мужем, Нина Андреевна всякие оргазмы, «бабочки в животе», поджатые пальцы ног и затвердевшие соски с собой не ассоциировала, потому как НИ РАЗУ такого с мужем не испытала, а других мужчин у неё не случилось.
В период влюбленности в Кирилла она трепетала, да, но о большем не задумала, поскольку отакомдумать было неприлично, а уж говорить – тем более. Секс у них был быстрый, неловкий, редкий и однообразный (как она позже осознала). Какие такие прелюдии? Знать не знаем, ведать не ведаем.
Однажды, стоя в очереди, Розанова услышала определение, данное вполголоса какой- то женщиной своему мужу или знакомому, неважно – «сунул, вынул и пошел». Нину тогда покорежило от пошловато прозвучавшей фразы, но со временем она вынуждена была признать, что суть ее интимной жизни эти глаголы отражали точно.
Сожалеть о потерянном бесполезно, искать виновных поздно, да и чего искать- то? Сама и виновата, в первую очередь…
«Все, остановись, дорогая, только нервы мотать в новой жизни по этому вопросу не хватало! – приказала себе Нина. – Может, тут я смогу преодолеть себя и открыть мир этих, плотских утех, хотя бы в чисто исследовательских целях? Нинель- то тоже, небось, такое не испытала… И тут совпали…Ну уж на двоих должно же повезти хоть раз, с нормальным мужиком, не садистом и абьюзером? Эй, силы небесные, подсобите рабам вашим, а мы в долгу не останемся!»