Изгои (СИ)

— А что, если мы не встретим никого?
— Пойдем искать кишлак, — сказал Луцык. — Ты ведь был в Казахстане, не так ли? Там много кишлаков?
— Да я в городе в основном жил, в Алма-Ате. Где-то пару раз на природу выбирались. На бабушкину дачу.
— И что, красивый город Алма-Ата?
— Большой.
— Это хорошо.
— Там шашлык на каждом углу, плов, манты…
— Слушай, Кабан, еще раз о жратве заикнешься, я тебе рыло начищу и не посмотрю, что ты мой друг.
— Все. Нем как рыба.
Но молчал он недолго:
— А хотите, я вам свой сегодняшний сон расскажу?
— Валяй. Все равно делать нечего.
— Значит так. Во сне мне было дико страшно. И вот почему. Снилось мне, что парю я на огромной высоте, держась левой рукой за стенку какого-то люка. Оттуда свисает канат, и я правой рукой пытаюсь намотать его вокруг запястья, затем отпускаю левую руку и цепляюсь ею за канат чуть выше правой руки. Теперь держусь крепко. Страшно, но уже не так. И тут оказывается, что этот люк — люк самолета. И раздается голос пилота: «Ну что, погнали⁈». А я говорю: «Да». Мы набираем скорость и теперь я уже не свисаю на канате, а лечу за хвостом самолета, как на водных лыжах за катером. Самолет, оказывается, реактивный. Я вижу, как из сопел вырывается огонь. Канат не длинный, и я кричу: «Почему меня не обжигает?». А вместо ответа пилот мне кричит: «Ну что, покажем класс?». А я говорю: «Конечно». Тогда он снижается, и мы начинаем лавировать сначала между крышами домов, потом еще ниже — в потоке городского транспорта. Когда мы пролетаем совсем рядом с каким-то троллейбусом, я пытаюсь лягнуть его в бок. На нас восторженно смотрят пассажиры. Когда мы его обгоняем, то я отпускаю левую руку и салютую водителю. Водитель мне улыбается и салютует в ответ… Потом не помню. Какой-то завод, и на проходной почему-то сидят торговцы с футбольной атрибутикой…
— Бред какой-то. Это все из-за вьетнамской водки, — резюмировал Луцык. — Мне однажды после бутылки «Неп Мой» во сне привиделся говорящий лев.
— И, о чем он говорил? — спросил Кабан.
— Лев-то?
— Ну а кто ж еще.
— Не помню.
— А он рычал?
— Вроде как.
— Согласно соннику Хассе, это к опасности. А в соннике Нострадамуса рычащий лев означает болезнь.
— Кабан, ты просто кладезь бесполезных знаний!
Опять повисло непродолжительное молчание, которое на этот раз нарушила Джей:
— Интересно, долго они еще продержатся?
— Остап и Гюрза? — на всякий случай уточнил Луцык.
— Ну да.
— Думаю, что вечно!
— Но ведь Остап всегда был таким волевым, уверенным в себе человеком. Впервые вижу его таким размазней.
Писатель зевнул:
— Это все магия.
— Чего⁈
— Магия. Ну, колдовство. Гюрза рассказывала, что ее родная тетка — колдунья. Ну, экстрасенс. А всем известно, что колдуньи умеют привораживать мужчин. Может быть, она попросила свою тетку приворожить Остапа и теперь он ходит за ней хвостиком.
— Что за чушь⁈
— Ты не веришь в магию?
— Нет. Это все предрассудки.
— Зря. Мир полон неизведанных тайн.
— Колдуны и экстрасенсы — сплошь шарлатаны.
— А как же Алан Чумак?
— Кто⁈
— Чумак. Был такой экстрасенс в ящике. «Поставьте к экранам воду, кремы. Я буду их заряжать».
— И ты реально во все это веришь?
— Мой двоюродный дядька пил заряженную Чумаком воду и вылечился от псориаза.
— Глупости какие.
— Может быть. Но факт остается фактом. Болезнь ушла.
— А вот еще говорят, что мочу пить полезно.
— Уринотерапия. Мой знакомый это практиковал. С утра выпивал стакан собственной мочи, и весь день чувствовал себя отлично.
— Фу! Прекращай свои шуточки!
Луцык сделал глубокий вдох. Воздух был такой чистый и пьянящий, что от него кружилась голова. Или это от голода?
— Джей, а жених тебя искать не будет? — спросил он.
— Будет, — неохотно ответила Джей.
— Не хочешь о нем рассказать?
— А что рассказывать? Играет в нашей группе. Басист.
— Фу. Вот это по-настоящему мерзко. Басист — низшая каста в иерархии рок-н-ролла, хуже только перкуссионист.
— Я же по-хорошему попросила, чтобы ты прекратил свои шутки шутить!
 
— Прости, само вырвалось.
— С тобой всегда так.
— А как его зовут?
— Валера.
— Как желейного медведя?
— Вот ты сука!
Джей отвесила ему звонкую оплеуху, встала и пошла куда-то вдаль.
— Постой! Я не нарочно! — крикнул ей вслед Луцык.
В ответ ему показали средний палец.
— Ты ведь ее до сих пор любишь? — нарушил свое молчание Кабан.
— Люблю. Как такую можно не любить⁈
— Что верно, то верно.
Луцык лежал с закрытыми глазами. В голове мелькали картинки из прошлого.
Концерт «Гражданской обороны» в каком-то кинотеатре на окраине Москвы. Группа «Изгои» полным составом в беснующейся толпе фанатов.
На сцене разогревающая группа «Эшелон». Играют металл. Играют, кстати, ничего так. Технично. Но все ждут Егора. Народ свистит, раздаются крики: «Пошли вон!» и «Гражданку» давай!'
Сет «Эшелона» заканчивается. На сцене появляется какой-то активист из «Авангарда красной молодежи», большевистской организации, устраивающей концерты «Г. О.» в Москве. Летов тогда был левее стенки и симпатизировал большевичкам.
Активист одет в кожанку, наголо побрит. С комиссарским напором активист толкает речь о Сталине, светлом коммунистическом будущем и скором крахе капитализма. Толпа скандирует: «Егор! Егор!». Никто не хочет слушать пламенных речей активиста. На сцену летят пивные бутылки. Активист уходит.
На сцене по одному появляются музыканты. Наталья Чумакова — бас. Александр Чесноков — гитара. За барабаны садится Сан Саныч Андрюшкин по кличке «Призрак оперы». Под одобрительные крики толпы появляется сам Летов.
Группа недолго настраивается. Потом звучит первая песня. «Тошнота». Зал буквально взрывается… Толпа начинает бесноваться. Первый ряд кресел разносят в щепки. Звучит «Винтовка — это праздник». На сцену влезает какой-то бухой штрих, но охрана скручивает ему руки и оттаскивает за кулисы. Играет «Моя оборона». Все хором подпевают.
Луцык и Джей держатся за руки, их просто распирает от несущейся со сцены энергии. Остап между тем сцепился с каким-то гопником в камуфляжном бомбере, на которого пролил свое пиво. Луцык хочет подорваться на помощь Остапу, но враждующие стороны быстро решают конфликт миром. Вскоре они уже стоят в обнимку и вместе горланят куплеты «Про дурачка». Кабан бухой просто в умат, на его круглом лице играет улыбка неописуемого блаженства. Луцык показывает ему кулак с оттопыренным большим пальцем. Тот отвечает таким же жестом.
После концерта все участники группы «Изгои» едут в метро и делятся впечатлениями. Остап рассказывает, что в оригинальной версии песни «Все идет по плану» было около двадцати куплетов и что у его кента есть эта самая версия, но он никому не дает ее не то что переписать, но даже послушать. Их остановка через одну. И тут Кабан решает помочиться прямо в вагоне. Его вовремя останавливает Остап. Когда они выходят из метро, Кабан бежит за ларек, чтобы справить малую нужду. Сделав свои дела, он спотыкается и падает, ударяясь головой об асфальт. Разбивает в кровь лобешник. Всей бригадой они тащат раненого товарища до дома. Кабан уже ничего не соображает, он, кажется, думает, что до сих пор находится на концерте и пытается напеть «Русское поле экспериментов», но постоянно забывает слова. Друзья доводят Кабана до его хаты, сажают у двери и, позвонив, драпают.
На улице идет снег. Первый в этом году.
«Умели же мы повеселиться! — подумал Луцык. — И куда все это подевалось?»
И тут же заснул сном праведника.
При пробуждении было уже темно. Ощутив желание отлить, Луцык поднялся и вразвалочку пошел вперед.
— Как же тепло! — произнес он. — Не то что в Москве. А может быть, мы и вправду в Казахстане?
Пройдя с десяток шагов, расстегнул ширинку и стал мочиться, напевая песенку Димы Кузьмина по прозвищу «Черный Лукич»: