Преданный (ЛП)
— Аарон?
— Спи.
— Думаешь, это ошибка, что мы не поедем домой на Рождество?
— Лили… — стонет он, как бы говоря: «Ну вот, опять». — Нет.
— Но…
— Заткнись, Лил.
— Это может быть последний праздник для папы.
— Он говорит это последние пять лет.
— А вдруг в этом году…
— Лиллиан!
Я поджимаю губы.
— У папы ХОБЛ 3 , а не рак легких. А теперь спи.
Больше никаких разговоров. В тишине мои мысли возвращаются к сегодняшнему вечеру и его катастрофическому концу. Мне нужно найти способ увидеться с Хейсом и попросить прощения, прежде чем он сможет меня уволить. Да кого я обманываю? Я бы уволила меня! Есть ли оправдание тому, что я сделала? Нет. И я не могу рассчитывать на его добрый характер и милосердие, потому что Бог знает, что у него нет ни того, ни другого.
Я сама вырыла себе могилу. Чертовски круто.
ГЛАВА 2
Лиллиан
— Я ухожу.
Я замираю на середине глотка кофе и наблюдаю за Аароном, который одной рукой запихивает бумажник в карман, а другой засовывает в рот купленный в магазине черничный маффин.
— Что значит, уходишь? Это же Рождество. — Куда может пойти человек один в рождественское утро?
Он надевает зимнее пальто, проводит рукой по своим слишком длинным светлым волосам, затем натягивает на голову шапку.
— Не хочу быть здесь, когда ты будешь разговаривать с мамой и папой.
Мой пульс набирает обороты, уже под воздействием кофеина.
— Ты не можешь оставить меня разбираться с ними в одиночку.
Брат целует меня в лоб.
— Конечно, могу.
— Аарон! — кричу ему в спину как раз перед тем, как дверь закрывается.
Откидываю голову назад и смотрю в потолок. Они захотят поговорить с ним. Будут спрашивать, где он. Аарон тот, кого они всегда ждут, кем хвастаются перед друзьями. Именно от него родители ждут внуков, спрашивая что-то вроде: «Когда ты остепенишься с хорошей девушкой?» Мне же они говорят что-то вроде: «Не ставь слишком высокую планку, иначе навсегда останешься одна» и «Не все женщины созданы для того, чтобы быть матерями». Аарон выигрывает трофеи. Я получаю награды за участие. Даже если бы сказала родителям правду, что Аарон ушел, потому что не хотел с ними разговаривать, они бы списали это на его независимость, самостоятельность и целеустремленность. В их глазах этот парень не может поступить плохо.
Я сижу за крошечным кухонным столом и перевешиваю малюсенькие украшения на нашей настольной елке. Я купила елку в дорогом мебельном магазине на Лексингтон-авеню. Потратила на нее слишком много денег, но разве можно назначить цену за рождественское настроение?
Звонит мой телефон. Ищу его, но его нет там, где я его оставила. Следую за звуком. Звук, кажется, тоже движется. Я проверяю кухню. Диван. Под диваном. Ванную. Телефон перестает звонить. Я закрываю глаза и жду, потому что если это мама и папа, то они сейчас перезвонят… Ах-ха! Он звонит снова. Я иду на кухню. Проверяю холодильник. Кладовку. Ящик для столового серебра. Экран моего телефона повернут лицевой стороной вверх рядом с венчиком, и он сигнализирует о входящем звонке по FaceTime.
Поднимаю телефон и наклеиваю улыбку, прежде чем нажать «Принять».
На экране появляется крупный план ноздрей моей мамы с очками на кончике носа.
— Лили, что случилось? Почему ты не ответила, когда я звонила?
Она будет волноваться, если я скажу ей правду.
— Я была в туалете, мама. Прости.
Она сжимает рот в неодобрении.
— Дорогая… нельзя говорить людям, что была в туалете. — Она шепчет последнее слово. — Ни к чему такие подробности.
Неважно.
— Я знаю. Прости. — Я прочищаю горло. — Счастливого Рождества.
— Твой папа хочет поздороваться.
Его щека появляется на экране.
— Лиллиан, с Рождеством!
— О, папа, ты можешь убрать телефон подальше и посмотреть на него.
— Но ты меня слышишь?
— Да…
— Алло?
— Папа, я здесь.
— Я тебя потерял.
— Нет, не потерял. Ты, наверное…
— Думаю, я потерял ее. — Мой отец возится с телефоном, и я сопротивляюсь желанию удариться головой о стол.
— Папа? Я все еще здесь.
— Я вижу ее, но не слышу.
— Дай его мне. Может быть, я смогу… — Появляется лицо моей мамы.
Я улыбаюсь и киваю, потому что знаю, что они меня не слышат.
— Я тебя не слышу!
— Да неужели.
Я позволяю им возиться с телефоном, пока нацарапываю сообщение на стикере и подношу его к экрану.
Мой отец прищуривается на экран.
— Кнопка «Включить звук».
— Кнопка «Включить звук»? — повторяет мама.
Я с силой ударяю ладонью по лбу.
— Это полная хрень.
— Лиллиан Джиллингем, — рявкает мама. — Не используй такие выражения.
Мой отец хмыкает сквозь сжатые губы.
— Где Аарон? — Мама раскачивается влево и вправо, осматривая задний план в надежде увидеть своего любимого сына. — Покажи Аарона, дорогая.
Я бы так и сделала, если бы он не был эгоистичным трусом!
— Я… я не могу. Он… — Просто скажи им. Ваш любимый ребенок на самом деле эгоцентричное человеческое существо. Скажи это! — Его здесь нет.
— О? — Папа наклоняется так близко, что я вижу поры на его носу. — Сегодня же Рождество.
— Мы ничего не слышали о нем уже несколько недель, — говорит мама. — Должно быть, он много работает. Аарон такой целеустремленный.
— Да, он… э-эм… — Аарон курьер и начинающий диджей, а они ведут себя так, будто он молекулярный биолог, который лечит болезни. Я проглатываю то, что действительно хочу сказать, и вглядываюсь в выражение лиц родителей. На их лицах застыла усталость, и они выглядят старше своих шестидесяти лет. Угол обзора телефона меняется, и я вижу дюжину оранжевых бутылочек с рецептами. У меня щемит сердце.
— Он работает волонтером в приюте для бездомных.
Мама прерывисто ахает, за чем следует вздох, наполненный гордостью, в то время как папа ухмыляется и кивает, как бы говоря: «Я правильно воспитал этого мальчика».
— Это замечательно. — Мама берет папу за руку и сжимает ее. — Разве это не замечательно?
Чертовски фантастически, мам.
— Да.
Папа хмурится.
— Почему ты не поехала с ним? Уверен, что им пригодилась бы любая помощь.
И так цикл продолжается. Аарон — фаворит. Я — всегда в отстающих.
— Вообще-то, да. Но я… не хотела пропустить разговор с вами, ребята. — Я проверяю свое запястье, хотя на мне нет часов.
— Как продвигается работа? — Мама пытается показать больше своего лица.
Я хмурюсь.
— Работа — это… работа.
— Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что работаешь в «Норт Индастриз». — Папа прочищает горло, от чего у него начинается приступ кашля.
— Я принесу твой ингалятор, — говорит мама, выходя из комнаты и беря с собой телефон.
— Мам, я отключаюсь. — Я отворачиваюсь от экрана при звуке влажного кашля отца вдалеке. Теперь понимаю, почему Аарон настаивал на том, чтобы избежать этого звонка. — Мне действительно нужно идти.
— Где твой ингалятор, милый? — обращается она к моему отцу.
— Пока, мама и папа. Люблю вас. Счастливого Рождества! — Нажимаю на «Отбой» и бросаю телефон на диван в дальнем конце комнаты — как будто я могу сделать их еще более физически далекими, чем они уже находятся во Флориде.
Опускаюсь в кресло. Единственный звук в помещении площадью 550 квадратных футов — это капающий кран и плач ребенка в квартире 320. Я осматриваю пространство, от велосипеда, прислоненного к дальней стене, до постера Никки Минаж в розовой коже на двери ванной. Наши вещи разделены — его в комоде у одной стены, мои — в ряде корзин для белья у другой. Все время хочу купить комод, но всегда слишком занята, чтобы сделать это. Не такой я представляла себе жизнь в Нью-Йорке.
Ставлю в микроволновку готовое блюдо из индейки и нахожу сериал для просмотра. Я выдерживаю столько времени, сколько требуется, чтобы съесть резиновую индейку и кашеобразную заправку, прежде чем меня начинает мучить беспокойство и потребность двигаться. Пытаюсь заняться стиркой, но, разделив светлое и темное, застреваю на том, является ли белый свитер с черными точками светлым или темным. Я стираю полотенца и отправляю Аарону сообщение с просьбой вытащить их, когда он вернется. Пробую продумать речь, которую буду произносить Хейсу первым делом утром, но мысли все время блуждают. Пытаюсь привести их в порядок, но это все равно что собрать мышей в одну шеренгу.