Спасение Рейн (ЛП)

  
Келси Кингсли
 
Спасение Рейн
 
Вне серии
 
Переводчик: Дмитрий С.
Редактор: Екатерина Л.
Вычитка: Екатерина Л.
Обложка: Татьяна С.
  
ПРОЛОГ
 
МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ СОЛДЖЕР
— Хорошо, Диана, — обратилась акушерка к молодой женщине, лежащей на кровати, и встала между ее раздвинутыми коленями. — Мне нужно, чтобы ты тужилась.
Диана, которой едва исполнилось восемнадцать, измученная и мокрая от пота, в знак протеста мотала головой из стороны в сторону.
— Я не могу, — прохрипела она между всхлипами. — Не могу этого сделать. Не могу. Я не хочу.
Боже, о чем, черт возьми, она думала? Она была не в том положении, чтобы рожать ребенка. Диана едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о совершенно новой маленькой жизни, которая будет зависеть от нее и только от нее.
— Давай, милая. Еще одна потуга, — подбадривала врач с доброй, сочувственной улыбкой. — Твой ребенок уже почти здесь.
«Мой ребенок», — подумала Диана, с трудом веря, что у кого-то вроде нее вообще может — или должен — быть ребенок. Что, блядь, она собиралась делать с ребенком? У нее не было работы, у нее не было денег. Черт возьми, Диана даже не смогла пережить первые несколько схваток, не опрокинув бутылку «Грей Гус»1, которую стащила из отцовского винного шкафа, который он держал запертым с тех пор, как она вернулась домой, как будто Диана не знала, как его вскрыть.
Если подумать, ей следовало просто избавиться от этой чертовой штуки, растущей внутри нее, пока была такая возможность, много месяцев назад. Ее мать была первой, кто предложил сделать аборт. Даже она знала, что Диана никогда не сможет стать матерью, не говоря уже о том, чтобы стать достойной матерью.
«Я могу доказать, что они ошибаются», — подумала Диана, глядя на яркий свет над головой. — «Может быть, я даже смогу доказать себе, что я ошибаюсь. Может быть, для меня еще не слишком поздно, и этот ребенок меня спасет».
Диана кивнула свету, словно это было какое-то небесное существо, смотрящее на нее с потолка этой холодной и стерильной больничной палаты. Глубоко вздохнув и решив низвергнуть этого чертова ребенка на свет, она приподнялась на локтях, зажмурила глаза и с каждой каплей решимости, оставшейся в ее уставшем теле, тужилась, тужилась и тужилась, пока не услышала отчаянный писк чего-то крошечного и нового.
Диана откинулась на подушку, хватая ртом тот же спертый воздух, в котором отчаянно нуждался ее ребенок.
— Который час? — спросил кто-то.
— Одиннадцать-одиннадцать вечера, — ответил кто-то.
— У нас мальчик! — воскликнул кто-то еще.
Столько голосов, но все, на чем Диана могла сосредоточиться, — это пронзительный крик крошечного, невинного новорожденного, возвышающийся над всеми остальными в комнате.
Мать сжала ее руку.
— Диана, открой глаза и познакомься со своим сыном, — приказала она голосом, полным изумления и гордости, и Диана не могла не выполнить ее просьбу.
На руках у медсестры, имени которой она не помнила, лежал сердитый, трясущийся, плачущий ребенок с красным личиком. Он был самым уродливым, шумным, грязным существом, что та видела в своей жизни, и все же ее сердце тянулось к чему-то, что она все еще не была уверена, что способна чувствовать.
— Можно мне его подержать? — спросила она медсестру.
Пожилая женщина улыбнулась и кивнула. Подойдя к вспотевшей девочке, которая едва ли была взрослой, она передала ей маленький сверток.
— Только на минутку. Его все еще нужно привести в порядок.
Диана никогда раньше не держала на руках ребенка. Никто из ее знакомых никогда не давал ей на руки своих детей, да и кто мог их в этом винить? Она почти всегда была пьяна или под кайфом, а когда этого не происходило, жалела, что не была пьяна, вместо того чтобы мучиться похмельем. Эти месяцы беременности были единственными трезвыми месяцами с тех пор, как… Боже, Диана даже не помнила, как давно. По большому счету, ни один ребенок не должен был находиться рядом с ней.
 
Но этот… этот ребенок был ее.
И он собирался спасти ее.
— Он прекрасен, милая, — сказал отец, заглядывая ей через плечо.
«Он некрасив», — подумала Диана.
Его лицо было похоже на чернослив с зияющей дырой посередине, сплошные десны и ни одного зуба, а голос — как у разъяренной кошки во время течки. Но она допускала, что однажды, возможно, он станет красивым, поэтому Диана заставила себя улыбнуться и кивнуть головой.
— Да, это так, — ответила Диана, потому что именно так она и должна была сказать, верно?
— Как ты собираешься его назвать? — спросила мама, убирая влажные волосы со лба дочери. — Ты уже думала об этом?
По правде говоря, Диана вообще не думала об этом. Последние тридцать семь недель она была слишком занята, уговаривая себя не пить тайком из запертых в винном шкафу бутылок и проклиная паразита в животе за то, что он не дает ей спать, заставляет ее блевать и сжимает ее мочевой пузырь до размеров макового зернышка. Но теперь, когда Диана смотрела на него, когда знала, что этот паразит на самом деле он — маленький лучик солнца, посланный, чтобы осветить ее мрачный мир и спасти ей жизнь, — она могла придумать только одно имя, одно слово, достойное того, кто достаточно храбр, чтобы родиться у такой развалины, как она.
— Солджер, — ответила Диана, когда он приоткрыл свои крошечные глазки, чтобы впервые взглянуть на нее. — Его зовут Солджер.
  
ГЛАВА ПЕРВАЯ
 
СЕРДЦА НАДЕЖДЫ
Пять лет
— Мамочка?
Я заглянул в щель приоткрытой двери. В комнате было темно.
Я не боялся темноты, но боялся того, что она означала.
Мамочка любила темноту, только когда спала или делала что-то плохое, а так как время было уже не утреннее, это, вероятно, означало, что она сделала что-то плохое.
Но, может быть, и нет. Может быть, она заболела. Когда я видел Билли пару дней назад, у него было плохое самочувствие, так что, возможно, и у нее тоже было плохое самочувствие.
— Мамочка?
Я медленно вошел внутрь, увидел ее на кровати и захихикал, потому что она выглядела так глупо. Ее пижамная рубашка была надета задом наперед, а штанишки она забыла надеть.
— Мамочка, я вижу твои трусики, — прошептал я, все еще хихикая. — Я вижу твою попку.
Она фыркнула в подушку. Мамочка говорила, как поросенок, и я снова захихикал, прежде чем тоже издать поросячий звук.
— Солджер?
О-о-о.
Бабушка поднималась по лестнице, и она бы разозлилась, если бы увидела маму спящей, когда уже не было утреннего времени.
Я поспешил выйти из комнаты и увидел бабушку. Она широко улыбнулась мне и очень быстро подбежала, чтобы подхватить меня на руки и закружить.
— Что ты тут делаешь? Ты нашел маму? — спросила она.
Я кивнул и обвил руками бабушкину шею.
— Мамочка спит.
Бабушке это не понравилось. Ее лицо стало строгим и сердитым, как в тот раз, когда я уронил «Короля Льва» в ее аквариум.
— Мамочка спит, да? Может быть, нам стоит ее разбудить, как ты думаешь?
Я крепко задумался над этим вопросом.
Когда мама спала из-за того, что сделала что-то плохое, тогда бабушка кричала. Она рассказывала дедушке, и он тоже кричал, и мама кричала в ответ, и мне приходилось прятаться, потому что мне не нравилось, когда они кричали.
Но если мама спала, потому что ей было плохо в животике, она должна была спать, потому что от сна становится лучше, когда тебе плохо.
Поэтому я покачал головой.
— Нет, — сказал я, постучав бабушку по носу. — Мамин животик не очень хорошо себя чувствует.
— О, так ли это?
Я быстро покачал головой.
— Ага. Когда я был у Билли дома, ему было нехорошо. Его мама сказала, что он, наверное, подхватил какую-то гадость, так что я думаю, что мама тоже подхватила гадость от Билли.