Спрятаться негде (ЛП)
Босые ноги странно ощущаются на водительском сиденье, и только звук шин по асфальту заглушает мои мысли, я все дальше ухожу от настоящего.
Я покажу тебе, каково это — быть плохим.
То, что я делала, было плохо.
Именно так, умоляй.
Я умоляла об этом. Снова и снова, снова и снова.
Моя идеальная маленькая шлюшка.
Его голос повторяется в моей голове по кругу. Меня закрутило на карусели, и я никак не могу с нее слезть.
Разве красивые девушки не должны бояться монстров?
Я и боюсь. Мне страшно, блядь. В ужасе от монстра, которого впустила в свой рот, между ног и в свой разум.
Еще больше боюсь следов, которые он оставил на мне. Не тех, которые можно увидеть. Нет, они со временем исчезнут. Я боюсь тех, которые не видны. Те следы, которые могу только почувствовать.
Не знаю, Блэр, смогу ли я когда-нибудь насытиться тобой.
Хорошо, Джексон, потому что я не знаю, смогу ли когда-нибудь вернуться к той девушке, которой была до того, как переступила порог этого гребаного карнавала. Он разрушил меня. Сломал так, что ничто обычное уже никогда не будет казаться правильным.
Крошечные осколки меня разбросаны по этому месту, как осколки стекла, устилающие пол в веселом доме.
Я заезжаю на парковку прямо перед своим домом, небо все еще окрашено в красивые розовые и оранжевые тона, которые появляются с восходом солнца.
Подошвы моих ног онемели, и я едва замечаю, что в них врезаются камни, пока иду к лестнице.
Я двигаюсь на "автопилоте".
Подняться на два пролета вверх, повернуть направо, вставить ключ в замок. Повернуть ручку, войти внутрь.
Включить свет и вздохнуть.
Ничто уже не кажется прежним.
В моей квартире слишком тихо, стены слишком белые, а человек, который смотрит на меня в отражении зеркала в ванной, не похож на меня.
Ее кожа грязная и покрыта засохшей кровью.
Нашей кровью.
Ее волосы свисают в беспорядке на плечи, а в глазах клубится вновь обретенная тьма, словно черные чернила, опущенные в бассейн с голубой водой.
— Кто ты? — спрашиваю я незнакомку, и когда наши рты двигаются в унисон, дыхание замирает у меня в горле.
Толстовка Джексона обтягивает меня, и, обхватив себя руками, я чувствую его запах.
Душ зовет меня, но я почему-то не спешу смывать свои грехи. Вместо этого еще немного смотрю на них.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — восклицает Мэллори, оценив мой внешний вид.
Тональный крем помогает, но очень заметный след на моем лице от стекла скрыть практически невозможно. Особенно под пристальным взглядом моей лучшей подруги.
Она берет мои щеки в свои ладони и притягивает мое лицо ближе, чтобы осмотреть рану.
— Это был тот гребаный карновальщик, да? — Ее дыхание обжигает мою кожу, и я отстраняюсь.
— Нет, Мэл. Это не он.
Мне следовало бы приложить хоть немного усилий, чтобы придумать какую-нибудь историю прикрытия, но, к сожалению, мой мозг стал похож на яичницу с тех пор, как я покинула карнавал.
— Я знаю тебя слишком долго, Би. И могу сказать, когда ты врешь. И вообще, ты чертовски ужасна в этом.
Делаю глоток из латте в своих руках и пожимаю плечами.
— Он этого не делал.
Это не совсем ложь…
Это было разбитое зеркало. Конечно, он впечатал меня в него, однако это не было похоже на то, что он намеренно рассек мне щеку.
Не так, как ты поступила с ним.
Я до сих пор чувствую боль в руке, когда стиснула осколок. Все еще вижу, как острый край прижимается к его горлу, как красная жидкость просачивается вниз.
— Господи, Би, что, черт возьми, с тобой происходит? — спросила она, отрывая меня от воспоминаний. — Ты как будто в миллионе миль от меня. Что случилось прошлой ночью?
На этот вопрос нет хорошего ответа.
О, да, Мэллори. Я позволила незнакомцу раздеть себя догола на карнавале, как в прямом, так и в переносном смысле. Он трахал меня по всему этому гребаному месту. Унижал меня, связывал, запирал в клетке и таскал по полу, как человеческую куклу. И знаешь что? Мне это чертовски нравилось.
Здравый смысл подсказывает мне, что признание, скорее всего, не пройдет. Вместо этого я выбираю полуправду.
— Мы разговаривали, узнавали друг друга. Я была очень… уязвима с ним. Джексон умеет разрушать стены, полагаю.
Ломать их. Разрушать их, как строительный шар. С ног на голову, с головы на ноги.
— И что, ты просто выложила ему все, как на духу, за попкорном, а потом пошла домой? Да ты просто полна дерьма. — Мэллори смотрит на меня, как расплавленная лава, и жар, исходящий от ее взгляда, ошеломляет. — И дай угадаю, ты обо что-то споткнулась, идя к своей машине, и этим испортила себе лицо. Боже, я не могу в это поверить.
Я поставила латте на маленький столик рядом с нами и вздохнула.
— Мэл, я люблю тебя, но отвали. Хорошо? У меня нет сил на эту инквизицию. Мои мысли и так выходят из-под контроля, и последнее, что мне нужно, это чтобы ты меня допрашивала.
Она сужает глаза, и я понимаю, что она не намерена меня отпускать.
— Слушай, я пойду домой. Мне нужно многое сделать, и у меня голова раскалывается. — Я делаю шаг к ней и обхватываю руками ее напряженное тело. — Позвоню тебе позже, хорошо?
Не дожидаясь ее ответа, поворачиваюсь и ухожу.
Не могу объяснить, что произошло прошлой ночью, когда и сама этого не понимаю.
Сделка была на одну ночь. Только одну. Но Джексон украл у меня кое-что. Разрывая меня на части, он вырвал кусок и оставил его у себя. Я почти чувствую, как он разминает его в своих мозолистых руках.
Впервые в жизни одной ночи может оказаться недостаточно.
Его слова эхом отдаются в моем сознании.
Кажется, я тоже украла у него часть.
Эпилог
Месяц спустя…
Я провожу пальцами по шраму на щеке. Ощущение слегка выступающей линии уже стало в какой-то степени комфортным.
Казалось бы, любое напоминание о ночи с Джексоном я должна была бы вытеснить из памяти как можно дальше, но по какой-то странной причине все происходит с точностью до наоборот.
Я цепляюсь за эти воспоминания, хотя их не так уж и много. Только шрам и его толстовка. Толстовка, которую я не стирала с той ночи, потому что она пахнет им.
Когда натягиваю ее на себя и сворачиваюсь калачиком в постели, мне кажется, что он здесь, со мной. С той лишь разницей? Эта гребаная толстовка не может вонзить свои когти в мой разум и скрутить меня, как крендель. Она не может разрезать меня своими жестокими словами, а потом прикосновением зашить обратно.
Это может сделать только он.
Я не должна хотеть его таким. Он не должен быть тем, что поглощает все мои мысли и кошмары.
Все, что могу подарить тебе, — это одна ночь, но мы можем сделать так, что ты никогда ее не забудешь.
Почему я должна довольствоваться одной ночью? Почему Джексон устанавливает все правила?
Черт, он нарушал свои собственные столько раз, сколько я не могу сосчитать.
Мои ноги уносятся вперед прежде, чем я успеваю переключиться и включить рациональную часть своего мозга.
К черту правила и к черту последствия. Что самое худшее может случиться? Он скажет "нет"? Тогда мне будет не хуже, чем сейчас.
По крайней мере, смогу увидеть его снова, даже если это будет достаточно долго для того, чтобы он сказал мне, чтобы я убиралась к черту.
Что могу сказать? Я просто жажду наказания.
Колесо обозрения
Мой желудок переворачивается, когда в поле зрения попадают яркие огни нависающего колеса обозрения. Я не уверена, что это нервы из-за того, что снова увижу Джексона, или из-за того, что я ничего не ела с завтрака.
Ведь не планировала садиться в машину и ехать четыре часа до какого-то маленького городка в соседнем штате. Я также не подумала о том, чтобы остановиться и перекусить по дороге.
От запаха, доносящегося из каждой тележки с едой, у меня пересохло во рту, но у меня нет времени останавливаться. Я — женщина на задании, и в это задание не входит корн-дог длиной в фут.