Денискины рассказы
– Ну да! – сказал я. – Верно, Павля?
– Прямо беда, – сказал Павля. – Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.
– Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? – сказала мама. – Ты почему, когда вошел, не сказал нам по-английски «здрасте»?
– Я «здрасте» еще не проходил, – сказал Павля.
– Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал «спасибо»?
– Я сказал, – сказал Павля.
– Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?
– Мы до «спасибо» еще не дошли, – сказал Павля. – Очень трудное пропо-ви-сание.
Тогда я сказал:
– Павля, а научи-ка меня, как по-английски «раз, два, три».
– Я этого еще не изучил, – сказал Павля.
– А что же ты изучил? – закричал я. – За два месяца ты все-таки хоть что-нибудь-то изучил?
– Я изучил, как по-английски «Петя», – сказал Павля.
– Ну, как?
– «Пит»! – торжествующе объявил Павля. – По-английски «Петя» будет «Пит». – Он радостно засмеялся и добавил: – Вот завтра приду в класс и скажу Петьке Горбушкину: «Пит, а Пит, дай ластик!» Небось рот разинет, ничего не поймет. Вот потеха-то будет! Верно, Денис?
– Верно, – сказал я. – Ну, а что ты еще знаешь по-английски?
– Пока все, – сказал Павля.
Смерть шпиона Гадюкина
Оказывается, пока я болел, на улице стало совсем тепло и до весенних наших каникул осталось два или три дня. Когда я пришел в школу, все закричали:
– Дениска пришел, ура!
И я очень обрадовался, что пришел, и что все ребята сидят на своих местах – и Катя Точилина, и Мишка, и Валерка, – и цветы в горшках, и доска такая же блестящая, и Раиса Ивановна веселая, и все, все как всегда. И мы с ребятами ходили и смеялись на переменке, а потом Мишка вдруг сделал важный вид и сказал:
– А у нас будет весенний концерт!
Я сказал:
– Ну да?
Мишка сказал:
– Верно! Мы будем выступать на сцене. И ребята из четвертого класса нам покажут постановку. Они сами сочинили. Интересная!..
Я сказал:
– А ты, Мишка, будешь выступать?
– Подрастешь – узнаешь.
И я стал с нетерпением дожидаться концерта. Дома я все это сообщил маме, а потом сказал:
– Я тоже хочу выступать…
Мама улыбнулась и говорит:
– А что ты умеешь делать?
Я сказал:
– Как, мама, разве ты не знаешь? Я умею громко петь. Ведь я хорошо пою? Ты не смотри, что у меня тройка по пению. Все равно я пою здорово.
Мама открыла шкаф и откуда-то из-за платьев сказала:
– Ты споешь в другой раз. Ведь ты болел… Ты просто будешь на этом концерте зрителем. – Она вышла из-за шкафа. – Это так приятно – быть зрителем. Сидишь, смотришь, как артисты выступают… Хорошо! А в другой раз ты будешь артистом, а те, кто уже выступал, будут зрителями. Ладно?
Я сказал:
– Ладно. Тогда я буду зрителем.
И на другой день я пошел на концерт. Мама не могла со мной идти – она дежурила в институте, – папа как раз уехал на какой-то завод на Урал, и я пошел на концерт один. В нашем большом зале стояли стулья и была сделана сцена, и на ней висел занавес. А внизу сидел за роялем Борис Сергеевич. И мы все уселись, а по стенкам встали бабушки нашего класса. А я пока стал грызть яблоко.
Вдруг занавес открылся и появилась вожатая Люся. Она сказала громким голосом, как по радио:
– Начинаем наш весенний концерт! Сейчас ученик первого класса "В" Миша Слонов прочтет нам свои собственные стихи! Попросим!
Тут все захлопали и на сцену вышел Мишка. Он довольно смело вышел, дошел до середины и остановился. Он постоял так немножко и заложил руки за спину. Опять постоял. Потом выставил вперед левую ногу. Все ребята сидели тихо-тихо и смотрели на Мишку. А он убрал левую ногу и выставил правую. Потом он вдруг стал откашливаться:
– Кхм! Кхм!.. Кхме!..
Я сказал:
– Ты что, Мишка, поперхнулся?
Он посмотрел на меня как на незнакомого. Потом поднял глаза в потолок и сказал:
– Стих.
Пройдут года, наступит старость!
Морщины вскочут на лице!
Желаю творческих успехов!
Чтоб хорошо учились и дальше все!
… Все!
И Мишка поклонился и полез со сцены. И все ему здорово хлопали, потому что, во-первых, стихи были очень хорошие, а во-вторых, подумать только: Мишка сам их сочинил! Просто молодец!
И тут опять вышла Люся и объявила:
– Выступает Валерий Тагилов, первый класс "В"!
Все опять захлопали еще сильнее, а Люся поставила стул на самой середке. И тут вышел наш Валерка со своим маленьким аккордеоном и сел на стул, а чемодан от аккордеона поставил себе под ноги, чтобы они не болтались в воздухе. Он сел и заиграл вальс «Амурские волны». И все слушали, и я тоже слушал и все время думал: «Как это Валерка так быстро перебирает пальцами?» И я стал тоже так быстро перебирать пальцами по воздуху, но не мог поспеть за Валеркой. А сбоку, у стены, стояла Валеркина бабушка, она помаленьку дирижировала, когда Валерка играл. И он хорошо играл, громко, мне очень понравилось. Но вдруг он в одном месте сбился. У него остановились пальцы. Валерка немножко покраснел, но опять зашевелил пальцами, как будто дал им разбежаться; но пальцы добежали до какого-то места и опять остановились, ну просто как будто споткнулись. Валерка стал совсем красный и снова стал разбегаться, но теперь его пальцы бежали как-то боязливо, как будто знали, что они все равно опять споткнутся, и я уже готов был лопнуть от злости, но в это время на том самом месте, где Валерка два раза спотыкался, его бабушка вдруг вытянула шею, вся подалась вперед и запела:
… Серебрятся волны,Серебрятся волны…И Валерка сразу подхватил, и пальцы у него как будто перескочили через какую-то неудобную ступеньку и побежали дальше, дальше, быстро и ловко до самого конца. Вот уж ему хлопали так хлопали!
После этого на сцену выскочили шесть девочек из первого "А" и шесть мальчиков из первого "Б". У девочек в волосах были разноцветные ленты, а у мальчиков ничего не было. Они стали танцевать украинский гопак. Потом Борис Сергеевич сильно ударил по клавишам и кончил играть.
А мальчишки и девчонки еще топали по сцене сами, без музыки, кто как, и это было очень весело, и я уже собирался тоже слазить к ним на сцену, но они вдруг разбежались. Вышла Люся и сказала:
– Перерыв пятнадцать минут. После перерыва учащиеся четвертого класса покажут пьесу, которую они сочинили всем коллективом, под названием «Собаке – собачья смерть».
И все задвигали стульями и пошли кто куда, а я вытащил из кармана свое яблоко и начал его догрызать.
А наша октябрятская вожатая Люся стояла тут же, рядом.
Вдруг к ней подбежала довольно высокая рыженькая девочка и сказала:
– Люся, можешь себе представить – Егоров не явился!
Люся всплеснула руками:
– Не может быть! Что же делать? Кто ж будет звонить и стрелять?
Девочка сказала:
– Нужно немедленно найти какого-нибудь сообразительного паренька, мы его научим, что делать.
Тогда Люся стала глядеть по сторонам и заметила, что я стою и грызу яблоко. Она сразу обрадовалась.
– Вот, – сказала она. – Дениска! Чего же лучше! Он нам поможет! Дениска, иди сюда!
Я подошел к ним поближе. Рыжая девочка посмотрела на меня и сказала:
– А он вправду сообразительный?
Люся говорит:
– По-моему, да!
А рыжая девочка говорит:
– А так, с первого взгляда, не скажешь.
Я сказал:
– Можешь успокоиться! Я сообразительный.
Тут они с Люсей засмеялись, и рыжая девочка потащила меня на сцену.
Там стоял мальчик из четвертого класса, он был в черном костюме, и у него были засыпаны мелом волосы, как будто он седой; он держал в руках пистолет, а рядом с ним стоял другой мальчик, тоже из четвертого класса. Этот мальчик был приклеен к бороде, на носу у него сидели синие очки, и он был в клеенчатом плаще с поднятым воротником.