Кетура и лорд Смерть (ЛП)
Мартина Левитт
*
КЕТУРА И ЛОРД СМЕРТЬ
*
Перевод sonate10,
ред. mr_Rain, обложка mila_usha_shak
Дорогим подругам, благословившим и обогатившим мою жизнь
Я не остановилась — нет,
Остановилась Смерть
И нам с Бессмертием вдвоем
Дала в карету сесть.
Слово "смерть" в английском языке — мужского рода.
Пролог
— Кетура, расскажи сказку! — попросила Наоми. — Какую-нибудь из твоих историй о феях и волшебстве.
— Да, Кетура, расскажи, — сказала Беатрис. — Но мне хотелось бы послушать историю о любви.
Парни, собравшиеся вокруг общего костра, застонали.
— Историю-то ладно, — пробурчал Тобиас. — Но лучше охотничью — про отвагу и смерть.
Мужчины согласно загудели. Один из них, лица которого я не видела, добавил:
— Про великого оленя в господском лесу!
Регент вздохнул:
— Я бы предпочел благочестивый рассказ, который принес бы утешение сердцу в день скорби.
Некоторое время костер потрескивал и взметывал языки пламени, а затем я произнесла:
— Я расскажу вам историю обо всем, о чем просите: о волшебстве и любви, об отваге и смерти, историю, которая утешит ваше сердце. Это будет самая правдивая сказка из всех, когда-либо мной рассказанных. А теперь слушайте и скажите мне потом, так ли это.
Глава первая,
рассказывающая обо мне самой, Кетуре Рив, и о моей встрече с кем-то необыкновенным, — история, которой вряд ли поверит тот, кто никогда не терялся в лесу
Мне было шестнадцать, когда я заблудилась в лесу, всего шестнадцать, когда встретилась со смертью.
Я собирала горох в нашем огороде, граничащем с лесом, когда в него забрел и принялся щипать латук знаменитый олень — тот самый, что множество раз ускользал от лорда Темсланда и его лучших охотников и о котором я рассказала немало занимательных историй. Ему было не меньше шести лет, и я бы обязательно удрала при виде его рогов, огромных, как крона молодого дерева, если бы не была зачарована его красотой. Олень поднял голову и некоторое время взирал на меня так, будто это не он, а я нарушила границы его царства, — таким он был гордым, таким по-королевски величественным. Наконец он медленно развернулся и пошагал обратно в лес.
Сначала я хотела только заглянуть за первые ряды деревьев, чтобы полюбоваться оленем чуть дольше. А потом лишь немного проследовала за ним по кабаньей тропе глубже в лес в надежде увидеть что-нибудь такое, о чем потом можно будет рассказать у общего костра. Вот он, как мне показалось, мелькнул между деревьями… потом пропал… потом опять мелькнул — и так до тех пор, пока я, оглянувшись по сторонам, не поняла, что заблудилась.
Я шла оленьей тропой, вьющейся по склону ущелья. Далеко внизу плескалась вода — там протекал ручей, я его слышала, но не видела. Тропа была слишком крутой. Склоны поросли деревьями, некоторые из них упали и лежали, словно почерневшие кости, застрявшие в когтях тянущихся вверх собратьев.
В надежде найти более легкий путь к ручью, я сошла с тропы, но вскоре совсем перестала слышать плеск воды, а вновь найти тропу не смогла. И все же я продолжала идти.
Деревья, которые некогда казались мне дружелюбными и прекрасными, теперь закрывали солнце, валялись поперек дороги, рвали мне волосы и угощали меня не фруктами, а горькими листьями. Ночью я почти не спала, а когда все же засыпала, мне снился все тот же бесконечный лес.
Проблуждав три дня, я поручила себя Богу и села под деревом в ожидании смерти. Я погрузилась в печальные мысли о Бабушке, которая, без сомнения, сидит сейчас у окна и плачет. Вспоминала свои мечты, которые не сбудутся никогда: наводить порядок в собственном домике, укачивать на руках своего ребенка, и самую заветную — выйти замуж за того, кого полюблю от всего сердца.
Так, прислонившись к стволу дерева, я то засыпала, то просыпалась, искренне надеясь, что это моя последняя ночь в темной чащобе. Во мне не осталось влаги для слёз, но сердце мое плакало от тоски по Бабушке и подругам — Гретте и Беатрис, а еще по моей любимой деревне Крестобрежью.
В сумерках ко мне пришла смерть в обличье человека.
Он сидел на черном коне, и его окутывал черный плащ. Под капюшоном я могла лишь разглядеть, что он хорош собой, суров, но прекрасен, не стар, но в самом расцвете сил. Отвага изменила мне. Я хотела убежать, но была слишком слаба, чтобы подняться на ноги. Казалось, мое тело пустило корни в землю, на которой я сидела. Дерево, к которому прислонилась, обхватило меня за плечи.
Я помнила о хороших манерах, которым со всей строгостью учила меня Бабушка, и когда всадник спешился и направился ко мне, проговорила:
— Добрый сэр Смерть, простите, что не могу встать.
Его шаги замедлились.
— Значит, ты знаешь, кто я?
— Знаю, сэр.
Сумерки сгустились еще больше, как будто мрак извергался из складок его плаща.
— Ты Кетура? — спросил он. Его голос, спокойный и холодный, вселял в меня страх. — Ты дочь Кэтрин Рив — я знаю ее.
— Да, сэр.
Верно — он знал мою мать, а я не знала. Она умерла, произведя меня на свет.
— Мне жаль, сэр, но должна сказать, что, как и в случае с моей матерью, вы пришли, а я еще не готова.
— Никто не бывает готов.
— Простите, сэр, — сказала я без надежды, — но у меня остались незаконченные дела.
— Твои дела в прошлом. — Он опустился на одно колено, словно желая как следует меня рассмотреть. Я заметила, что в том месте, где его сапог коснулся травы, та пожухла и опала. — Не надо было совершать глупость — заходить столь далеко в лес.
Я не смотрела ему в лицо, разглядывая вместо этого его мощное бедро и большие затянутые в черные перчатки руки.
— Я следовала за оленем, сэр, тем самым, за которым пытается охотиться лорд Темсланд и который в прошлую зиму вместе со своим стадом уничтожил весь его запас сена. — Собственный голос, рассказывавший мою же историю, почему-то действовал на меня успокаивающе. — Тобиас говорил, что этот олень однажды дал отпор волку…
— Замолчи, — оборвал меня лорд Смерть.
Понятно, волки и олени меня не спасут. Я окинула собеседника взглядом — где же черви? Но он был чист и гладок, словно камень, и так же далек от жизни, как ветер, и дождь, и холод. Наверное, не существует истории, которой бы лорд Смерть не слышал. Я почувствовала, как начали смыкаться мои веки.
— Милорд, я не спала три ночи от голода и укусов насекомых, — произнесла я. — Теперь я усну?
Он встал.
— Пытаешься показать свою храбрость? Это меня не разжалобит, — сказал он, более гордый, чем любой король.
У меня вовсе не было таких намерений, однако я ответила:
— Я и правда храбрая, сэр. И всегда была такая. Едва родившись, я уже встретилась со смертью — так мне постоянно твердит Бабушка. Смерть вошла в меня с первым моим вдохом. Я втянула ее в себя, говорит Бабушка, и раскричалась так, будто у меня разрыв сердца, и даже молоко мертвой матери не утешило меня. Отец стал искать вас, чтобы встретиться со своей покойной женой, и умер еще до того, как у меня прорезался первый зуб. Так и случилось, что бремя моего воспитания легло на дедушку с бабушкой. А когда я прожила достаточно долго, чтобы полюбить дедушку, он тоже умер. Я общалась с вами, сэр, всю свою жизнь.
Его бледное, суровое лицо смягчилось.
— Ты выросла не только красивой, но и честной, Кетура, — сказал он, — ибо все сказанное тобой правда. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, сэр, — ответила я. Мне на руку вскарабкался жук, но у меня не было ни сил, ни желания смахнуть его.
— Шестнадцать… Я забирал и моложе.
Он наклонился ко мне. Я затаила дыхание, однако он лишь смахнул жука с моей руки. Я почти не почувствовала его прикосновения, ощутила лишь исходящий от него холод. Взглянула ему в лицо, всмотрелась в резкие, но благородные черты, словно высеченные из драгоценного мрамора.