Полынь Половецкого поля

Утомившись от чтения, прадедушка выходил на прогулки: одну продолжительную и две короткие. В черкеске, в папахе с красным верхом, в мягких сапогах и обязательно с тросточкой, он в любую погоду совершал свой моцион. Его по-офицерски стройная фигура появлялась на бульваре словно немой протест произволу, захватившему страну; он выходил в один и тот же час, по нему проверяли время.
А вот в мечеть ходил редко, можно сказать, вообще не ходил — не мог слушать полуграмотное чтение. Его ушам был чужд голос новых мулл, которые пришли на место старых, образованных служителей. Прадедушка молился дома, в тиши общаясь с Всевышним. До последнего дня оставался мусульманином, хотя это было уже очень опасно. Но он все равно не изменял себе. Не мог жить по-новому. Дома надевал на голову турецкую феску, требовал, чтобы на столе стояли цветы, незабудки, и строго соблюдал обычаи. По-другому не умел и не хотел.
Он умер, не поняв, почему расстреляли столько кумыков — его родственников, друзей, которые не совершили ничего предосудительного. Наоборот, были очень порядочными людьми. Не понял, почему запретили учиться его внукам, моему отцу и дяде. (Они, правда, потом выучились и прожили жизнь вдали от Дагестана.) Или — почему… О-о, сколько же этих ужасных «почему» обрушила на несчастного прадедушку новая жизнь!
По счастливой случайности его самого не расстреляли. День продержали в кутузке и выпустили. Нет, не из-за возраста пощадили его, комиссары стреляли и в стариков, и в младенцев.
Еще в мирное время в доме Абдусалама жил сирота по имени Махач и по фамилии Дахадаев. Чем приглянулся прабабушке Батий этот мальчишка с огромным лишаем на голове? Прабабушка моя была ясновидящей! Она вырастила на кухне доброго человека, дала ему денег на учебу — на добро он ответил добром.
Став наместником новой власти в Дагестане, Махач [2] выдал Аджи «охранную грамоту»: чья-то заботливая рука переписала послужное дело Абдусалама, перепутав даты, события, имена (я нашел в архиве это дело, исчерченное жирным красным карандашом, видно, что-то искали, а найти не могли!). А чьи-то заботливые уста нашептали о мифическом турке, от которого якобы идет наш род… Все тогда спасались как могли.
Даже фамилию нам перепутали. Правильно мы должны были писаться Асев-Аджи, как другие наши родственники… К фамилии добавили русский хвостик «ев», лишнее убрали. И — пойди проверь. Нет, только благодаря Всевышнему мы выжили — он наградил наш род прабабушкой Батий.
Правда, выжили в беспамятстве, забыв обычаи, язык, традиции кумыков (только о себе сейчас говорю!). Чего ждать от человека, выросшего вдали от Родины, от своего народа? И все-таки. Заговорил же во мне голос крови. Надеюсь, заговорит он и в моих сыновьях, и в сыновьях моих друзей. Во всех нас.
…Я даже вздрогнул, когда в Военно-историческом архиве нашел бумаги, написанные рукой Абдусалама, — точно такой почерк у моего старшего сына, который тоже гренадерского роста, служил в армии и тоже в конвое. Невероятное стечение обстоятельств! Однако сегодняшний конвой охраняет заключенных. Службу, как и судьбу, не выбирают, ее назначает Небо.
Вот почему я обязан был написать книгу «Полынь Половецкого поля», она — моя судьба. Всю жизнь шел к ней. Не выбирал ее, не придумывал. Взял и написал.
Полынь — трава особенная: не все, лишь избранные ценят ее. В ней запах Родины. Она — весть безмолвная с покинутой Ана-Дол, страны забытой, нелюдимой, поруганной. Наши предки перед дальней дорогой вешали на шею кожаный мешочек и клали туда щепоть сухой полыни — на счастье. Ладанка для души. Для степняка не было роднее запаха, чем у емшан-травы.
К сожалению, ныне степняки не знают этого божественного запаха. Огрубели. Отучили их от него. Когда-то в Степи за добрую традицию почитали посылать далекому родственнику не письмо, не подарок, а именно пучок сухой полыни — сигнал для встречи или возвращения. Помните?
Ему ты песен наших спой,
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан сухой
И дай ему — и он вернется.
Это Майков. Слова напутствия поэт вложил в уста половецкого хана Сырчана, который звал брата Отрока вернуться домой, в родные степи. Эта книга тоже зовет вернуться, но вернуться к самому себе, к своему потухшему очагу великий наш тюркский народ, который разбит на осколки и разбросан по свету… Мало кто ныне догадывается, что на планете живет около миллиарда человек нашей крови. Их корни тоже с Алтая.
 
Люди, потерявшие запах дома, запах емшан-травы, как говорили древние, рано или поздно потеряют себя, забудут свои имена, и их могилы станут безымянны. Так и случилось: из народа, покорившего Европу и весь мир, политики сделали маленькие «народики», карапузов. Веками нас разделяли, чтобы властвовать над нами! На десятки народов разделили нас.
Забытая Родина, забытая гордость. Что страшнее и что позорнее для мужчины, предки которого были славными всадниками? Беспамятство здесь сродни бесчестью.
Но «народики», в ущерб Истине придумывающие прошлое, во сто крат страшнее и в тысячу раз позорнее. Они смирились со своим унижением, кандалы им больше не трут. Забыв древние образы, рисуют новые, очень сомнительные. Жалкие и потерянные, копошатся, не видя развалин величественного отчего дома, не чувствуя былую его теплоту. Родной майдан их не заботит.
Нашу историю унизили и оболгали. О тюркском народе написаны ужасы и небылицы, напраслины возведены до небес. А карапузам и дела нет. Лишь недруги желают, чтобы всегда мы жили рабами, Иванами, не помнящими родства. Чтобы стыдились предков, якобы «диких кочевников» и «поганых татар». Чтобы никто ни разу не вспомнил, что именно наш народ заложил основу европейской цивилизации в ее нынешнем виде!
Да-да, это мы научили Европу плавить железо и мастерить изделия из него, до нашего прихода там был бронзовый век. Глядя на нас, европейские мужчины стали носить рубашки и брюки, мыться в бане. От нас европейцы узнали о ложке и вилке, а также о других, самых обыденных ныне предметах. Ведь до знакомства с нами даже римские императоры ели, кажется, только руками. Не знали они и назначения кумгана. Мы, тюрки, — и никто другой — показали язычникам-европейцам их религиозные символы, от нас услышали они свои теперешние молитвы.
А в ответ… в ответ получили то, что имеем. Нас вычеркнули из истории народов.
 
ПОЛЫНЬ ПОЛОВЕЦКОГО ПОЛЯ
Когда вверху возник свод Неба голубой,
а бурая земля раскинулась внизу,
меж ними род людской был утвержден и жил.
 
СТЕПНЫЕ КОРНИ РОССИИ
Когда хвороба вспыхнет в плотном теле
и разрывать начнет хрящи с хрящами,
то надо возвратить стрелу, что прежде
ты выпустил с намереньем бесчестным…
Нет, не с географии надо начинать разговор о России, о ее народе и земле, занимающей едва ли не восьмую часть суши; стране, лежащей и на Западе и на Востоке; стране, говорящей (или говорившей) на многих языках. Все это было известно и в XIX веке, и раньше. Видимо, обилие народов и привело к явной несуразице в определении этнических россиян.
Русские, кто они? Россия, какая она?
До смешного дошло: ярко выраженные семиты стали «русскими». Армяне — тоже теперь «русские». В Сибири встречаются тысячи монголоидов, во внешности которых нет и тени славянского, но и они называют себя русскими. Все говорят на русском языке, носят русские имена и имеют полное право быть русскими… Я знаю негра, который тоже русский по паспорту. Негры и азиаты стали русскими. Удивительно, как и когда могло случиться такое?
Впрочем, удивляться в российской истории ничему не надо, вся она — загадка для ума. Национальностью человека в стране всегда распоряжались, как и его имуществом, по усмотрению властей. Власти лишали народы имени, так поступили, например, с андийцами, ботлиховцами и десятком других народов в Дагестане. Власти меняли человеку национальность. Они присвоили себе право на все.