Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви
Старый диван все еще стоит в гараже. Он почти развалился, но расставаться с ним никто не спешит. Этот диван напоминает нам о «странностях» нашей мамы и о том, как они повлияли на нашу собственную жизнь.
Первое мая
Мистер Кобб завернул полдюжины гвоздик, несколько декоративных зеленых листьев и изящных веток гипсофилы с крошечными цветками в пленку. Очень мило с его стороны было прикрепить ленту вокруг подарка, который я приготовил для матери к празднику Первого мая.
– Как ты все это донесешь, Эрни? – спросил он.
– Я на велосипеде, – ответил я.
– На велосипеде в такую погоду?
Мы выглянули из окна цветочного магазина: деревья гнулись к тротуару из-за сильнейшего ветра. Я кивнул в ответ.
– Что, если обернуть твой букет бумагой?
Мистер Кобб взял цветы и завернул их в два слоя прочной коричневой бумаги. Отдавая сверток, он пожелал мне удачи.
Поблагодарив, я сунул букет под пальто и застегнул пуговицы как можно выше. Лепестки щекотали шею и подбородок, но вряд ли бы они долго продержались, если бы я просто прижал их руками к рулю велосипеда. Я не особо разбирался в цветах, но точно знал, что моя мать заслуживает гораздо большего, чем разодранный букет из стеблей.
И вот я оказался во власти ветра, способного подхватить и унести на два квартала вперед. В тот день поднялся необычайный по силе ветер, и ехать против него было совсем нелегко. Я чувствовал тяжесть в ногах на педалях, руки были сжаты до предела, легкие перехватило. Ветер дул прямо в лицо, и каждый раз, посмотрев вперед, я видел перед собой все тот же магазин в том же квартале. По крайней мере, так казалось.
Из носа потекло, и у меня не было платка, чтобы вытереть его. Не прошло много времени, как растрескались губы. Уши болели до самой глубины, будто кто-то тыкал в барабанные перепонки зубочисткой. Глаза настолько высохли, что я не мог моргнуть, и каждая мышца в теле отдавала болью.
Трасса стала еще оживленнее к заходу солнца. Ветер выбивал меня из велосипедной полосы на проезжую часть, прямо под колеса машин. Водитель грузовика посигналил и резко свернул в сторону, чтобы не задеть меня. Мужчина за рулем «Кадиллака» высунулся из окна и велел мне тащить «свою-знаешь-что» домой.
Уже совсем стемнело, когда я добрался до своего квартала. К тому моменту мои родители уже должны были с ума сходить от беспокойства. Я выглядывал папин минивэн или мамин микроавтобус. Скорее всего, они искали меня. В любой момент они могли проехать мимо, остановиться, погрузить меня с велосипедом и цветами в уютный, теплый автомобиль и довезти до дома. Чем дольше я искал и не видел до боли знакомых фар, тем злее становился.
Вся эта глупая поездка на велосипеде была ради мамы. Самое меньшее, что она могла сделать, – это спасти мою жизнь.
В четырех улицах от дома, выбившись из сил, я остановился и вытащил букет из-под пальто. Мне хотелось выбросить его. Пусть цветы унесет ветер.
Но вид белых гвоздик остановил меня. Они выглядели слегка потрепанными, как и ветки гипсофилы, но в целом букет все еще был красивым. Столько сил потрачено на то, чтобы привезти его сюда, и было бы глупо сейчас выбрасывать.
Я зажал в зубах стебли с бумагой и поехал медленно-медленно, чтобы ветер их не растрепал.
Велосипед занесло и склонило к земле. Скатившись, я приземлился по крайней мере в трех футах от подъездной дорожки и кубарем покатился до самой лужайки перед домом. Цветы были разбросаны по всему двору, оторванные лепестки летали вокруг, как конфетти.
Не обращая внимания на царапины, я обежал двор, чтобы собрать все, что осталось от маминого букета, – шесть ободранных стеблей.
Хлопнула входная дверь, выпуская во двор маму. Я спрятал цветы за спиной.
– С тобой все в порядке? – с беспокойством разглядывая мое лицо, спросила она.
– Со мной все хорошо, – ответил я, сглатывая комок в горле.
– Ты уверен? – переспросила мама. – Почему ты прячешь руки?
– С руками все в порядке. Видишь? – И я показал безобразие, которое до этого было букетом цветов. – Я подарю тебе что-нибудь другое, – пробормотал я в слезах.
Мама сжала цветы вместе с моими руками и вдыхала их так долго, что я уже стал опасаться за ее нос. Наконец она их опустила, и тут я увидел, что она тоже плачет.
– Они прекрасны. Спасибо тебе.
Только тогда я вспомнил, почему купил их для нее. Не потому что был особый день в календаре, а потому что она любила меня, несмотря ни на что. Цветы были мертвы, но в руках мамы они ожили и вновь стали красивыми.
Через полмира
Эта история произошла летом 1942 года. Мне в то время было девятнадцать лет, я служил связистом третьего класса на американском корабле «Астория», дислоцированном в южной части Тихого океана.
Однажды жаркой августовской ночью мы вступили в перестрелку с японцами. Этот бой стал одним из первых в знаменитой кровопролитной битве за Гуадалканал [8], однако мы об этом еще не знали. В полночь я закончил свое дежурство на вахте. Все еще одетый в рабочую униформу, я на минуту замешкался, чтобы отстегнуть и положить рядом с собой спасательный пояс, а затем сразу же провалился в сон.
Два часа спустя меня разбудили звуки взрывов. Я вскочил на ноги, мое сердце бешено колотилось. Недолго думая, я схватил свой спасательный пояс и пристегнул его. В последовавшем хаосе я мог лишь уклоняться от вражеских снарядов, которые сеяли смерть и разрушения повсюду. Несколько осколков впились в мое правое плечо и ногу, но каким-то чудом я все же избежал смерти.
Первое сражение на острове Саво [9] продолжалось двадцать минут. После того как вражеский огонь прекратился, часть из нас бросились помогать раненым, а остальные вернулись к орудиям.
Я пробирался к орудийной башне, когда внезапно палуба исчезла у меня из-под ног. Сердце ухнуло в пятки – я понял, что, поднятый взрывной волной, лечу с высоты тридцати футов вниз, в темную воду. Счастье, что я успел надеть свой спасательный пояс!
Я принялся грести изо всех сил, стараясь сохранять спокойствие. Иногда мне казалось, что к моим ногам что-то прикасается. Здешние воды кишели акулами, так что любая секунда могла стать для меня последней. И акулы были не единственной опасностью: мощное течение грозило унести меня в море.
Так прошло четыре мучительных часа. Уже начинало светать, когда я увидел приближающийся корабль – это был американский эсминец. Матросы на борту бросили мне канат и втащили на борт.
Стоило мне ступить на палубу, как мои ноги подкосились, и я рухнул как подкошенный. Меня накормили и позволили немного отдохнуть. Затем доставили обратно на «Асторию», которая, хотя и была выведена из строя, все еще оставалась на плаву. Капитан пытался посадить корабль на мель, чтобы произвести необходимый ремонт.
Следующие шесть часов я провел вместе с сослуживцами, готовя убитых к погребению в море. Через некоторое время стало ясно, что наше судно повреждено безвозвратно. Корабль набирал воду. Спустя примерно двенадцать часов «Астория» сильно накренилась и стала медленно тонуть.
Последнее, чего мне хотелось, – это снова лезть в эту проклятую воду, но я знал, что мне придется это сделать. Охваченный ужасом, я снова спрыгнул с высокого борта корабля и поплыл. Спасательный пояс все еще был надет на мне, но его нельзя было надуть во второй раз. К счастью, вскоре меня подобрал другой эсминец и перевез на линкор ВМС США «Джексон».
Я стал одним из немногих выживших в битве у острова Саво. Нам выдали форму морской пехоты. Теперь, в ожидании возвращения в Сан-Франциско и предстоящего отпуска, я проводил время, сидя на палубе «Джексона» и выполняя указания врачей.