Львиное сердце. Под стенами Акры

Ричард уже сделал открытие, что не способен встать с постели — голова кружилась. Потрясенный предательством тела, король позволил Беренгарии усадить его, подложив под спину подушки. Он снова начал проваливаться в сон, но тут ширму рывком отвели в сторону, и появились Андре и Генрих, с улыбкой глядящие на государя сверху вниз.
— Нам показалось, что мы слышим твой голос!
Беренгария, устыдившись, принялась объяснять, что ее радость была слишком велика и она не подумала ни о ком больше. Но мужчины ее не слушали. Подставив к кровати стулья, они поинтересовались, закончил ли Ричард валять дурака и прохлаждаться и не пора ли ему выслушать отчет о событиях минувшей недели. Король был поражен известием, что у него выпала из жизни целая неделя, но горел нетерпением узнать новости, а гостям столь же не терпелось их сообщить.
Саперам удалось сделать подкоп под секцию Проклятой башни, а французские команды обрушили часть прилегающей стены, хотя пробиться в город не смогли. Комендант крепости рискнул выйти под белым флагом для переговоров, но Филипп принял его с таким высокомерием, что сарацин вернулся в Акру взбешенный и поклялся сражаться до конца. Накануне Филипп приказал своим воинам идти на очередной приступ, который, подобно остальным попыткам французов, закончился неудачей. Конрад, явно по причине слухов об одновременной болезни Ричарда и Филиппа, вернулся из Тира. Саперы Филиппа наткнулись на контрподкоп, ведомый сарацинами. Обе стороны по молчаливому согласию разошлись мирно — никому не хотелось сражаться под землей словно хорькам в норе, однако французам удалось освободить нескольких христианских пленников, которых арабы заставили копать туннель.
Позабавленный историей, Ричард рассмеялся. У Беренгарии на глаза навернулись слезы, потому как она отчаялась уже снова услышать этот смех. Лекари тоже сияли, будто именно им, а не Богу обязан был пациент избавлением от смерти. Ужаснувшись мысли, что Джоанна еще не знает, наваррка тут же отправила за ней гонца — одна из фрейлин сицилийской королевы, дорогая ее сердцу Беатриса, тоже тяжко захворала, и Джоанна делила время между бдениями у одра болезни Беатрисы и брата. Отрядив рыцаря в шатер Джоанны, Беренгария поспешила назад к супругу. Но поняла, что тот не заметил ее отсутствия. Ричард сидел в постели худой и изможденный, но с сияющим взором, и засыпал Генриха и Андре вопросами про осаду. Считают ли они, что Проклятую башню удастся вскоре обрушить? Не было ли посланий от брата Саладина? Большие ли потери понесли французы во время отбитого приступа?
Беренгария подождала немного, потом отвернулась от кровати. Встретившись с одним из докторов взглядом, она подозвала его.
— Если король спросит, — тихо промолвила молодая женщина, — скажи, что я пошла просить епископа Солсберийского отслужить сегодня особую мессу в честь свершенного чуда.
Войдя в шатер Джоанны, Беренгария была встречена улыбками и поняла, что кризис у Беатрисы миновал. Это подтверждал и вид пожилой фрейлины, которая впервые почти за неделю погрузилась в мирный сон. Джоанна, выглядевшая усталой, но счастливой, заключила золовку в объятия.
— Воистину, Господь смилостивился над нами, пощадив Ричарда, а теперь Беатрису, — прошептала она.
Идя по лагерю к шатру Ричарда, Джоанна сказала, что лучшим доказательством скорой поправки Беатрисы служит появившаяся забота о волосах и ногтях.
— Я сказала ей, что пока не стоит волноваться из-за выпадающих волос — по словам Генриха, это начинается несколько недель спустя после арнальдии. А Ричарда потеря шевелюры тоже страшит? Он ведь такой тщеславный, — добавила молодая женщина с нежной улыбкой. — Ему ли не знать, как выгодно походить обличьем на короля из песни менестреля!
— Сомневаюсь, что в голове у него есть место для чего-то, кроме осады, — честно призналась Беренгария. — Он удивительно узколоб, и теперь, идя на поправку, думает только о том, как поскорее ринуться в битву. Надеюсь, что ты поможешь мне занять его чем-то другим в течение сегодняшнего вечера.
 
— Вот почему я захватила с собой это, — ответила Джоанна, намекая на роскошно переплетенную в красную кожу книгу. — «Ивэйн, или рыцарь со львом» Кретьена де Труа. Когда Ричард становится беспокойным, я настоятельно читаю ему это.
Искоса бросив взгляд на безмятежный профиль наваррки, Джоанна тихо вздохнула, подумав, что молодой супруге полагается удерживать внимание мужа без помощи со стороны золовки. Несходная получилась пара из брата и его испанской невесты — это как если бы сокол женился на голубке. Но все неважно, покуда она способна приносить ему наследников. Многие жены находят отраду в детях, не в мужьях. Джоанна закусила губу, вспомнив о маленькой усыпальнице в соборе Монреале, а затем, усилием воли стряхнув печаль, стала рассказывать про двоих слуг-сицилийцев, которые, пропав две с лишним недели назад, объявились в лагере у Саладина.
— По крайней мере, так сказали Генриху. Так что полагаю, их обращение в христианство не было таким искренним, как мне казалось, — уныло промолвила она.
К этому времени они подошли к шатру Ричарда. Рыцари обрадовались слову хозяек, что их услуги не понадобятся до самого вечера, потому как ходили слухи, что Проклятая башня вот-вот обрушится. Воины поспешили прочь, а Беренгария и Джоанна переступили через порог и застыли в изумлении, обнаружив, что внутри нет никого, кроме нескольких человек, разморенных июльским солнцем и дремлющих. Поскольку подобное безлюдье не было свойственно королевским резиденциям, женщины переглянулись озадаченно: с какой стати Ричарда оставили почти одного? Ужаленные одним и тем же недобрым предчувствием, дамы поспешили за ширму и обнаружили измятую пустую постель.
— Государыни? — Повернувшись, они увидели одного из солдат, сонно трущего глаза. — Могу я чем-то помочь?
— Где мой милорд супруг, король?
— Прошлой ночью наши саперы обрушили часть стены, прилегающей к Проклятой башне, и король решил быть наготове, когда пробьют брешь, — заявил воин с таким спокойствием, что им обеим захотелось хорошенько встряхнуть его. — Лекари возражали, да король настоял на своем, и его унесли на шелковом одеяле, чтобы он мог принять командование.
Ричард расположился в серклейе близ оборонительного рва. Крестоносцы много недель усердно засыпали его, и в лагере до сих пор толковали о самоотверженном подвиге жены одного из сержантов. Женщина таскала ко рву камни, и в нее попала сарацинская стрела. Умирая на руках у мужа, несчастная просила бросить ее тело в ров, чтобы и после смерти она могла послужить святому делу. Сегодня задачей было расчистить часть завала, образованного обрушившейся секцией стены. Работа была в высшей степени опасная, потому как ничто не защищало воинов от вражеских лучников на укреплениях, но недостатка в добровольцах не наблюдалось. Выписывая зигзаги, они устремлялись к бреши, вскинув шиты для зашиты от сыплющихся сверху стрел и копий.
Арбалетчики прикрывали их как могли. Рядом с каждым стрелком стоял помощник с взведенным арбалетом. Выпустив болт из своего арбалета, стрелок брал запасной, и таким образом удавалось поддерживать плотный огонь. Ричард тоже принимал участие. Когда его болт нашел свою цель — неосторожного сарацина, перегнувшегося через парапет, чтобы поразить кого-нибудь из осаждающих, — он засмеялся, довольный тем, что затяжная болезнь не отразилась на меткости глаза. Воины оборачивались на него и улыбались. Присутствие короля сильно подняло боевой дух. Солдатам нравилось, что он всегда готов рисковать своей жизнью наряду с ними и что, даже будучи не в силах ходить, велел доставить себя сюда на носилках.
Генрих передал ему заряженный арбалет.
— На этот раз целься в того высокого в зеленом тюрбане.
— Почему? Тебе не нравится его манера одеваться? — спросил Ричард и, принимая оружие, удивленно посмотрел на племянника.
— На этом выродке доспехи Обре Клемана.
Взгляд Ричарда переместился с хмурого лица родича на человека на стене. Ему сообщили о гибели Обре три дня назад во время французского приступа. Маршал первым взобрался на стену. Рыцари следовали за ним, но лестница сломалась, и все попадали в ров. Оставшись наверху один, Клеман яростно оборонялся, но турки задавили числом, и друзьям несчастного оставалось лишь смотреть, как его кромсают клинками.