Львиное сердце. Под стенами Акры

— Дело сделано, — объявил он хрипло. — Акра наша.
Гарнизон крепости согласился сдать город, все оружие, включая метательные орудия, а также семьдесят галер из флота Салах ад-Дина, стоящие на якоре в гавани. От имени султана командиры обещали уплатить двести тысяч динаров и возвратить Истинный Крест. Полторы тысячи христианских пленников получали свободу, в том числе сто особо поименованных человек. За посредничество в устройстве соглашения Конрад Монферратский получал десять тысяч динаров. До выполнения условий гарнизон Акры удерживался в качестве заложников, а затем воинов и их семьи полагалось отпустить. Когда новости достигли Салах ад-Дина, тот ужаснулся и, посовещавшись с советниками, решил отправить после наступления темноты пловца в осажденный город с повелением не принимать подобных условий. Но вскоре узнал, что опоздал, потому как в полдень ему донесли, что на стенах Акры развеваются «знамена неверных».
  
ГЛАВА IV. Акра, Утремер
 
Июль 1191 г.
Акра была поделена между Ричардом и Филиппом, как и заложники из состава гарнизона. Это не обрадовало тех их крестоносцев, которые участвовали в осаде города с самого начала и рассчитывали на достойное вознаграждение после его взятия. После громких их жалоб два короля согласились уступить им часть добычи, но не все верили венценосному обещанию, и недовольство не вполне сгладилось. Не был удовлетворен разделом и Филипп, поскольку Ричард требовал ту половину города, где размещалась цитадель. Ему хотелось разместить там жену и сестру, Филиппу же предлагалось довольствоваться домом тамплиеров. Припомнив, что именно он занял королевский дворец в Мессине, французский монарх счел сей факт новым доказательством того, что его статус намеренно подрывают, и затаил на Ричарда очередную обиду.
Ричард не обращал внимания на это ворчание и шел своим курсом, заботясь лишь о том, чтобы как можно скорее укрепить Акру. В его планы входило сразу же, как только Салах ад-Дин выкупит сарацинский гарнизон, выступить в поход на юг. Но прежде архиепископу Веронскому и прочим прелатам предстояло заново освятить городские церкви, многие из которых использовались в качестве мечетей. Улицы необходимо было расчислить от завалов, обломков и мусора, накопившегося за время осады, а жилые дома распределить между крестоносцами. Стены Львиное Сердце начал восстанавливать немедленно, но миновало целых девять дней, прежде чем он счел достаточно безопасным привезти в город Беренгарию и Джоанну.
До захвата Салах ад-Дином Акра являлась крупным морским портом, славилась пестрым населением, шумным оживлением, обилием возможностей для дурного поведения. Едва миновав ворота в развалинах Проклятой башни, женщины заметили быстрое возрождение былой активности: улицы кишели народом, стремительно образовывались рынки, а таверны, харчевни и бордели уже принимали посетителей. Столкнувшись с шумной разухабистостью, женщины испытывали и интерес, и оторопь, но полагаясь на Ричарда в качестве охранника и проводника, постепенно успокоились и стали наслаждаться поездкой по экзотическому, оживленному, грешному городу.
Происходило восстановление прежних порядков: тамплиеры, госпитальеры, итальянские купцы занимали принадлежавшие им места. Дамы едва глянули на французские лилии, развевающиеся над Храмом на западе, где размещался Филипп. А вот генуэзский квартал их заинтересовал, потому как прежде им не доводилось видеть крытых улиц. Улица пряталась под сводчатой крышей, в которой проделывались отверстия для вентиляции и света, по сторонам ее тянулись лавки и каменные скамьи, а воздух внутри был так напоен ароматами из мыловарен и парфюмерных лавок, что королевы решили наведаться сюда позднее за покупками, потому как оказались лишены этого нехитрого удовольствия со времени отплытия из Мессины.
Они уже попривыкли к странным плоским крышам, поскольку насмотрелись на них на Кипре. Но их удивляли отсутствие зданий из дерева и очень большое количество домов из камня настоящая роскошь по европейским меркам, а также обычай растягивать поперек узких улочек парусиновые навесы, чтобы укрыть прохожих от жаркого сирийского солнца. Дам огорчило открытие, что собор Св. Креста сильно пострадал за время сарацинской оккупации, и заинтриговал рассказ о наличии у тамплиеров и госпитальеров подземных конюшен. Джоанне не терпелось побывать в банях, которые, по словам Ричарда, были оснащены комнатами с горячими и холодными бассейнами, а также раздельными апартаментами для мужчин и женщин. А еще их подивило первое знакомство с удивительным созданием, обладающим горбом на спине и бархатистыми, длинными ресницами. Они были поражены, когда оно опустилось на колени, чтобы дать наезднику взобраться в седло. Ричард пояснил, что этих животных называют верблюдами и что они способны долгое время обходиться без воды. Его самого больше увлекали рассказы о водящихся на севере львах. Король заявил, что хотел бы до возвращения домой успеть поохотиться на льва. При этих словах Джоанна и Беренгария переглянулись, объединенные общей мыслью — никогда еще «дом» не казался им таким далеким.
 
Показав дамам генуэзский и венецианский кварталы, Ричард повез их в королевскую цитадель, расположенную вдоль северной стены. Женщинам не терпелось увидеть крепость, они знали, что той предназначено стать их резиденцией на многие месяцы вперед. Построена она была по типу множества домов в Утремере: с внутренним двором, угловыми башнями и большим залом. Хотя тягаться по роскоши с дворцами в Палермо цитадель не могла, после недель, прожитых в шатре, Джоанна так обрадовалась крыше над головой, что не была склонна жаловаться. Внутренний двор привел их в восторг, поскольку был вымощен мрамором, обрамлен фруктовыми деревьями, скамьями, имел солнечные часы и большой фонтан, где вода изливалась из пасти высеченного из камня дракона.
— Вы еще большого зала не видели, — сказал Ричард. — Потолок там расписан под усеянное звездами небо.
Но едва они направились к пристроенной снаружи лестнице, как один из приближенных перехватил короля, и когда, после короткого обмена репликами, тот повернулся к женщинам, от его улыбки не осталось и следа.
— Герцог Австрийский здесь и настаивает на разговоре со мной, — объявил он, и в голосе его не угадывалось особой радости. — Генрих покажет вам дворец, а я присоединюсь, как только смогу.
Обнаружив, что цитадель выглядит довольно комфортабельной, дамы с облегчением вздохнули. Удивило их и то, как за такое короткое время удалось уничтожить все следы пребывания тут прежних обитателей — очевидно, готовя для них апартаменты, люди трудились от зари до зари. Королев восхитили расписной потолок большого зала и мозаика на полу, порадовали опочивальни, просторные и насыщенные золотистым светом солнца благодаря большим окнам, открывающимся наподобие двери. В одной из комнат имелся выходящий во внутренний двор балкон, и Беренгария с Джоанной тут же принялись спорить, кто в ней будет жить. Генриха забавляла настойчивость, с которой каждая хотела уступить это право другой.
Беренгария вышла на балкон и тут же подозвала к себе Генриха.
— Это герцог Австрийский сейчас с Ричардом? — осведомилась она.
Генрих и Джоанна подошли и посмотрели на сцену во дворе. Герцог в свои тридцать был мужчиной довольно щуплым, облачение его подходило скорее для двора в Вене, чем для пыльных улиц Акры: туника из алого шелка, украшенная самоцветами шапочка, пальцы унизаны золотыми перстнями. Собеседники говорили тихо, но зрители ясно видели, что Леопольд очень возбужден. Он оживленно жестикулировал, а однажды даже ударил кулаком об раскрытую ладонь. Лицо его раскраснелось так, будто он обгорел на солнце. Ричард выглядел скорее раздраженным, чем сердитым — качал головой, пожимал плечами. А потом отвернулся. Лицо Леопольда перекосилось, он кинулся и ухватил короля за плечо. Женщины и Генрих вздрогнули, зная, что последует дальше. Ричард, глаза которого сверкнули, крутнулся на месте. Он сказал нечто, чего хватило, чтобы успокоить герцога, который, побледнев, принимал выволочку от английского монарха. На этот раз, когда Ричард пошел своей дорогой, австриец не пытался его задерживать, но выражение на его лице обеспокоило Беренгарию и та, стоило зрителям удалиться с балкона, спросила у Генриха, почему герцог так зол на Ричарда.