Скромная королева (ЛП)

— Я и не собиралась спорить. — Я пошла к двери, но остановилась и снова повернулась к нему. — Что именно я сделала, чтобы так сильно разозлить тебя этим утром? — Я спрашиваю, потому что могу сказать, что он все еще кипит внутри.
— Пойду попрошу Нео наложить еще один шов на плечо. Тебе нужно одеться, если ты хочешь увидеться с отцом. — Он уходит, даже не взглянув в мою сторону.
А я остаюсь стоять на месте, гадая, что, черт возьми, только что произошло. Тео никогда раньше так не отмахивался от меня. Я понятия не имею, что его гложет, и как бы мне ни хотелось сказать: к черту его и его чрезмерную опеку, все, что я действительно хочу сделать, — это исправить ситуацию. Что бы между нами ни происходило, я хочу все исправить. Мне не нравится, что между нами нарастает напряжение. Но я не бегу за ним. Вместо этого я принимаю душ и готовлюсь увидеться с отцом впервые за двенадцать месяцев.
Мне следовало бы больше радоваться этому визиту, но какая-то часть меня все еще злится на него за то, какой выбор он сделал, и из-за этого вынужден был оставить нас. Но есть во мне и маленькая девочка, которая просто хочет вернуть папу. До того, как он попал в тюрьму, он был моей опорой. Я могла поговорить с ним обо всем, и он никогда меня не осуждал. А последние пять лет я только и делаю, что осуждаю его за его поступки, обижаюсь на него. Неужели я такая лицемерка? Я замужем за одним из самых безжалостных криминальных боссов Нью-Йорка. Так мне говорят. Я еще ни разу не видела, чтобы Тео был кем-то другим, кроме милого, заботливого мужчины, который шепчет мне на ухо обещания о вечной любви. Ну, если не считать сегодняшнего утра. Я ломаю голову, пытаясь понять, что сделала, чтобы вызвать такую резкую реакцию. Если он не собирается быть зрелым и рассказать мне об этом, то я больше не буду пытаться это выяснить.
Я спускаюсь вниз в поисках мужа и застаю его и Нео за жарким разговором в кабинете. Оба мужчины замолкают и смотрят в мою сторону, когда я вхожу в комнату. Я сжимаю в руках ткань, обтягивающую живот. Я выбрала платье макси. Оно опускается до щиколоток, скрывая все мое тело, которое, по мнению Тео, нужно прикрыть.
— Я могу вернуться позже или позвонить Райли и спросить, не хочет ли она поехать со мной? — предлагаю я.
Ти вздыхает, качая головой. Он все еще выглядит чертовски злым, но я больше не чувствую, что это направлено на меня.
— Нет, Dolcezza, я поеду с тобой. Пойдем. — Он берет со стола бумажник и ключи. Я не знаю, где он принял душ и переоделся, но сейчас он в свежевыглаженном костюме темно-синего цвета. Его волосы еще влажные, а сам он пахнет чистотой и мятой. Как так получилось, что мы были вместе меньше часа назад, а я уже хочу только одного — вышвырнуть Нео из этого кабинета и заставить Ти трахнуть меня на этом столе?
Я смотрю на стол, прокручивая это в голове, и чувствую, как румянец заливает мое лицо.
— Холли, ты в порядке? — Его голос тихий, когда он делает шаг ко мне.
— А, да. Я в порядке, — лепечу я.
— Не хочешь поделиться тем, о чем ты сейчас думала?
— Нет, некоторые мысли никогда не должны покидать мою голову.
Ти смеется и кладет руку мне на поясницу.
— Нео, договаривайся, — бросает он через плечо, направляясь со мной к выходу.
Глава двадцать вторая
Тео
Холли сидит на пассажирском сиденье и грызет ногти. Она нервничает. Я не могу понять, волнуется ли она из-за встречи с отцом или потому, что знает, что я все еще чертовски зол. Но как бы я ни был на нее зол, я не могу удержаться от желания облегчить ее переживания. Я беру ее за руку и сжимаю.
— Что случилось?
Она резко поворачивает голову в мою сторону, ее зеленые глаза смотрят прямо на меня.
— Серьезно? Что случилось? Ничего не случилось, Тео. Что может быть не так? Я собираюсь впервые навестить своего отца, даже не знаю, за какое время. В тюрьме! Да, и еще я везу своего мужа, босса мафии, у которого, заметьте, сейчас палка в заднице, на встречу с отцом. В тюрьме! Боже, Тео, я даже не знаю, что может быть не так. — Она отдернула руку.
 
— Ты так много всего сказала, Dolcezza, но давай начнем с того, что у меня нет гребаной палки в заднице.
— О, я виновата. Я думала, твое ворчливое настроение из-за нее.
— Я не ворчу. Просто немного разозлился. — Холли поднимает на меня бровь. — Ладно, я чертовски взбешен. Но у меня нигде нет палки.
— Может, поделишься с остальными, почему ты так разозлился?
Я смотрю на нее, размышляя, стоит ли говорить ей правду или нет. В конце концов, я решаю, какого черта? Может быть, это не позволит ей повторить ту же ошибку дважды.
— Ты позвонила другому мужчине и попросила гребаный самолет, Холли. Ты обратилась за помощью к другому мужчине. Конечно, я чертовски зол из-за этого. — Ее брови сходятся вместе, прежде чем она разражается смехом. — Это, бл*дь, несмешно. Тебе никогда не нужно обращаться к другому мужчине. Ни за чем. Ты моя гребаная жена. Все, что тебе нужно, я, бл*дь, могу тебе дать, да еще и с чертовой вишенкой сверху.
— Вот только ты не собирался мне ее давать, верно? Я попросила, а ты отказал.
— Потому что я хочу, чтобы ты была в безопасности. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — рычу я. — Мне не нравится ссориться с тобой, Холли. Меня от этого тошнит.
— Это не ссора, Ти. Это ты ведешь себя как властный альфа-засранец.
— Что? Вообще-то, это неважно. Просто… если тебе что-то понадобится, попроси меня. Никогда больше не обращайся к другим мужчинам и не проявляй неуважения ко мне в присутствии моих людей. Это плохо выглядит.
— Я не проявляла к тебе неуважения, Тео. Я бы никогда так не поступила.
Я беру ее руку и подношу к губам, нежно целуя.
— Может, ты и не делала этого намеренно, Dolcezza. Но то, что ты обратилась за помощью к другому мужчине, — это огромное неуважение к своему мужу, особенно в нашем мире.
— Мне жаль, что ты так подумал. Это не входило в мои намерения. Серьезно. Я испугалась. Не хотела снова разлучаться с тобой и была готова сделать все, что угодно, лишь бы поехать с тобой в Италию. Если тебе нужно быть где-то, то и мне тоже.
— Хорошо. Если я переживу этот визит к твоему отцу, обещаю, что никогда больше не покину тебя, если только у меня не останется выбора.
— Почему ты можешь не выжить?
— Я женился на дочери этого человека, не спросив его разрешения. А теперь я увожу его дочь, чтобы она жила со мной в моем поганом, опасном преступном мире, в самом Нью-Йорке. Ты действительно думаешь, что твой отец не захочет меня убить? — Я улыбаюсь ей.
Она не отвечает.
— Это не смешно. Мне не нравится думать о своем отце, как об убийце. Но ведь он такой и есть, не так ли?
Я смотрю на нее; на ее глазах показались слезы.
— Холли, твой отец не сделал ничего такого, чего бы не сделал я сам. И ты не смотришь на меня по-другому, даже зная, на что я способен. Ты не должна и на него смотреть по-другому. Ты не знаешь, на что способен ради своих детей, ради того, кого любишь, пока сам не окажешься в таком положении.
— Дело не в том, что он сделал. Дело в том, что он нас бросил. Мы нуждались в нем, а он ушел.
— Нельзя держать в себе эту обиду. Это никому не идет на пользу. Постарайся простить его, Холли. — Я не могу представить, что она пережила, когда ее отца посадили. Я видел много мужчин, приговоренных к большим срокам, но ни одного, на кого мне было бы действительно не наплевать. Конечно, федералы всегда ждут, когда кто-нибудь из нас облажается, чтобы навесить на нас какое-нибудь дерьмовое обвинение. Но я не собираюсь быть настолько глупым, чтобы позволить этому случиться. Интересно, обидится ли на меня Холли, если это случится? Будет ли она ждать меня, как другие жены в нашей семье? Я не уверен. В чем я точно уверен, так это в том, что прибью любого ублюдка, с которым она попытается жить дальше, любого, кто посчитает, что может прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Я сделаю так, что весь гребаный мир получит это сообщение и будет знать, кому она принадлежит.