Обрученная с ветром

«Слишком поздно!» — подумала она в замешательстве.
Что было слишком поздно? Она не знала. Знала только, что в этот день что-то началось.
Что-то, чем она не могла управлять…
 
ГЛАВА IV
Он поклонился ей по всем правилам, она присела в неглубоком реверансе. Менестрели на галерее над залом продолжали играть.
Пальцы их соприкоснулись, и она двинулась вокруг Пирса Дефорта. До сих пор они не были слишком сдержанны друг с другом. Роза не видела необходимости сдерживаться теперь.
— Вы могли отказаться, — сердито сказала она.
Темные брови изогнулись.
— Какая разница?
— Это избавило бы нас от общества друг друга.
Он пожал плечами, серебристые глаза внезапно заискрились.
— Это танец, мисс Вудбайн. Ничего больше.
Она улыбнулась очень любезно.
— Пожалуйста, мой милый ох-какой-самонадеянный лорд Дефорт! Позвольте мне сообщить вам, что можете не сомневаться, я считаю вас самым раздражительным человеческим существом из всех, кого я когда-либо имела несчастье встретить, и, следовательно, танцевать с вами, какой бы это ни было мелочью, чрезвычайно неловко. Конечно, мое мнение о вас вряд ли может иметь значение, поскольку ваше собственное столь высоко. Но вы ни в коей мере не должны ощущать беспокойство по поводу чего-либо, слышанного вами о желаниях моего отца. Я бы не вышла за вас замуж, сэр, даже если бы кроме вас на доброй Господней земле никого больше не осталось — одиночество было бы гораздо предпочтительней. Вот так, милорд. Вы ощущаете себя в меньшей опасности?
Она почти закричала от внезапного хруста своих пальцев. Непонятно было, веселился он или сердился.
— Я не знал, что мне угрожает опасность. Вы, похоже, защищаетесь, мисс Вудбайн.
— Я не защищаюсь, — заявила она с жаром. — Я только хотела заверить вас…
— Но я не нуждаюсь в заверениях.
Ей показалось, что если бы она сжала зубы еще крепче, они бы все сломались.
— Не можем ли мы остановить танец, лорд Дефорт?
Он улыбнулся. Какой дурак. Ей не следовало позволить ему заметить свое беспокойство. Он наслаждался им. Он хочет заставить ее страдать. Его улыбка стала шире.
— Титул для вас ничего не значит?
Она приподняла подбородок.
— Для меня — нет, милорд. Меня беспокоит только одно: когда я отплыву домой. Возможно, мы — обитатели лесной глуши, как вы здесь с такой легкостью называете нас! Но в колониях, милорд, мы научились судить о человеке по его поступкам, сердцу и душе, а не по какому-то титулу, случайно доставшемуся ему от рождения.
Его хватка слегка ослабла.
— Ах вот как, мисс! Как же зовут этого парня, который не имеет титула, но так благороден в поступках, а также сердцем и душой?
Пораженная, она сбилась с ритма танца. Потом уставилась на него, теперь ей самой стало весело.
— В моей жизни нет мужчины, милорд. И хотя я уверена, что это должно изумить вас, такое положение вещей мне нравится гораздо больше.
— Но оно не может быть таким, — сказал он.
Она снова напряглась.
— А что именно вы могли бы сказать о моей жизни, милорд Дефорт? — спросила она.
— Я? — темные брови взметнулись вверх. — Вряд ли многое — кроме того, что, похоже, вы живете в каком-то мире фантазий, в котором считаете себя столь же величественной, как король…
— Как вы смеете?
— И поскольку вы такая капризная маленькая… девочка…
— Дефорт, нет никакой причины, чтобы вы считали себя вынужденным танцевать с ребенком! Отпустите меня…
— Боюсь, я доставлю себе огромное удовольствие, пытаясь объяснить вам кое-что. Мисс, это мужской мир. В этом мире вы — всего лишь пешка. Возможно, это упущение вашего отца, ведь он не предупредил вас, что не может не обеспечить вас мужским покровительством. Необходимо объединить ваше состояние с другим и таким образом обеспечить ваше будущее.
Глаза Розы гневно сощурились. Снова она попыталась освободиться от его хватки, но потерпела неудачу. Он не намерен был отпускать ее.
— Если мой отец оскорбил вас…
— Нисколько. Я чрезвычайно богат. У меня есть титул и руки-ноги на месте. Он умный человек.
Он был так дьявольски самонадеян! Ей страстно хотелось выдрать ему волосы. И в то же время она ощущала очень странный жар. Это был гнев, но и что-то еще. Она была поражена могучей властью его прикосновения, дразнящим серебром его глаз и тем, как глубоко они согревали ее и заставляли дрожать.
Независимо от того, что он вызывал в ней гнев, он заставлял ее чувствовать себя неправдоподобно живой, готовой сражаться во что бы то ни стало, горячей, пылающей, взволнованной свыше всякой меры.
— Пожалуйста, давайте окончим этот кошмар! — попросила она.
— Я нахожу, что музыка превосходна.
Она вскинула голову и улыбнулась. Прекрасно. Они продолжат.
— Как вы сказали, Дефорт, у меня приличное состояние.
— У вашего отца приличное состояние.
— Я — единственный ребенок. Очень богатая наследница. В чем разница между леди Анной и мной?
Он высоко изогнул бровь, вероятно, пораженный вопросом. Затем снова улыбнулся.
— Леди Анна уже унаследовала свое состояние. Она должна отчитываться только перед королем.
— И перед вами, я полагаю.
— Она делает это с величайшим желанием.
— Хм-м. Значит, вы просто собираетесь прибрать к рукам и ее состояние.
Он засмеялся. Если он и обиделся, то определенно хорошо это скрыл.
— Бедная Роза! Такая своевольная и уверенная в себе. Какой-нибудь молодой человек наверняка приберет к рукам и ваше состояние. Мне жаль этого парня! Все же, возможно, это удивит вас. Я буду рад, если все пойдет так, как вам хочется.
Она изогнула бровь.
— Вы намекаете, что этого не будет?
Он колебался, глядя на нее с высоты своего роста.
На какое-то мгновение ей определенно показалось, что в его взгляде промелькнул намек на сочувствие.
— Роза, я думаю, что ваш отец имеет для вас совершенно четкие планы. И Джемисон Брайант, будучи таким отъявленным мошенником, сумеет представить вашему отцу полный набор предложений, поскольку знает, что ему выгоден ваш брак с каким-нибудь титулованный типом. Может быть, в колониях все по-другому, я иногда ощущал это на себе. Но здесь, Роза, когда молодая женщина настолько богата, как вы, браки принято устраивать.
Странно, но она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Он, казалось, говорил с точки зрения более взрослого и мудрого человека, а ей этого не хотелось слушать.
— Возможно, так принято. Но вы ошибаетесь. Все, что мне действительно необходимо, — это попасть домой и поговорить с отцом. Отец любит меня.
Он склонил голову.
— Тогда я желаю вам удачи.
— Да, я вижу.
Его глаза, казалось, на секунду заволоклись серебристой дымкой. Ему стало весело.
— Они найдут вам какого-нибудь юнца, и все будет вполне благополучно.
— Никогда! Никто не найдет мне мужа! Если я выйду замуж, это будет по любви! — горячо сказала она.
Он улыбнулся с таким превосходством, словно она была очень глупым ребенком.
— Пожалуйста, простите меня! — прошептала она. — Как я могла не сознавать, что только мужчины и женщины ваших древних лет могут по-настоящему понимать глубины любви.
При этих ее словах он сочувственно рассмеялся, и на мгновение она снова поняла, что, возможно, у потрясающей популярности этого человека были причины. Когда он улыбался или смеялся, он был действительно красив. На левой щеке появлялась чуть заметная ямочка, глаза сверкали серебряным пламенем, и губы чувственно изгибались.
— Я такой древний? — спросил он, и она ощутила в этот момент, что он близок, очень близок, хотя и в пределах, допустимых приличиями.
— Немыслимо, — надменно прошептала она.
— И вы никогда не полюбили бы никого, столь древнего!
— Конечно, нет, милорд, — извиняющимся тоном произнесла она.
— Слава Богу, что существует древняя леди, отвечающая мне взаимностью!
— О, действительно! Вам следует ежедневно благословлять нашего доброго Господа за леди Анну.