Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
X
Воображаясь героинойСвоихъ возлюбленныхъ творцовъ,Кларисой, Юліей, Дельфиной,4 Татьяна въ тишинѣ лѣсовъОдна съ опасной книгой бродитъ,Она въ ней ищетъ и находитъСвой тайный жаръ, свои мечты,8 Плоды сердечной полноты,Вздыхаетъ, и себѣ присвояЧужой восторгъ, чужую грусть,Въ забвеньи шепчетъ наизусть12 Письмо для милаго героя....Но нашъ герой, кто бъ ни былъ онъ,Ужъ вѣрно былъ не Грандисонъ.1, 3 героиной (тв. пад.)… Дельфиной (тв. пад). Чтобы «героиня» правильно рифмовалось с «Дельфиной», пришлось изменить окончание творительного падежа, требующегося после «воображаясь», и написать недопустимое по-русски «героиной».
3 Кларисой. См. коммент. к главе Третьей, IX, 10.
3 Дельфиной. Если обветшавших «Вертера» и «Юлию» все-таки можно читать и сегодня — по крайней мере, с определенными научными целями, — то произведение мадам де Сталь «Дельфина» (1802) просто невыносимо, и я не уверен, что Пушкин обременил бы Татьяну необходимостью осиливать ее эпистолярный роман в 250 000 невыразительных слов, не запамятуй он, что тут нет даже псевдоэкзотического интереса к лучшей книге месяца — нелепой «Матильде» мадам Коттен, не говоря уже об эмоциональной насыщенности, в которой не отказать ни Гёте, ни Руссо.
Дельфина д'Альбемар, овдовев в двадцать один год, поглощена своей любовной историей, происходящей в 1790–92 гг. Ее обожатель — женатый человек по имени Леонс де Мондовиль, но в конце концов она от него отказывается, ощущая моральный долг перед его женой. Когда Дельфина болеет, он стоит у ее постели, «ухватившись за столбики ее кровати в состоянии ужаса еще большего, нежели испытываемый его подругой» (ч. IV, письмо IV). Немыслимые кипучие страсти бушуют в ч. IV, письме XIX (от Дельфины к мадам де Лебенсей): «…я бросилась к ногам Леонса… он… отнес меня на софу, недвижно замерев у моих ног» и т. п. Как художник Сталь полностью лишена чутья: «Матильда! — вскричала я, сжимая ее воздетые к небу руки» (ч. IV, письмо XXXIV).
5 См. коммент. к IX, 3–4.
14 Грандисон. В этом месте своего комментария к «ЕО» Чижевский (с. 237) снова дезинформирует читателя (см. коммент. к главе Второй, XXX, 3), сообщая: «Грандисон — герой „Клариссы Гарлоу“ Ричардсона». Он, кроме того, видимо, полагает, что Пушкин читал эти романы по-русски.
XI
Свой слогъ на важный ладъ настроя,Бывало, пламенный творецъЯвлялъ намъ своего героя4 Какъ совершенства образецъ.Онъ одарялъ предметъ любимый,Всегда неправедно гонимый,Душой чувствительной, умомъ8 И привлекательнымъ лицомъ.Питая жаръ чистѣйшей страсти,Всегда восторженный геройГотовъ былъ жертвовать собой,12 И при концѣ послѣдней частиВсегда наказанъ былъ порокъ,Добру достойный былъ вѣнокъ.2 пламенный. Несомненно, это одна из тех условных стилистических фигур, к которым питали пристрастие Пушкин и поэты его школы. Ударение, приходящееся в этом трехсложном слове на первый слог, легко — может быть, слишком легко — совпадает с необходимостью сделать ударным второй слог в ямбическом четырехстопнике, так что строка сползает к банальной модуляции русского стихосложения — скольжению на третьей стопе в трехсловной строке (как здесь). Схожи в метрическом отношении такие слова, как «радостный», «трепетный», «девственный» и т. п., равно как отдельные случаи множественного числа (и разные падежные и родовые формы) двусложных прилагательных, как, например, в главе Третьей, XVI, 12 «Напевы звучные заводит». «Пламенный» почти то же, что и «пылкий», — еще одно излюбленное слово Пушкина и его школы.
5 предмет. Видимо, любимый предмет автора — его герой.
9 Питая жар. Распространенный галлицизм. См., например, у Расина в его драматической эклоге («трагедии») «Федра» (1677), III, 1: «Не гасишь ты огонь, но раздуваешь пуще» <пер. М. Донского>; примеров таких множество.
10 Всегда восторженный герой. Два первых слова представляют собой тот же самый эпитет, который характеризовал в главе Второй, VI, 13 манеру говорить Ленского, его «всегда восторженную речь»; оставшись в памяти читателя, строка заставляет как бы самопроизвольно соединить слова «всегда» и «восторженный». На самом деле логичнее в этой назидательной строфе слово «всегда» отнести к следующей строке («всегда готов был»), связав его со вторым «всегда», указывающим на порок — непременно наказуемый, и добро — непременно вознаграждаемое.
XII
А нынче всѣ умы въ туманѣ,Мораль на насъ наводитъ сонъ,Порокъ любезенъ и въ романѣ,4 И тамъ ужъ торжествуетъ онъ.Британской музы небылицыТревожатъ сонъ отроковицы,И сталъ теперь ея кумиръ8 Или задумчивый Вампиръ,Или Мельмотъ, бродяга мрачной,Иль вѣчный жидъ, или Корсаръ,Или таинственный Сбогаръ.12 Лордъ Байронъ прихотью удачнойОблекъ въ унылый романтизмъИ безнадежный эгоизмъ.5 небылицы. Т. е. «недостоверности», «выдумки», «ирреальности», «фантастические предположения».
6 Тревожат сон отроковицы. Обычная для тех времен идея; ср. у Чарлза Седли в сочинении «Карточный столик, или Матери-картежницы», «современная притча автора сочинения „Возница Барух и его жена“» (Лондон, 1808), «Предуведомление»: «Романтические авторы пытались представить дело так, будто чтение романов идет на пользу юному поколению. Вздор! — Кому придет в голову подпалить собственный дом, желая удостовериться в надежности средств для тушения пожара? — Назидания, заключающиеся в подобных произведениях, вместо того, чтобы быть обращены к кому следует, неизменно адресуются юным девицам, точно девицы наделены пороками, кои изобличает сочинитель».