Полигон неожиданностей

— Ты что имеешь в виду? — насторожился Василий Федорович.
— Ничего. Просто рекомендую тебе оставить все как есть… И вообще, что ты привязался к этому экипажу. Надо же и другие посмотреть, а они ничем не хуже.
— Вот, вот! Даже ты признаешь их преимущество! Ничуть не хуже! Значит, не лучше!
— Не цепляйся к словам. Конечно, нынче они блеснули, но я наблюдаю за ними в течение четырех лет. Самый неуравновешенный экипаж. Может неожиданно, как сегодня, вырваться на совершенно немыслимое количество баллов вперед, а назавтра сесть на простой задаче.
— Хорошо, посмотрим, — Алферов заглянул в заготовленный список команд. — Кого запустим?
— Самохваловцы рвутся. Тем более, что мы держим их в стартовой готовности.
— Насколько я помню, они из явных претендентов?
— Да.
Василий Федорович снова углубился в список, перечитывая фамилии командоров экипажей и что-то прикидывая в уме. Наконец он поднял голову, видимо, сделав выбор.
— Экипажу Демина приготовиться к прохождению полигона. Старт по готовности. Экипажу Самохвалова предоставляется трехчасовой отдых.
— Мудришь? — недовольно поморщился директор. — Мы стараемся создать для всех равные условия, а ты делаешь исключения.
— Да, делаю! Мне нужны объективные данные об их максимальных возможностях! В конце-концов я выбираю практикантов! — рассердился Василий Федорович. — Ты собрался и иди, пожалуйста!
— Как хочешь, — обиделся Баженов и, бросив последний взгляд на экран, где экипаж Субботина очередной раз опускал трубу, вышел из центрального поста наблюдения.
На протяжении последующих двух суток, пока шли испытания, он не появлялся на полигоне и лишь изредка справлялся о результатах конкурса через диспетчерскую. До последнего дня время внеконкурсного экипажа оставалось непревзойденным. Под занавес испытаний неожиданно для всех вырвался вперед экипаж Кузнецова, но они умудрились схватить три штрафных балла за нарушение правил безопасности и не могли составить конкуренцию даже самохваловцам. Перед объявлением результатов Алферов зашел в кабинет директора. Выглядел он несколько утомленным, но вполне бодрым, а главное, довольным.
— Зря ты самоустранился. Хотя твоя служба дело знает, все-таки подчас не хватало твоей требовательности. У меня осталось такое чувство, что остальные экипажи прошли полигон по облегченной программе…
— Подводишь базу под субъективную оценку, — усмехнулся директор. — Я понимаю, куда ты клонишь.
— Так ли уж и субъективную? Я дал возможность лучшим экипажам пройти полигон в самых оптимальных условиях. И только у Кузнецова два провала, у остальных больше трех, а эти так ни в одну ловушку и не попали… Не думаю, чтобы ты об этом не знал.
— Естественно, все-таки я пока директор.
— Что значит пока, Дима! — вспыхнул Алферов, — Никто не собирается вмешиваться в твои функции. Тем более, что подготовка экипажей выше всяких похвал. Я просмотрел все до единого, и любой можно брать со спокойной совестью, разве что кузнецовцы немного полихачили…
— Не забывай, это лучшие экипажи.
— Вот именно, — подчеркнул Алферов, — лучшие! И если на таком фоне экипаж Субботина выглядит на две головы выше и организованней…
— То ты, пользуясь своим правом, решил восстановить попранную мной справедливость. Не так ли?
— Зачем утрировать, Дима. Просто экипаж вполне заслужил более серьезного к себе отношения.
— Это решение комиссии?
— Да.
— Так в чем дело? — Дмитрий Иванович насмешливо сощурился. — Я думаю, все конкурирующие экипажи собрались в актовом зале…
— Я зашел предупредить, чтобы для тебя не было неожиданности.
— Спасибо, что хотя бы поставил в известность, — не удержался от сарказма директор. — Зато я тебе выдать гарантию от неожиданностей не могу…
Баженов поднялся из-за стола, подошел к Василию Федоровичу и, положив ему руки на плечи, заглянул в глаза.
— Так что держись, Вася. Это тебе не твои подчиненные. Видел, как они умеют разговаривать? Если им покажется решение комиссии несправедливым, они выдадут сполна все, что они по этому поводу думают. Мы никогда не препятствуем открытому обсуждению любых проблем, возникающих в ходе учебного процесса. Мы лишь требуем, чтобы эти высказывания приводились в корректной форме…
— Думаешь, они…
— Психологию такого возраста трудно учесть. У них очень остро развито чувство справедливости. Если им покажется, что с ними обошлись не по договоренности, они не преминут напомнить об этом.
— Ладно, спасибо, хоть подготовил, — улыбнулся Василий Федорович и обнял друга. — Пойдем, однако. Не будем испытывать их терпение, раз они у тебя такие сердитые…
Актовый зал встретил их сдержанным шелестом. Алферов прошел на председательское место, директор, хотя рядом с Василием Федоровичем пустовало приготовленное ему кресло, присел с краю, как бы отмежевываясь от решения комиссии, каким бы оно ни было.
Алферов поднялся и оглядел притихший зал. Курсанты сидели группами, по экипажам, ожидая решения комиссии. В любом случае участие в конкурсе давало возможность почетно сдать групповые испытания, поскольку это было соревнование лучших экипажей. Субботинский экипаж сидел в стороне от остальных групп, как бы подчеркивая свою непричастность к волнующему всех событию. Большинство примирилось со своим положением, и лишь в трех наиболее удачливых группах теплился живой интерес.
— Итак, давайте подведем итоги наших трехдневных состязаний, — начал Василий Федорович в полнейшей тишине. — Экипаж Самохвалова. Пять баллов за прохождение полигона, два балла за оригинальность решений при выходе из ловушек.
— Шестьдесят девять, — быстро прикинул Сима. — У Кузнецова шестьдесят семь, то же у Демина. Это против наших семидесяти пяти! Хорошо!
— Молчал бы уж лучше, — с горечью сказал Макаров.
— Саша, — укоризненно покачала головой Майя.
Макаров стушевался, но оживление Смолкина уже прошло. Он сидел, виновато потупившись, и делал вид, что внимательно прислушивается к результатам. Саша корил себя за то, что не удержался и напомнил товарищу о его вине…
— Несколько слов об экипаже, выступавшем вне конкурса. Он набрал четырнадцать баллов, вдвое больше, чем лучший экипаж. Вы знаете, он нас поставил в затруднительное положение. Мы посовещались и решили восстановить этот экипаж в равных правах.
— Конечно, у них Интуиция, — со вздохом сказал Демин. — С ним любой экипаж выскочит на первое место.
— Что, что? — не понял Василий Федорович.
— Интуиция — прозвище Субботина, — пояснил кибернетик Казаринов. — Если мне не изменяет память, он получил его еще во время поступления в институт. Это чувство у него развито чрезвычайно.
— Ясно. Спасибо за информацию, однако продолжим, — Алферов улыбнулся, заметив по внезапно возникшей тишине настороженное внимание экипажей, по каким-то неприметным признакам уловившим, что еще не все потеряно. — Вместе с тем, нам хотелось бы уравнять шансы других, наиболее отличившихся экипажей. Им будет предложено две задачи. За правильное решение каждой экипажам дополнительно начисляется по пять баллов. Таким образом, команды Кузнецова, Демина и Самохвалова имеют возможность вернуть утерянное превосходство. Экипажи согласны на дополнительные задачи? Демин?
— Да.
— Самохвалов?
— Конечно.
— Кузнецов?
— Согласны.
— Вот и отлично. Тогда приступим. В чем дело, Гончарова? — увидел Алферов поднятую руку Майи.
— Экипаж с решением комиссии не согласен.
— Садитесь, Гончарова. Ваша группа в решении этих задач не участвует.
— Но…
— Садитесь, садитесь!
Василий Федорович обернулся к диспетчеру:
— Включите запись!
…Вездеход мчался по песчаным барханам, легко покачиваясь на буграх и валах.
— Объявляется трехминутная готовность метеоритной угрозы, — раздался голос директора. И запись оборвалась.
— Экипаж Самохвалова, ваше решение?!
Секундное замешательство, и Самохвалов, переглянувшись с товарищами, поднялся со своего места.