Демон Максвелла

После такого долгого, странного дня я чувствовал себя измотанным и подавленным, а потому открыл на айпаде наше свадебное видео, поставил его на повтор и вывел изображение на телевизор, чтобы смотреть до утра. Я часто так делал. Временами от прямой трансляции пустой кровати Имоджен на меня накатывало одиночество, а наша кровать становилась слишком холодной – тогда я включал свадебное видео и засыпал под него на диване. Мне нравилось на нее смотреть. Нравилось закрывать глаза и засыпать под ее голос и смех. Это помогало, хоть и вгоняло в печальную меланхолию.
Тишину квартиры прервал невероятно громкий звонок.
Я подскочил, отчего фигурки вертепа разлетелись по сторонам, и рванул к телефону.
Откуда в Вифлееме…
– Алло?
– Прием, Юстон.
Я громко выдохнул.
– Прием, Орел-1. Ты сейчас в сугробе.
– Что?
Свадьбу мы сыграли в Озерном крае глубокой зимой. На Имоджен было алое платье с золотыми вкраплениями, и когда мы вышли на улицу для свадебной фотосессии, она казалась живым, полыхающим костром на фоне снега и голых черных деревьев. Я смотрел на экран телевизора, наблюдая, как моя подогретая шампанским и джин-тоником жена кружилась, хихикала и смеялась, утопая по щиколотку в снегу. Ало-золотая Имоджен выглядела самой счастливой женщиной в мире.
– Ау? – сказала Имоджен из телефона.
– Да, извини, – опомнился я. – Завис на минутку. Смотрю видео с нашей свадьбы.
– Правда? Как мило. Уже было мое падение?
– Какое из?
– Ха-ха.
– Еще нет, но скоро.
– Мы фотографируемся, да?
– Ага.
 
– Мне было охренеть как холодно.
Ало-золотая Имоджен в телевизоре остановилась, а затем наклонилась к Клэр, подружке невесты, и что-то прошептала. Они обе разразились смехом.
– Туфли тот день не пережили, – продолжила Имоджен из телефона. – Я хотела их оставить и еще поносить потом. Такие планы строила.
Я перевел сонный взгляд с телевизора на экран компьютера. Неубранная кровать Имоджен в кадре камеры «Общежитие 2» пустовала; ее тоже нигде не было видно.
– А ты чего звонишь?
– Серьезно? Так, ясно.
– Нет, я не это имел в виду. Я очень рад. Просто…
– Просто что?
– Я думал…
– Мы только что вернулись. Ты утром объявил себя абстрактным, вот я и решила тебя проведать, спросить, выходил ты на улицу или нет.
– Да, выходил. Виделся с Софи.
– Отлично. Как поживает прекрасная и восхитительная мисс Алмондс?
– У нее все хорошо. У нее все прекрасно и восхитительно.
– Ясно.
– Послушай, – сказал я. – У меня был очень странный день.
– Ладно, извини, поняла. Будем прощаться?
– Нет. Погоди. Я… У меня был очень странный день. Не в плане, что я всякого надумал. Произошло кое-что странное.
В телевизоре ало-золотая Имоджен с румянцем на щеках прислонилась к замерзшему дереву и, улыбаясь и смеясь, подшучивала над присевшим на корточки фотографом.
– Что произошло? Ты в порядке?
– Да, да, – уверил я. – Я получил письмо от Эндрю. Точнее, два письма.
– Чего он хочет?
– Не знаю. Думаю, у него неприятности.
– Он так сказал?
– Нет. Он ведь никогда ничего прямо не говорит. Письма очень… своеобразные. В утреннем была фотография, а в дневном он спрашивал, что делают книги.
– Не ввязывайся.
– Почему?
– Погоди секунду.
– Что?
– Прости, отвлекли. Не надо в это лезть, в общем.
– Погоди, – прервал я. – Ты сейчас…
Ало-золотая Имоджен споткнулась, вскинула руки и упала спиной в снег. Я засмеялся.
– …делаешь снежного ангела.
– И тебе не надоедает каждый раз это смотреть?
– Никогда не надоест.
– Я серьезно. Не связывайся с Эндрю.
– А еще…
– Том.
– Нет, послушай. Есть еще кое-что. Я думаю, это правда странно, и мне нужно с кем-то поделиться.
Имоджен из телефона выдержала паузу.
– Продолжай.
– Отлично. Итак…
«Давай все до последней детали», – сказал я себе.
– Ты знала, что в Библии в хлеву никогда не было вола и ангела? При рождении Иисуса, я имею в виду. Там вообще нет упоминания о воле, но во всех рождественских декорациях и пьесах всегда есть огромный вол.
– Ага.
 
– Странно, не находишь?
– Разве?
– Конечно странно.
– Хм. Ну, может, чуть-чуть.
– Это очень странно.
– «Не бойтесь, молвил он, когда объял их жуткий страх». Мне всегда эти строчки странными казались.
– Серьезно? – задумался я – Это ведь рождественская песенка про пастухов.
– Думаю, в Библии тоже что-то подобное есть. С чего пастухам бояться ангела? Нет, я понимаю, если бы я увидела, как ко мне с небес спускается парень с крыльями, я бы…
– Занервничала.
– Вот-вот. Но почему именно «объял их жуткий страх»? Словно они там до смерти перепугались. Странная рождественская история выходит. А она ведь самая главная. Ангелы – они ведь на стороне добра, да? Ангелы хорошие. Пушистые крылья, нимб из мишуры. Я однажды ангела в пьесе играла…
– А тетя Эйлин сделала тебе очень скверный нимб.
– …и всю пьесу мне пришлось поддерживать его рукой. Знаю, я тебе это каждый год рассказываю.
– Мне нравится, что ты каждый год мне это рассказываешь. Прямо-таки наша рождественская традиция.
– Ой, да ну тебя.
– Я серьезно.
– Да-да, конечно.
На пару секунд повисла тишина.
– Я когда-нибудь тебе говорил, что в детстве молился ангелам?
– Нет, не помню такого.
– Я тогда совсем маленькой был. Бабуля часто говорила: «Обратись к младенцу Иисусу и его ангелам», но я не верил, что младенец Иисус может как-то помочь – все-таки он младенец, – так что молился ангелам.
– Они отвечали на твои молитвы?
– А ты как думаешь?
– Не знаю. А что ты просил?
– Я… – Я сделал паузу. – Чтобы мама вернулась. И все были живы.
Снова тишина.
– Имоджен?
– Мне жаль.
– Не бери в голову.
– Иногда я думаю о том, каково тебе пришлось в детстве, и у меня прямо сердце разрывается.
– Да ладно тебе, все нормально. Я… Я просто сказал, о чем молился.
– Угу.
– Ну, может, еще велосипед просил.
– Ха! И что? Получил?
– Да.
– Ну вот и хорошо.
– Ага.
 
Мы помолчали.
– А ведь дьявол был когда-то ангелом, – произнесла Имоджен.
– Вот кому-кому, а дьяволу я точно никогда не молился.
– Да, но… Он ведь тем и знаменит, что дает людям все, что они просят.
– Хммм. Я бы сказала «дает, но с оговорками». Помнится, что-то там было про цену. А велосипед мне, кстати, подарили…
Внезапное движение на камере «Общежитие 2» привлекло мое внимание. В кадр вошла Имоджен, завернутая в полотенце, с влажными волосами, зачесанными назад.
– Ау? Ты тут?
– Да, извини. Тебя вот увидел.
– А, да?
– Ага. Думаю, сейчас число зрителей начнет расти.
Имоджен рассмеялась, но через несколько мгновений количество зрителей и правда подскочило.
«О, Интернет», – подумал я.
На экране моя жена открыла ящик комода и достала нижнее белье.
– Ладно, о чем мы.
– Погоди, – сказал я.
– Что я делаю?
Имоджен продела ноги в трусы и потянула их вверх, переминаясь с ноги на ногу, чтобы засунуть их под полотенце. Количество зрителей неуклонно росло.
– Показываешь секс-шоу в прямом эфире.
– Ха. Тогда это худшее секс-шоу в мире. Если тебе нравится, то ты слишком долго был один.
– Я и правда слишком долго один.
Слова просто вырвались. Валун честности упал прямо посреди разговора. Ни дать ни взять астероид, убивающий динозавров.
Повисла тишина.
Я смотрел, как Имоджен натянула джинсы, затем сбросила полотенце. Я уставился на ее обнаженную спину, на лопатки, двигающиеся под кожей. Она чуть повернулась, и я успел заметить изгиб груди, но затем он скрылся в чашке бюстгальтера, и Имоджен, отставив локти, потянулась к застежке.
Ало-золотая Имоджен появилась на экране телевизора позади танцующих подружек невесты; она держала бокал с шампанским, прислонившись к барной стойке и разговаривая с кем-то, чьего имени я не помню, – кажется, с одним из ее двоюродных братьев. Она вытянула руку и сделала широкий жест, словно описывала пейзаж – море, или, может быть, ландшафт или еще что. По правде говоря, я понятия не имел что. Вроде наша свадьба, мы оба там, в здании, вместе смеемся и разговариваем, однако…