Александр Великий или Книга о Боге

Таким образом, пять средиземноморских цивилизаций, из которых мы происходим, труды и история которых создали основы нашей культуры, законы которых все еще определяют наши установления, догмы которых лежат в основе наших культов, – каждые эти пять цивилизаций имели своего хорошо известного основателя или зачинателя, однако все эти пять основателей – существа, рождение которых окутано облаком тайны.
Иисус Христос – последний по времени из божественных детей. После него христианская концепция космоса разделила строй божественный и строй человеческий. Бог окончательно удалился в глубины небесные. Если он и вездесущ, то скорее как созерцатель, как судия, но воля его – абстрактна. Он утратил ту многообразную причастность к жизни смертных, которую имел в дохристианские времена. Его редкие прямые вмешательства признаются лишь в тех открытых проявлениях, которые кажутся противными естественному порядку вещей: необыкновенные исцеления, раны, появившиеся необъяснимым образом, видения – все это считается чудесами. Но никогда уже с тех пор не считалось, что рождение бывает отмечено чудом, никогда не допускалось, что рожденный от незаконного союза может быть сопричастен божеству, иметь предопределение свыше.
Напротив, церковь недоверчиво относилась к побочным детям и запрещала им, за редким исключением, доступ к священному сану, подтверждая тем самым то особое приниженное положение, которое предписывала им гражданская юрисдикция. Дети внебрачные, побочные, незаконнорожденные с тех пор были окружены некой беспокойной атмосферой позора, подозрительного любопытства. Как дети греха, они олицетворяли собою одновременно и ужас, и соблазн. Б некоторой степени по отношению к ним как бы воскрешалось дохристианское представление, но с обратным знаком: их охотно считали созданиями дьявола. Тайна их происхождения порождала домыслы, обсуждалась шепотом; положение «неправильных» внутри общественного распорядка придавало им тревожное очарование, народ называл их «детьми Амура». Амур – это неясный бог, его оплодотворяющая сила всегда желанная и всегда устрашающая, в ней соединяются радостные страсти Зевса, соблазны Афродиты, стрелы Эрота, опьянение Диониса, грубость Марса и огненный луч, исходящий от Амона-Ра, или непроизносимого.
Почему с давних времен, с самого появления организованных обществ и независимо от того, каковы были моральные и религиозные основы этих обществ, существовали два положения: одно – для законных детей, другое – для незаконных?
В этом отношении показательна юридическая терминология. Внебрачный ребенок, чтобы стать узаконенным, должен быть признан (не принят, подтвержден, выбран, обретен, избран, а именно признан). До этого он не был таким же, как другие дети.
Неудивительно, что существа, которым не досталось ни места, ни милосердия в рамках установленного порядка (которые не существуют и не имеют ничего, если вновь воспользоваться выражением Сартра), познают желание установить новый порядок; что они бывают непокорны законам своего общества; что они легко ладят со всеми, кто из-за своего нрава или по воле рока оказался вне закона; что они, подобно Ромулу, увлекая за собой воров, разбойников, рабов и обездоленных, пытаются основать свой собственный город – в другом месте; что они таят вражду к своим матерям за то, что были рождены в таких позорных условиях; что они распространяют это злопамятство на весь женский род; что они стремятся соблазнять цариц и низводить их до положения блудниц; что судьи, правители, должностные лица, начальники и прелаты обычно им глубоко противны; что они обходятся без помощи священников: вопрошая непосредственно Бога, облечены ли они на этой Земле какой-либо определенной миссией, и, если ответ представляется им отрицательным, они оставляют за собой право отрицать само существование Бога.
Ибо это – самый главный вопрос, который они задают из тысячелетия в тысячелетие. Кто они: всего лишь несчастные плоды страсти или все-таки они родились для чего-то еще? И ответит им только молва об их собственных делах. Древняя эпоха, видимо, полагалась на эти дела. От незаконных союзов всегда рождалось немалое число вояк, завоевателей и кондотьеров; бунт, инакомыслие, вызов, непримиримость всегда неким образом отмечали дела незаконных детей. Именно они ниспровергают, устанавливают новые порядки, открывают лучшие пути, которые даются им путем завоевания, и предпочитают стремиться к тому, чтобы пожинать плоды, совершать подвиги, все использовать с выгодой. Существование таких людей в определенные времена представляется необходимым. И мудрецы из глубин храмов устремляли взоры на судьбы побочных детей, часто еще до их рождения.
Изо всех великих божественных побочных детей древности образ Александра Македонского наиболее доступен нашему пониманию. Он принадлежит временам историческим, а не легендарным. Даже догматические абстрагирования не скрыли от нас его лица. Его поразительная жизнь, хотя в ней и есть некие таинственные стороны, нам довольно хорошо известна, причем в развитии. Ее превратности, на первый взгляд, уводящие в сторону, обозначили новый путь для целой цивилизации. Кажется, что силы, жившие в нем, имели иные пределы, нежели те, что обычны для сил человеческих.
И отнюдь не без причин память о нем чудесным образом сохраняется в мире вот уже двадцать три века. Песок еще не стер следы его шагов; из двадцати четырех основанных им городов многие еще стоят и носят его имя; границы, установленные его завоеваниями, зачастую сохраняются до наших дней как государственные границы.
Александр Великий, умерший в возрасте тридцати неполных лет, с самого своего рождения рассматривался некоторыми жрецами, людьми посвященными, и знатоками-оракулами на обоих берегах Средиземного моря как сын Зевса-Амона. Афиняне, большинство греческих городов и даже сами римляне официально признали его тринадцатым среди олимпийских богов; египтяне короновали его как фараона, вавилоняне – как царя. Евреи увидели в нем одного из князей мира, предшественника Мессии, о котором говорится в пророчествах Даниила. Некоторые народы Индии взяли за образец его черты, чтобы представить себе Будду, которому до прихода завоевателя не придавали зрительного образа. Некоторые первые христианские церкви благославляли его и устраивали праздники в честь Александра. Ислам поместил его среди героев под именем Искандер, а также в Коране – под именем Дуль-Карнаин (то есть человек о двух рогах, поскольку арабские народы помнили его изображения на монетах в облике Зевса-Лмона с бараньими рогами). Оккультисты никогда не переставали им интересоваться. Предание гласит, что доктор Фауст в конце XV века вызывал дух Александра в присутствии императора Максимилиана.
Тут можно порассуждать об интерпретациях, и это приводит к мысли о всеобщности мифов. Жил Александр десять или двадцать веков назад, но в легенде о нем видели, должно быть, только теллургический культ земной стихии, символику весны.
Современники Александра тоже постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?». И, похоже, что в пользу первого мнения было не меньше доводов, чем в пользу второго.
Нам, отделенным от того времени толщей веков, страдающим недоверием к иррациональному, которым, как ревматизмом, больна и вся наша культура, вопрос представляется несколько иначе: «Что означало в ту эпоху быть богом среди людей? Был ли это на самом деле человеко-бог?».
Многие спутники Александра, командиры его войск, исполнители его работ, близкие друзья его дней и ночей после смерти героя принялись писать повествования о его судьбе и подвигах. Насчитывалось не менее двадцати восьми сочинений, составленных свидетелями его жизни – почти столько же, сколько Евангелий. Все эти тексты исчезли. Но прежде чем претерпеть уничтожение, которое было повсеместным и вряд ли случайным, эти тексты находились еще в распоряжении пяти античных писателей: Диодора Сицилийского, Трога Помпея, Квинта Курция, Плутарха из Херонеи и Арриана из Никомедии.
Несколько пространных фрагментов из этих текстов из века в век, из поколения в поколение представляют собой главный источник для бесчисленных биографий, исследований, диссертаций и работ, посвященных Александру.