Распоротый

– Что? – радостно спросил начальник охраны, огибая меня и проходя вперед. – Понравилась? Это Таш. Таш Тер Мерке. Учти, ей предлагать бесполезно. Она всегда выбирает сама. И всегда непонятно почему. Я вот до сих пор жду своей очереди. – Он коротко хохотнул. – Главное, имей в виду: выбирает она только на раз. Так что неясно, что лучше: ждать и надеяться или все же получить и потерять надежду. Я правильно все сказал?
Таш не ответила и даже не посмотрела на него.
Я продолжал любоваться ее невиданной по земным меркам красотой. Впрочем, судя по словам конвоя, она считалась очень красивой даже здесь. Природа долго примеривалась, прежде чем взмахнуть резцом.
– Драконы увидят обманщицу, – продолжал гнуть свое начальник охраны.
– Я тебе ничего не обещала, Кора, – заметила Таш, отрываясь на секунду от бумаг. – Хотя если ты будешь хорошо себя вести, может быть, я тебя и позову.
– Я буду себя хорошо вести! – воскликнул начальник охраны, в священной клятве прижимая руки ко лбу.
Я подумал о том, что на Принцепса это правило насчет одного раза скорее всего не распространяется, и удивился, не обнаружив в себе зависти. Была легкая грусть, немного иронии и, может быть, даже снисходительное одобрение, Но зависти не было. До катастрофы с «Трезубцем» я сошел бы с ума от невозможности овладеть этой девушкой. Сейчас же я смотрел на секретаршу Принцепса только как на прекрасную картину, которую случайно увидел в чужой кают-кампаний.
Звякнул сигнал.
Таш подняла голову.
– Принцепс готов к беседе, – произнесла она официальным голосом.
– Иди один, – сказал начальник охраны.
Я кивнул и прошел в кабинет.
Принцепс утопал в глубоком кресле возле окна с красивым видом на город. Сам кабинет был обставлен роскошно. И дело было даже не в мебели, выполненной из тончайшей лозы вьющегося локса, который при обработке фтором становится тверже стали. На всем свободном пространстве кабинета громоздились деревянные и каменные скульптуры, глиняные и фарфоровые вазы, сакральные тотемы, трофейные штандарты и семейные оракулы. Стол Принцепса был уставлен какими-то статуэтками и фигурками, а из-за его кресла высовывался ритуальный шар культа Каса с ослепительно сияющим драконом. Я бы в таком кабинете работать просто не смог. Он мне напоминал даже не музей, а свалку. Однако Принцепс, судя по всему, чувствовал себя в нем комфортно. Увидев меня, он доброжелательно улыбнулся.
– Располагайся, – предложил он, кивая на второе кресло, стоящее у окна. Я осторожно сел.
– Так, значит, ты говоришь, что можешь чувствовать опасность?
– Ну, это не совсем так, – осторожно сказал я, следя за тем, чтобы фразы получались, как этого требовал этикет, совершенно безличными. – Редко, В особых случаях… Вот как сегодня.
Я понимал, куда он клонит, и не испытывал по этому поводу ни малейшего восторга.
– И давно ты это заметил у себя?
Принцепс излучал живейший интерес. Он продолжал обаятельно улыбаться, но я уже разглядел за его приятными манерами жесткую и уверенную в себе волю.
– На войне, – сказал я. – Это однажды спасло мне жизнь. Весь комплект погиб, кроме меня. Могу рассказать при удобном случае.
– А где ты воевал? – поинтересовался Принцепс.
– В горно-ударных, – живо отозвался я. – Щит Южной Марки. Седьмой специальный. Наводчик орудия.
– И как ты считаешь, – спросил Принцепс, – это твое чувство… Оно касается только физических явлений или может относиться, скажем, к принимаемым решениям?
Я честно задумался. Я понимал, почему он спрашивает, и мне надо было решиться.
– Не знаю, – сказал я. – Вполне может быть. Мне как-то до сих пор не удавалось проверить. Решения должны быть значительными, а я таких не принимаю.
– Вот и хорошо, – сказал Принцепс. – Значит, ты сможешь лучше узнать себя. Дело в том, что последнее время многие наши акции приводят к негативным последствиям. Я подумал, может, ты сумеешь распознать опасность еще в ходе обсуждения. Наши консультанты оказались несостоятельны. Ты, конечно, имеешь право отказаться. Но я надеюсь, что ты согласишься. В этом случае я назначу тебя своим советником.
– То есть мне надо будет присутствовать на заседаниях Административного совета?
– Да. И Высшего Собрания, если понадобится. Но я тебе доверяю: ты спас мне жизнь.
– Большая честь, – сказал я задумчиво. – А если я не оправдаю? Я ведь не оракул.
– Значит, не оправдаешь.
Я потер кончик носа. Мне очень не хотелось влезать во все это. Напрасно я поддался минутному импульсу там, на шоссе. Однако в то же время я понимал, что еще немного, и я сойду с ума в своей четырехмерной келье. Может быть, так мне удастся хоть на время сбежать от отчаяния. И кроме того, мне очень хотелось разобраться в происходящем. Страна медленно сползала к катастрофе – притом, что путь ее был буквально выложен благими намерениями.
– Решайся, – поторопил Принцепс.
– Ну что ж, – согласился я. – Можно попробовать. Только договоримся сразу: я ничего не обещал.
– Вот и хорошо, – сказал Принцепс. – Очередное заседание – завтра. Рубеж – пятый период.
Он встал, подошел ко мне и вдруг, обняв, потерся щекой о щеку. Я удивился и, почувствовав некоторую брезгливость, поймал себя на том, что хочу вытереть лицо. До сих пор я не встречал такого обычая.
Но именно это обстоятельство помогло мне понять его смысл. Я становился чем-то средним между вассалом и самураем. И как только я понял это, мне стало не по себе. Давая согласие Принцепсу, я вовсе не думал, что дело закончится этим. Наверное, Принцепс сказал какую-то формулу, которую я просто не понял.
Когда я вышел из кабинета, Таш играла сама с собой в шарик. Вазгиф ее висел рядом на стене и, судя по всему, спал. Увидев меня, она зевнула.
Туман на улице сразу пропитал насквозь тонкую одежду. Вода, конденсируясь, неприятно стекала мелкими струйками по рукам и ногам. Но я почти не замечал этого. Этот безумный день кончился, обозначив достаточно резкий поворот в моей жизни. Я отчетливо понимал, как легко можно сорваться в штопор на таком вираже. И тем не менее я знал, что поступил правильно. Предложение Принцепса давало мне шанс убежать от самого себя. Другого шанса у меня скорее всего не будет.
Подходя к гостинице, я невольно замедлил шаг. Повседневная реальность снова приблизилась ко мне, нависла липкой паутиной вечернего кошмара. Мятые от бессонницы простыни, осточертевшие игры с компьютером и безобразный Оклахома в постели с девками… Когда я вышел из госпиталя, я был счастлив, что сумел выжить. Мало кому удается обмануть смерть, а я обманул. Естественно, тогда у меня было ощущение, словно я выиграл главный приз. Теперь же мне все чаще казалось, что лучше было бы умереть.
Я вспомнил Йоко, умолявшую меня убить ее. Это было пятнадцать лет назад, и я многое позабыл из того времени, но Йоко запомнил навсегда. Она выглядела бесконечно смешной и жалкой в своем отчаянии, которое мне представлялось истерикой. Я был уверен, что никогда не буду таким. Однако судьба распорядилась иначе.
"Держись, – сказал я себе. – Скоро все кончится. Тебе недолго осталось. Соберись с духом и терпи. Это единственное, что тебе осталось, – терпеть и молчать".
Поднявшись к себе, я увидел сигнал на рекордере и понял, что ночью и утром беспокоился зря. Если бы странный файл в памяти грузовика представлял хоть какой-то интерес, Давантари обязательно выполнил бы мою просьбу и связался со мной лично. Поэтому я не спеша набрал на синтезаторе ужин и только после этого уселся в кресло напротив медленно проступающего на экране лица.
– Андре! – Давантари выглядел таким взволнованным, что я мгновенно ощутил, как дрогнули мои руки и холодная пустота выстудила изнутри грудь. – Жди в десять по единому у дальнего выхода.
Изображение исчезло, а я продолжал сидеть у подернутого дымкой дисплея, продолжая осмысливать услышанное. Только чрезвычайная опасность могла заставить Давантари говорить так, как он говорил. Во-первых, он просто ничего не сказал, и можно только догадываться, кого или чего он боялся. Во-вторых, он вызывал меня к дальнему выходу. Несмотря на бушевавший там вчера шторм.