Плененная грешником (ЛП)

 Конечно, я чувствую защиту к женщинам в своей семье, и я бы не задумываясь умер за любую из них.
 Но Розали вызвала во мне другие эмоции.
 Не желая разбираться в причинах, я отбросил эти мысли и вышел из душа, чтобы обсохнуть.
 Натянув черные спортивные штаны и футболку, я беру запасную рубашку и иду в комнату для гостей. За дверью тишина, когда я отпираю ее, и открыв ее, вижу Розали, высунувшуюся из открытого окна и смотрящую на сад внизу.
 — Если ты прыгнешь, то, вероятно, сломаешь ногу, — бормочу я, входя в комнату. — Или две.
 Она оборачивается, ее грудь вздымается, так как страх быстро сковывает воздух.
 Я бросаю рубашку на кровать.
 — По всей территории расставлена охрана, так что ты далеко не уйдешь.
 Ее язык высовывается, чтобы нервно облизать губы, ее глаза прикованы ко мне.
 Господи, у нее самые выразительные глаза, которые я когда-либо видел.  
 Я ничего не могу сделать, чтобы не любоваться ее миниатюрным телом. У нее изгибы во всех нужных местах, а гребаная V-образная форма между ее ног заставляет член шевелиться под тканью моих спортивных штанов.
 Скрещивая руки на груди, я приказываю:
 — Надень рубашку. Твоя одежда откровенна и чертовски отвлекает.
 Она бросается к кровати и, дрожа, как лист, попавший в ураган, натягивает рубашку через голову, скрывая волосы под тканью. К счастью, рубашка ниспадает до середины бедер.
 Я делаю шаг вперед, и это заставляет ее замереть, как загнанного оленя, ее дыхание быстро становится поверхностным, пока она практически не начинает задыхаться.
 Когда я делаю еще один шаг, она отшатывается назад, ее наполненные страхом глаза не отрываются от меня. С каждым моим шагом она повторяет мой, пока не прижимается спиной к стене. Ее взгляд дико мечется по комнате, и когда я поднимаю руки, она отшатывается, низко опускает подбородок и зажмуривает глаза.
 Я запускаю руки под шелковистые пряди ее волос и нежно вытаскиваю их из-под ткани, чтобы они свободно ниспадали ей на спину. Ее глаза поднимаются к моим, только чтобы быстро опуститься обратно на пол.
 Она пахнет мягко и сладко, и выглядит такой чертовски уязвимой, что у меня сжимается сердце.
 Когда она снова поднимает на меня взгляд, я спрашиваю:
 — Ты знаешь, кто я?
 Она качает головой, единственное слово, дрожащее на ее губах, наполнено уязвимостью.
 — Н-нет.
 — Виктор Ветров.
 Мое имя отзывается шоком и ужасом, заставляя ее покраснеть.
 Она определенно слышала обо мне. 
 Глава 3
 РОЗАЛИ
 После того, как я очнулась и поняла, что он не убил меня, у меня появилась надежда, что я смогу пережить это. Она угасла в тот момент, когда я услышала его имя.
 О. Мой. Бог. 
 Виктор Ветров – глава Братвы. Он сделал себе имя два года назад, когда взял под свой контроль Братву и уничтожил часть чеченской мафии за то, что она ступила на американскую территорию. Мой дедушка был очень впечатлен и говорил об этом в течение нескольких дней.
 Единственная причина, по которой Коза Ностра продолжает править Нью-Йорком, заключается в том, что Священство уважает древнюю кровь. Пять правящих семей Коза Ностры всегда имели власть над Нью-Йорком, и до тех пор, пока они не занимаются торговлей на территории Священства, сохраняется негласный договор.
 Иисус, он часть Священства. 
 Я случайно услышала, как мой дедушка и дядя Рикко говорили о пяти мужчинах, составляющих самую страшную преступную группировку в мире, и о проблемах, которые они создали для семейного бизнеса в Чикаго и Канаде.
 Их больше всего беспокоили Виктор Ветров и Лука Котрони, глава итальянской мафии. Я слышала, что эти двое мужчин – лучшие друзья и непобедимы.
 Виктор также известен как Адский пес. Говорят, что от него нигде не спрячешься, потому что он лучший следопыт. Он очень умен, безжалостен и убивает без колебаний.
 Черт. Это чудо, что я все еще жива. 
 Мое горло сжимается от ужаса, когда я смотрю на человека, вторая натура которого – пытать и убивать.
 
 Он слегка наклоняет голову, отчего выглядит еще более хищным, когда его взгляд сосредотачивается на моем лице, затем он бормочет:
 — Ты слышала обо мне.
 Неудержимо дрожа, я киваю.
 Уголок его рта приподнимается в довольной ухмылке.
 — Хорошо. Тогда ты знаешь, как глупо было бы убегать.
 Боже. У меня нет ни единого шанса против него. 
 Миллион вопросов бомбардируют меня, и я оглядываю комнату, чтобы получить столь необходимый перерыв от жестокой интенсивности, сияющей в его глазах.
 Вышитые белые покрывала и подушки выглядят такими же плюшевыми, как и на ощупь. Все в комнате сделано из темного дерева – дверные рамы, оконные стекла, туалетный столик и стул, встроенный шкаф и даже пол. Есть еще один дверной проем, который, как я полагаю, ведет в ванную.
 — Розали, — говорит Виктор, поэтому я снова сосредотачиваю свое внимание на нем. Когда наши взгляды встречаются, он продолжает. — Ты будешь здесь в безопасности, пока тебе не исполнится восемнадцать.
 Тогда он сделает меня своей шлюхой, как он сказал моему дедушке. 
 Мой дедушка. 
 Он ...? 
 Хотя в глубине души я знаю, каким будет ужасный ответ, я спрашиваю:
 — Мой дедушка?
 — Мертв.
 Это слово пронзает все мое существо.
 Мое дыхание учащается, мое разбитое сердце колотится в груди.
 Они убили мою семью. 
 Я совсем одна.  
 Я делаю болезненный вдох, который прерывается рыданием, вырывающимся из меня.
 Виктор протягивает мне руку, и я, не задумываясь, отбрасываю ее. Все во мне выходит из-под контроля, и остается только яростная суматоха.
 Мое тело реагирует само по себе, и, бросившись вперед, я ударяю кулаками в грудь Виктора. Я слышу крик, наполненный в равной степени ужасом и печалью.
 Я продолжаю бить его в грудь, пока он не хватает мои запястья, и мое тело разворачивается. Он с силой скрещивает мои руки на груди и фиксирует их своими. Его нога выбивает мою из-под меня, и я падаю на пол. Моя задница так сильно ударяется о дерево, что у меня начинается икота.
 Я издаю безнадежный крик, и он превращается в неконтролируемые рыдания, поскольку горе затягивает меня в бездонную яму отчаяния.
 Сидя между ног Виктора, его руки обвиты вокруг меня, а моя спина прижата к его твердой груди.
 — Шшш... — он пытается успокоить меня, но от этого звука только ледяная дрожь пробегает по моему разгоряченному телу.
 Ужасные события того дня проносятся в моей голове. Дяде Рикко перерезают горло. Дедушка, угрожающий и умоляющий.
 Виктор слизывает мою слезу и говорит, что я стану его шлюхой.
 Виктор душит меня.
 Я хотела бы, чтобы мне не пришлось сталкиваться ни с одной секундой этой жизни без моей семьи
 Боже, я бы хотела, чтобы они убили меня первой.
 Но они этого не сделали, и теперь мне приходится столкнуться с кошмарным фактом: я попала в плен к главе Братвы, и он может делать со мной все, что захочет.
 Мое тело оседает в его объятиях, пока мой затылок не упирается в его плечо. Сквозь затуманенное зрение я смотрю в окно, думая, что при первом удобном случае прыгну.
 — Здесь ты будешь в безопасности, — снова говорит Виктор.
 Я выдыхаю воздух, наполненный всей горечью того, во что превратилась моя жизнь. Мой голос хриплый, когда я бормочу:
 — Говорит м-мужчина, который у-убил мою семью.
 Виктор ослабляет хватку на мне, затем поднимает меня на ноги. Он поворачивает меня лицом к себе, и наши взгляды встречаются. Там, где его глаза наполнены насилием, укоренившимся в его костях, мои должны показывать травму и горе, которые я перенесла от его рук.
 Его правая рука перемещается с моего плеча на мою щеку, где он ловит слезинку подушечкой большого пальца. К своему ужасу, я наблюдаю, как он слизывает каплю со своей кожи.