В трех соснах… (СИ)

— И что?
— Ну он вскочил и на меня напал. Орет, что я холуй и чтоб я свое мнение себе в жопу засунул и всё в таком же роде. А потом к рубке пошел. К моему месту. А я его не пускать. А он мне в морду.
— Короче, чем все кончилось? — перебил его морщившийся словно от зубной боли Гвоздь.
— Он мне нос разбил. Но я его за руль так и не пустил. А тут Кабан пришел. Они друг на друга с Торопом поорали, и он ушел.
— Кто ушел?
— Тороп. А Кабан говорит — всё, продолжай дальше. А я говорю, что не буду. И уезжаю. Кабан тоже поругался немного, а потом рукой махнул и сказал, чтоб ехал. Ну я и уехал.
— Понятно, — досадливо протянул Гвоздь.
— А мне непонятно, — вступаю уже я. — За непоказанный сеанс плату мы вернем. Это — понятно. А вот то, что в Заозерный к Кабану мы больше ездить не будем — это уже вопрос решенный. Это уже я Толстому запрещаю там появляться. Не умеют там себя вести — не надо. Значит больше фильмы смотреть не будут!
— Да ты подожди. Не горячись, — примирительно проговорил Гвоздь. — Ну нашелся один придурок, зачем всех-то ребят наказывать? Остальные-то при чем? Там у них в Заозёрном и так служба не мед. Трупининой несет как не знаю откуда. Развлечений нет особо. А тут еще и без фильмов… Им как раз нужнее всего. У нас-то ещё как-то кто-то может посмотреть чего по видику, а у них то совсем кисляк с этим делом.
— Их проблемы! — как можно жестче отрезаю я, — они ничего не сделали, это так. Но они ничего не сделали и для того, чтоб этого вашего Торопа остановить. Ну курить, не бухать в салоне — это сразу ясно проговаривалось. А он мало того, ещё и плед пожег, и на моего человека с кулаками кинулся… И никто там его не остановил! Все виноваты! В Заозёрный мы больше не ногой! И ты оцени, что я только за один твой Заозерный говорю. А то, что твоим словом о безопасности моего человека на вашей территории твои же бойцы жопу подтерли, я сейчас даже не говорю…
— Сказал же, — кривится Гвоздь.
— Даже не говорю, — нажал я голосом, — и про всех не говорю. Только за Заозёрный.
— Ладно, давай не начинай, а? — похоже всерьез завелся Гвоздь. — А то я тоже вспомню, что ты к меня специалиста увел! Где Кирза? Почему она не возвращается? Мы как договаривались? На неделю, пока не научит твоих за животными следить. Уже месяц прошел! Почему она всё ещё у тебя?
— Это у нее спрашивать надо, а не у меня, — отмел я его претензии. — Она — свободный человек и сама решает где и как ей жить. Я что должен её на улицу выставить? Может ей не нравится у тебя?
— У себя, да в родном доме — не нравится?
— Ну может с соседями не ужилась? Ты же к ней целый табор подселил. «Уплотнение», ага… В родной ей дом. Который вдруг стремительно стал не совсем родным.
— Все так живут! Все! На головах друг у друга спим!
— Ага, а у нас «просторно».
— Ну и у нас сейчас просторнее стало. Часть в Левашово скинули, часть в СНТ Западное выселили… Теплеет, можно и без печки уже прожить. Пускай возвращается. Выселим мы её постояльцев… Хотя бы часть.
— Да не о том речь! — повысил я голос. — Мы не о Кирзе сейчас говорим, а о том, что моего человека твои бойцы бьют… Хотя ты лично слово давал, что ему тут ничего не угрожает. Вот о чем речь-то!
— Да что ты хочешь-то? — тоже уже орет на меня Гвоздь. — Чтоб я теперь сам с ним на все сеансы ездил? Смотрел, чтоб его не обидел никто?
— Я не знаю… — резко сбавляя тон, устало отвечаю я ему. — У меня сегодня тоже денек веселый выдался… Но, согласись, что подобное не должно больше повториться?
— И, что мне теперь? Наизнанку вывернуться? — тоже сбавляя тональность, но по прежнему зло огрызается Гвоздь.
— Что произошло, то уже произошло, — примиряюще говорю я. — Изменить прошлое никому не по силам. И что мы можем сделать, так это сделать так, чтоб ситуации, подобные сегодняшней, никогда больше не повторялись.
— И как? Просвети?
— Всё просто. Я уже сказал, что в Заозёрный к Кабану мы больше не приезжаем. Я прямо запрещаю Толстому туда ездить. Какие бы ты ему плюшки не сулил. Всё. Он больше туда не ногой. А тебе нужно просто рассказать остальным, да и самим Кабановцам почему так… Ибо, мы — не ваша прислуга. Мы равные партнеры. Мы предлагаем товар — вы за него платите. Но вы покупаете наш товар, а не нас самих. И, если кто-то думает, что покупатель выше продавца — то пусть засунет свое мнение себе в задницу! Не умеют себя культурно вести в гостях. А у нас в кинотеатре они именно в гостях. Так вот не умеют себя вести в гостях — значит сидят без фильмов. Всё. Пускай развлекаются как умеют. Но без нас.
 
— Я услышал тебя, — тоже устало кивает Гвоздь. — Не будешь к Кабану ездить. Я понял. Это твое право. Мы действительно партнеры. И давить друг на друга не будем.
— Рад что ты меня понимаешь.
— Что там за Тороп-то вообще у Кабана завелся-то? — спрашивает Гвоздь у изображавшего неподвижную статую Потапа.
— Из новеньких, — отмирает генерал. — Молодо́й, но бо́рзый.
— Насколько молодой?
— Да лет 12. Ровесник Толстому как раз.
— И что, его до сих пор не усмирили?
— Видимо нет. Бо́рзый. Он даже на Кабана варежку раскрывает.
— Кабана менять надо, — морщится Гвоздь, — порядка нет. Пацанов распустил. Дисциплины нет. Службу несут спустя рукава… Жмур тогда врасплох застал, помнишь? Потери были.
— Помню, — осторожно, словно боясь спровоцировать, отвечает Потап. — Но кого туда поставить? Пастуха?
— Он ещё хуже Кабана будет… — недовольно протянул Гвоздь. — Комара может? — и тут же, сам себе отвечая, забраковал кандидатуру. — Да не… Комар молодой еще. Авторитета не наработал пока… Получается и впрямь, некем заменить-то…
— Ну ладно, — напомнил я о себе, хотя послушать как Гвоздь со своими делами разбирается, было интересно. — Мы поедем тогда. Всё что хотели, мы сказали. А в ваши внутренние дела мы не лезем.
— Да, — встрепенулся Гвоздь и протянул руку, прощаясь. — Ты уж извини, что так вышло.
— Бывает, — не стал стыдливо отказываться я и переводить стрелки на Толстого, мол, вот кто извинять должен, хотя Гвоздь явно на это рассчитывал. Да что там рассчитывал, откровенно подталкивал к этому. Типа, я перевожу стрелки на Толстого — Гвоздь охотно жмет и ему руку как равному и говорит красивые слова, и тот плывет, смущенно бормоча, что всё в порядке. Но я сам себя накрутил собственной речью, и до сих пор был на взводе, оттого и решил не спускать всё на тормозах. — Мы плату за последний сеанс вернем. Сеанс же сорвался. А нам — чужого не надо.
— Да о чём ты говоришь? — чуть ли не руками замахал Гвоздь. — Такие мелочи. Пусть эта плата целиком вон Толстому идет, за понесенные неудобства, и вообще… Потап!
— Ага, сейчас! — помощник Гвоздя понятливо кивнул и выскочил из комнаты, чтобы буквально через пять минут вернутся с пакетом всевозможных сладостей. Конфет и шоколада там почти не было, зато полно халвы, вафель, орешков всяких и тому подобной мелочевки. — Вот.
— Это тебе, — даже не посмотрел, что там принес его подручный, выдал Гвоздь. — Не держи зла на нас.
Толстый дернул было рукой к пакету, но словно спохватился и, остановившись, выжидающе уставился на меня. Молоток пацан! Вот реально. Соображает! А я беру паузу, не запрещая, но и не разрешая ему брать.
— Ну и всему анклаву чего-нибудь подкинем, — скрипнув зубами сдался Гвоздь. Отделаться мелочью не получилось, хотя его за язык никто не тянул. Сам попытался перевести все в торгово-денежные отношения. Он-то надеялся, что мелочевкой отделается, ан не вышло. Сам себя в неловкое положение откупающегося поставил. Кто ж ему теперь виноват-то? — Чего вы хотите за инцидент?
Кивнув Толстому, чтоб забирал пакет, я задумался. А чего, собственно, попросить-то? Чего дорогого не попросишь. Не тот повод. Гнуть тоже можно только до какого-то предела. Если перегнуть, то можно лишь раздраженное «Ну и пошли вы тогда…» услышать. Так что просьба должна быть, вроде как, серьезной, но и не особо напряжной для Гвоздя. Гм.…