Штык ярости. Южный поход. Том 1
Комиссар пощупал острое лезвие перочинного ножика, усмехнулся и отложил. Взял ключи, тоже улыбнулся.
– Все у него диковинное, заокеанское. Думал, что мы не разберемся, что к чему. Вот ключи от дома, а вот от тайника, сразу видно. Вот туда-то ты нас и отведешь, лазутчик, понял?
Городовой взял презервативы.
– А это что такое? Сдается мне, тоже для шпиёнства это.
Он понюхал, уловил аромат клубники и добавил:
– Хотя, может и семена какие. Видать, урожаи наши погубить решил, окаянный.
– Как же, семена, – не удержался я. – Для хранения семян, вот так вернее будет.
– Цыц, крыса! – шикнул комиссар. – Мы с тобой еще разберемся. Отведи его, Паша, под замок. Мы пока придумаем, как дальше быть.
Городовой отвел меня в зарешеченную комнату и запер дверь. В итоге, первые мои попытки разобраться в окружающем мире привели меня, можно сказать, в тюрьму.
Глава 3. Заморский соглядатай
Каморка, куда меня заперли, оказалась тесной, с небольшим оконцем, куда не пролез бы и ребенок. Я сел на старую скамейку у стены и призадумался о своей горькой участи.
Как я уже говорил, в душу мою закрались смутные подозрения, что все это не совсем видения моего воспаленного мозга. Ведь если бы это было так, я бы мог воздействовать на реальность силой мысли. Или получил бы хоть какие-нибудь подтверждения иллюзорности происходящего. Пока что фактом оставалось только то, что меня заперли в кутузку павловских времен и принимают то ли за психа, то ли за агента иностранной разведки.
Так и не придумав ничего в утешение, я решил ободриться мыслью, что изучение обустройства имперских тюрем и расследования преступлений само по себе дает богатый материал для открытий. Но сидеть на жесткой скамейке было неудобно, мое голодное брюхо недовольно урчало, а еще я обнаружил на стенах клопов. Все это служило слабым утешением для невольного исследователя российской истории.
Впрочем, когда за окном стемнело, солдат принес мне овощную похлебку с хлебом. Я поужинал, воспрял духом и позволил спросить у солдата:
– Что теперь со мной будет? Меня выпустят?
– Молчи уж, крыса иноземная, – пробурчал солдат и ушел, звеня ключами.
Из дальнего помещения я услышал знакомый ор комиссара. Делать было нечего, я вытянулся на узкой скамейке и постарался уснуть, несмотря на то, что твердые доски давили мне в спину.
Поначалу заснуть не удавалось. А потом я все-таки забылся и увидел странный сон.
Над равниной мерцало тусклое пятнышко багрового солнца. Внизу, в предрассветном тумане, две армии выстраивались в боевые порядки. Слабые лучи отражались от тысяч штыков и сабель.
Я глядел на армии сверху, будто летел над ними быстрым коршуном. Кроме того, думал я, если сейчас внизу завертится кровавая мясорубка, лучше места, чем небо, не найти.
Загрохотал гром, и только погодя, заметив облачка пороха внизу у пушек, я понял, что это заговорила артиллерия. Небо оказалось не таким уж и безопасным. Ядра со свистом пролетели мимо. Потоком воздуха меня сбило и завертело.
Внезапно я возник в том месте, где желал очутиться меньше всего – на земле, как раз когда началась грандиозная баталия. Вокруг визжали пули, как и на небе, летали ядра, грохотали барабаны и ревели трубы. Солдаты с разинутыми от криков ртами шли друг на друга в строю. Далеко в тумане один за другим мелькнули конники. В общем, мирная равнина в считанные мгновения превратилась в огненный ад.
Я обнаружил, что люди и летящие предметы с легкостью проходят сквозь меня, как через привидение. Впрочем, оно и верно, ведь я нахожусь в своем сне. Хотя при этом я подозревал, что это опять проделки Э-прибора и больше всего опасался очутиться в хаосе войны.
Но нет, я продолжал беспрепятственно скользить в полуметре над землей и смотрел, как разворачивается сражение. Солдаты одной из сторон, словно экоактивисты, носили неведомые мне светло-зеленые мундиры. Их враги облачились в ярко-желтые формы, тоже, впрочем, мне незнакомые. Я напрягал во сне память, но не мог вспомнить, кому принадлежало такое обмундирование.
Впрочем, это не имело большого значения. Мундиры солдат с обеих сторон вскоре окрасились кровью. Раненые лежали на земле, вопили и сжимали остатки оторванных конечностей. Мертвые неподвижно плавали в лужах крови. Обезумевшие кони скакали по полю.
А потом все неожиданно стихло. Звуки исчезли, сон покатился, как в немом кино. Сражение продолжалось, люди стреляли друг в друга, кололи и резали, но я ничего не слышал.
Затем я вдруг очутился верхом на гнедом жеребце. Я почти никогда не катался на лошадях и сейчас строить из себя жокея оказалось крайне проблематично. Вдобавок, конь как бешеный, мчался на шеренгу солдат с ружьями наизготовку. Они внезапно вынырнули из тумана, сосредоточенные и спокойные, как на параде. Офицер где-то сбоку беззвучно прокричал команду и они разом выстрелили в меня. Из стволов вырвался огонь, навстречу мне полетели пули и в тот же миг я проснулся.
Неподатливые доски скамьи все также давили мне в бока. Все тело онемело, я замерз, как суслик в Антарктике. Вдобавок, у меня зверски чесались шея и руки.
Сон я помнил урывками, больше всего в память врезались суровые лица солдат, палящих в меня из ружей.
В камере стоял полумрак, из окошка падал слабый свет фонаря. Я рассеянно почесал плечо и в этот миг в коридоре послышались шаркающие шаги. Дверь открылась, на пороге стоял давешний солдат.
– Пошли, залетный, – сказал он, зевнув. – Ждут тебя.
Я вскочил с лежбища, заинтригованный до невозможности. Кто бы мог меня ждать в этих неизведанных местах? На ум даже пришла сцена из фильмов, когда уплатив залог, героя вызволяют из тюрьмы неизвестные доброжелатели.
– А кто ждет? – спросил я у сонного солдата. – Не сказали?
В ответ он подтолкнул меня в спину и непонятно пробурчал:
– Вестимо кто, гость из экспедиции.
Из какой экспедиции, из геологической, что ли? У меня вроде нет таких знакомцев. Так и продолжая ломать голову, я прошел по темному коридорчику и вошел в комнатку, где меня вчера допрашивал офицер. Сейчас здесь, при колеблющемся огоньке светильника, сидели двое, оба в гражданской одежде, камзолах и париках. Один явный писарь, склонился над бумагами с пером в руке. Второй, со шпагой на боку, посмотрел на меня с тонкой усмешкой. Перед ним на столе лежали бумаги, очевидно, с моим допросом и горка моих вещей.
Глядя на них, я наконец догадался, что за экспедиторы прибыли по мою душу. По спине пробежал холодок. Ну конечно же, Тайная экспедиция при Сенате, разведывательное и контрразведывательное имперское учреждение. Неужели мои пустозвонные разговоры про Луну и далекие страны восприняли за чистую правду?
Попасть в лапы Тайной экспедиции – это участь, которую не пожелаешь самому лютому врагу. Несмотря на то, что Екатерина Великая запретила пытки, я все же помнил, что император Павел был очень мнительным человеком и подозревал заговор всюду и всегда за пять лет своего царствования. Шпионаж и доносы в эту эпоху расцвели пышной ядовитой растительностью. Из подозреваемых по старинке продолжали выбивать признания и окончательный запрет наложил только Александр I.
– Ну что, заморский соглядатай? – спросил тот, что был за офицера. – Рассказывай, откуда к нам прибыл.
Я не особо удивился, что допрос начался в такое время. Несмотря на раннее утро или позднюю ночь, кому как нравится, государевы ведомства уже приступили к работе. Сам я помнил из истории, что Павел начинал трудиться в поте лица уже с четырех-пяти утра. Волей-неволей все госслужащие вынуждены были последовать примеру царя. Ну, а уж Тайная экспедиция вкалывала без устали круглосуточно, все семь дней в неделю.
Гораздо больше раннего допроса меня поразил сам факт прибытия органов безопасности по мою душу. Я почувствовал, что игра с Э-прибором потихоньку заходит слишком далеко. Я все больше погружался в зыбкую трясину имперского розыскного делопроизводства и рисковал утонуть там с головой.