Волк и семеро лисят (СИ)
========== Глава пятая, часть первая, Об оправданной тревожности (в большей степени) и последствиях неправильных решений (пока нет) ==========
Когда с отъезда Олега минули первые полчаса, Сережа, вдоволь наигравшись с лисятами — они уже совсем не боялись его в человечьем обличии, охотно шли на руки, ластились и самозабвенно крутили хвостами, — поднялся с пола и пошел сначала к раковине, почистить зубы и умыться, а потом к шкафу в спальне — выбрать одну из длинных просторных футболок. В первые разы, когда Олег уезжал за продуктами, Сережа только с вселенской тоской смотрел на плотно прикрытые деревянные дверцы. Потом он выучил примерный расход времени на одну такую вылазку и стал смотреть на дверцы с тоской жадной — настолько жадной, что то и дело приходилось мысленно бить себя по рукам. Внутренний голос твердил, что это блажь и лишний риск, что и так нормально, но однажды Сережа все же не выдержал, и, боже, это оказалось даже лучше первого после нескольких месяцев на диете из сырого мяса глотка ледяного апельсинового сока.
Не зря принудительное обнажение в цивилизованном или относительно цивилизованном обществе всегда считалось синонимом унижения человеческого достоинства. Когда у тебя отнимают последнее право, что у тебя было — право на собственное тело, право стыдиться или не стыдиться его, демонстрировать или не демонстрировать его — больше у тебя не остается ничего. И надетая на голое тело Олегова футболка сделала то, чего не смогли сделать почищенные зубы, настоящий кофе и продекламированная себе под нос с целью убедиться, что у него снова человеческий рот вместо лисьей пасти и он еще способен не только на фырчание и скулеж, но и на членораздельные звуки, детская считалочка, вместе взятые, — заставили его снова почувствовать себя человеком. Прямоходящим, умеющим думать. Имеющим все полагающиеся разумному существу права: на жизнь, на свободу передвижения, на свободу слова. На свободу не быть пойманным и разведенным, как какой-нибудь скот.
В тот раз Сережа позволил себе проходить в футболке Олега не больше получаса. Он всерьез опасался, что если проносит ее дольше, то потом попросту не заставит себя снять. Аккуратно сложив и убрав футболку на положенную полку, всю следующую неделю, стоило Олегу приблизиться к шкафу, Сережа поднимал морду и напряженно замирал. На четвертый день Олег выудил футболку, встряхнул и — у Сережи сердце ухнуло в пятки — как ни в чем не бывало надел. Сережа шумно выдохнул и на всякий случай прикрыл морду хвостом, чтобы спрятать написанное на ней замешательство.
Да ладно тебе, шепнул тогда внутренний голос, кто станет искать наебку там, где не знает, что должна быть наебка? Раз уж все равно полез, куда не надо было, просто расслабься и получай удовольствие.
В чем-то голос был прав. Для Олега Сережа был лисицей. Пускай дрессированной и тактильной, но всего лишь лисицей. Олег не искал подвоха, потому что не предполагал, что тут может быть какой-то подвох, и, стоило Сереже распробовать эту мысль, как жизнь стала значительно легче и приятнее.
Он по-прежнему соблюдал осторожность, но уже не так дотошно, как в самом начале.
Вот и сегодня он выбрал среди вороха чужих футболок свою любимую — черную, огроменную, достающую ему до середины бедра и с выцветшей надписью “АРИЯ” — оделся, перетащил коробку с лисятами на постель, аккуратно вытряхнул их на покрывало и завалился рядом, прихватив с прикроватной тумбы лэптоп. Выбор встал между топорным кодингом с помощью говна и палок, потому что никакого подходящего софта у Олега, естественно, закачано не было, и чтением вслух, для лисят. Сережа предпочел второе, открыл брошенную в прошлый раз на середине статью о писателях и поэтах серебряного века и их любовных похождениях, нашел нужное место и принялся читать: сперва медленно и хрипло, с отвычки, но постепенно наращивая темп. Лисята поначалу возились между собой, лизались и кусали друг дружку за уши и хвосты, потом успокоились и, кажется, даже начали слушать. Едва ли они понимали хоть слово, но, Сережа считал, им было полезно слышать побольше человеческой речи. Учиться различать звуки и слова. Привыкать к отцовскому звучанию.
— После Нижинского, — читал он, — у Дягилева завязался роман с другим танцором труппы… *
По примерным прикидкам, у них было в запасе еще часа полтора-два, и Сережа собирался по полной ими воспользоваться.
* статья = тред https://twitter.com/starpiece_/status/1547490583018717185
***
Но через два часа Олег не явился. К этому моменту лэптоп уже лежал на тумбе, футболка — в шкафу, а коробка с мирно спящими лисятами стояла на полагающемся ей месте рядом с кроватью. Сам Сережа возлежал на диване в гостиной, положив морду на подлокотник, и пристально следил за стрелками часов.
Когда Олег не явился и через два с половиной часа, он начал ощутимо нервничать.
Обычно поход по магазинам занимал не больше трех, и это включая дорогу туда-обратно до большого супермаркета, выбор продуктов и скукотищу в очереди. Даже в дни, когда после Сереже сетовали на непонятно как затесавшихся в поселке ДПСников или всамделишную драку на кассе за последний энергетик по акции, Олег так не задерживался.
Прошло еще полчаса, и теперь каждая минута казалась Сереже вечностью. Щелчки, с которыми секундная стрелка перескакивала между делениями, всегда сливались с окружающим повседневным шумом, но сейчас каждый был подобен удару в колокол.
Тик.
Тик.
Тик.
Что, подумал Сережа, если с Олегом что-то случилось? Он уезжал не слишком довольным, не до конца проснувшимся, вдруг уснул за рулем? Или снова ДПСники, докопались насчет документов, а Олег ведь не зря живет в такой глуши и держит под матрасом пистолет?
Прошло еще пять минут. Потом десять, и Сережа, не выдержав, смелся с дивана, перекидываясь в человека прямо в прыжке. По инерции пришлось пробежать еще пару шагов, чтобы не пропахать носом пол. Сережа выпрямился, снова глянул на часы и подошел к плите. Включил конфорку, взял с пластиковой сушилки турку. Руки чуть подрагивали.
Он надеялся, что будет как в старой студенческой присказке про сигарету: стоит сердито закурить после получасового ожидания, как нужный трамвай тут же выныривает из-за угла и приходится, матерясь, тушить недокуренный бычок о подошву ботинка, прятать его в карман, потому что урна как всегда с горкой, и трамбоваться в душное переполненное нутро.
Олег не явился ни пока кофе лениво закипал, ни пока Сережа снимал его с конфорки и переливал в кружку. Запах оказался потрясающим — он редко баловался кофе в отсутствие Олега, почти всегда находились более важные и менее трудозатратные хотелки — но он отметил это мельком, слишком занятый мысленным пересчетом всех возможных дурных сценариев. Его взгляд по-прежнему был устремлен на стрелки часов, отмеряющих минуту за минутой: тик, тик, тик.
Сережа вслепую поднес кружку ко рту, отхлебнул слишком резко и много и…
— Блять, — выплюнул он, обжегшись, и одновременно с этим произошло сразу несколько вещей.
Во-первых, пальцы инстинктивно разжались, кружка улетела вниз и со звоном рассыпалась на десяток осколков. Во-вторых, Сережа, не медля, в ту же самую секунду, как осколки брызнули по полу во все стороны, ломанулся к раковине за тряпкой.
И в-третьих, именно в этот момент раздался далекий рокот мотора.
Ебанная, развеселился внутренний голос, мать ее, метафорическая сигарета. Это было нехорошее, злое веселье.
— Б-блять, — повторил Сережа, чувствуя, как накрывает паникой. Мозг намертво закоротило, Сережу словно схватили невидимые руки и потянули во все стороны разом: к раковине с тряпкой, к плите, на которой осталась турка, на пол к осколкам. Сердце трепыхалось в глотке, пойманной в силки птицей, Сережа сделал крохотный шаг в одну сторону, потом в другую и чуть не закричал от утраченного в порыве паники контроля.
Злорадный хохоток внутри наконец сошел на нет.
А ну ЦЫЦ, строго рявкнул голос. УСПОКОЙСЯ, МАТЬ ТВОЮ. ВДОХ. И ВЫДОХ. И давай без резких движений, окей?