Зоопарк

Зубр, зиму проводивший в открытом вольере, тоже начал зарабатывать деньги. Не бродил, как обычно, вдоль решетки, выпрашивая подаяние, но бегал, подскакивал, брал барьеры, валялся на земле, задрав ноги, а то и задирал зубриху, с которой Вадик не работал и которая поэтому совершенно не могла понять перемены в настроении своего флегматичного сожителя.
Перед зубром Войков тоже выставил кружку для денег.
Сторожа решили было, что заработанное как зубром, так и страусом принадлежит им тоже; Войков жестоко развеял их заблуждение. Деньги каждый вечер изымались и приходовались. Для хозяйства это были, конечно, копейки, но на мелкие рекламные цели (плакаты, листовки, объявления в газетах) страус и зубр вполне зарабатывали. Со временем оказалось, что страус «получает» больше; Вадик, работавший с зубром, по этому поводу посмеивался, но смех у него выходил почему-то слегка напряженный.
Испытательный срок для изобретателей прошел. Войков зачислил их в штат и обоим прибавил зарплату. Денису — чуть больше (за страуса).
Вскоре после этого зубриха вдруг тоже «проснулась». Два зубра бегали по вольеру, играли в догонялки, едва ли не в чехарду; заработок копытных скоро превзошел заработок страуса.
— Ты что, сбрендил! — кричал Денис Вадику. — Ты частотную закономерность ищи!
А сам научил страуса прятать голову в кадке со специально разрыхленным песком — но не просто так, а только когда в кружку опустят бумажную денежку. В птичнике сделалось тесно — крохотное пространство не рассчитано было на толпу хохочущих поклонников.
Войков заказал рекламу на радио, а потом, поднапрягшись, и на телевидении. Кадр со страусом, за деньги прячущим голову в песок, в считаные дни стал знаменитым. Войков через нужных людей вышел на мировые фонды поддержки зверинцев, зоопарков и живых уголков, и всюду разослал свои материалы.
Началась весна. У касс зоопарка выстроилась очередь. Войков принял на работу двух новых кассиров и велел Денису и Вадику озаботиться медведями.
— Мы науку делаем или в цирк играем? — для порядка возмущался Денис.
— Медведи, — Вадик потирал руки. — Мы же мечтали попробовать на медведях, помнишь?
С медведями пришлось повозиться. Медведей надо было усыплять, чтобы надеть на них пластинки для первого контакта; ветеринар применять снотворное отказался наотрез:
— А не проснутся? С кого спрашивать? Животные ослабленные, авитаминоз, гиподинамия...
Войков, с одной стороны, ветеринара понимал, с другой стороны, надо же было выходить из положения. Вадик подал идею: использовать вместо липких пластинок быстро засыхающий гель с высоким содержанием металла. Такой гель в конце концов изготовили на основе столярного клея, и с помощью длинной кисточки нарисовали зверям «наушники» на висках — со стороны, во всяком случае, казалось, будто мишки слушают плеер.
После этого слава страуса померкла перед славой медведей. Они не валялись, как обычно, в дальних углах клетки и не раскачивались вправо-влево перед решеткой, вызывая у детей и родителей острую жалость. Под ментальным «руководством» Вадика они кувыркались на бревнах, боролись, стояли на голове, а со временем и танцевали вприсядку. Публика на медведей ломилась.
Денис, чей страус потерял былую популярность, возревновал и выпросил у Войкова разрешения заниматься львом.
В это время случилось небывалое — одна из сотни удочек, заброшенных Войковым в рыбное озеро международных фондов, сработала. Вышел грант, не самый большой, но и вовсе не маленький. Вот так получилось, что одновременно с разрешением на работу со львом Денис получил еще трех львиц, молодых, здоровых и дорогущих.
Льва звали Чандром. Он был тощ, изможден, со свалявшейся гривой и жалобно-тонким хвостом. Он был старше Войкова, всю жизнь прожил в зоопарке, и, наверное, если погрузить мясо, недоданное Чандру за все эти годы, в вагоны — получился бы нормальный товарный состав.
У Чандра были все понимающие, мудрые, слезящиеся глаза. Он прекрасно знал и понимал, что никаких львиц ему не положено до смерти; когда трех красоток впустили одну за другой в его вольер, он тихо ошалел.
Чандра публично перекрестили в Султана, и новое имя написали на табличке перед новым вольером. Вольер же перестроили, стилизовав под гарем.
Во время первого контакта Денис и лев просто сидели, уставившись друг на друга. На Денисе был шлем, рядом на скамейке лежал ноутбук. Лев казался спокойным, Денис тяжело дышал.
— Вот зверюга, — говорил потом Денис Войкову, возбужденно потирая виски. — Вот царь зверей, ах ты!..
До объяснений, впрочем, не снизошел.
Взаимное созерцание человека и зверя длилось без малого неделю. Потом лев тряхнул жидкой гривой, Денис подпрыгнул, чуть не уронив ноутбук, и работа началась.
Физические кондиции Чандра-Султана не позволяли устраивать представление ежедневно. Денис составил «распорядок работы гарема», согласно которому самые горячие супружеские сцены приходились на субботу и воскресенье. Лев подходил к барьеру, выбирал среди публики хорошенькую женщину и, глядя ей в глаза, свирепо рыкал на весь зоопарк; пока обомлевшая публика приходила в себя, Султан шел к своим султаншам, числом три, и требовал повиновения.
Львицы, бывало, огрызались. Султан укоризненно мотал головой, драл негодных за уши, за что мог получить и тяжелой лапой промеж глаз; публика была в восторге. Рано или поздно одна из львиц, уступив природе, сдавалась, и наиболее консервативные родители спешили увести малышей от вольера, зато менее консервативные — а также молодые пары, не имеющие места для встреч и коротающие поэтому вечера в зоопарке — старались протолкнуться поближе к решетке. Никто не обращал внимания на Дениса, сидящего в отдалении на скамейке и, нервно курящего сигарету за сигаретой.
— Как ты это делаешь? — много раз допытывался Войков. — Ты что, управляешь им, как на ниточках, да?
Денис раздраженно мотал головой. Начинал объяснять, но сбивался на поток невнятных терминов. А может быть, и хитрил — намеренно уводил директора от разгадки, как птица уводит хищника от гнезда.
— И что ты при этом испытываешь? — спрашивал Войков, скабрезно усмехаясь. Но Денис на провокации не поддавался.
— Испытываю исследовательское вдохновение, — отвечал сухо. И больше ничего нельзя было от него добиться.
Тем временем Вадик запил. Это было внезапно и страшно и не имело видимого объяснения; Войков сам звонил его матери и вел с ней долгие переговоры. Отбивал Вадика у милиции; вылавливал в каких-то кабаках, запирал в подсобке, тряс за плечи: да ты что, парень?! Вадик молчал, болезненно морщился и бормотал еле слышно:
— Наука...
Денис провел несколько ночей, сидя у кровати вдребезги пьяного, потерявшего человеческий облик Вадика; потом они имели долгий разговор.
Потом Вадик вдруг просветлел. Очнулся, завязал, принес извинения Войкову и попросил разрешения попробовать метод на жирафе. Жираф Манюня привязался к Вадику, как брат: едва завидев его, шел к решетке, наклонял длинную шею, даже, кажется, улыбался мягкими черными губами. Результат не заставил себя ждать: вскоре перед клеткой Манюни толпились зеваки. Жираф ходил, кланялся, пританцовывал, звонил в подвешенный к потолку колокольчик; конечно, с успехом Султана это не могло сравниться, но Войков и тому был рад: главное, Вадик вернулся, выбросил дурь из головы, а успехи — не за горами.
Основания для оптимизма у Войкова были. Мировые фонды дергали удочки одну за другой, директор едва успевал подсекать. Город выделил зоопарку дополнительную площадь; качели-карусели Войков безжалостно снес, а на их месте заложил новые вольеры для купленных, выменянных, полученных в порядке гуманитарной помощи крокодилов, бегемотов, слонов, белых медведей, кенгуру... Вокруг стройки пестрели рекламные щиты. «Здесь будет Империя зверей» — вот что было на них написано.
Явились люди с крупного телеканала: город полнился слухами, пришло время снять документальный фильм. Две недели, пока шли съемки, Войков стоял за спиной оператора и следил, чтобы Денис и Вадик не попали в кадр; впрочем, молодые люди и сами не искали дешевой популярности. Та слава, что ждала их впереди, не нуждалась в размене на сиюминутную экранную мельтешню.