Фактор беспокойства (СИ)
— Леонид Михайлович, — поднимаю на Толоконского задумчивый взгляд. — А Вы гляньте в списки пассажиров, там случайно Александр Николаевич Вертинский не отмечен?
— Кто? Вертинский? А при чём тут этот певец? — Толоконский удивлён моим вопросом, но быстро просматривает список пассажиров палубы первого класса, так как отдельной палубы «люкс» на лайнере нет, и вдруг изумлённо присвистывает:
— Есть! И его каюта рядом с каютой Дитрих! — консул в недоумении смотрит то на меня, то на свой список пассажиров.
— Рупь за сто, что у них смежная ванная комната, чтоб не бегать голышом по коридору! — облегчённо выдыхаю и ухмыляясь поясняю свою мысль: — Я в такой каюте на «Иль де Франс» плыл. У меня с Маркусом тоже были каюты с общей ванной. Это специальные каюты для семейных пассажиров, или для любовников не афиширующих своих связей.
Поняв, что пояснение вышло какое-то двусмысленное, торопливо поправляюсь: — Я в том смысле, что мы с Маркусом просто близкие друзья! — багровею от сдавленных мужских смешков. — В общем, Вы меня поняли! — в ответ слышу громовой хохот из четырёх мужских глоток. Гады! Решительно отодвигаю в сторону «колоду карт с краплёными тузами и королями»:
— Значит так, товарищи. Мою легенду необходимо немного изменить. Больше нет никакого скромного музыканта, которого неизвестно с какого перепуга понесло в непонятное путешествие в дальние ебе… дали. Есть молодой и амбициозный композитор, совершающий рекламное турне в обществе роковой и сексуальной красотки с целью популяризации своего нашумевшего в Европе мюзикла. Я с трудом уговорил Генерального Консула на это незапланированное путешествие и неохотно, но такое разрешение получил. Эта легенда устроит всех, в том числе и моего антрепренёра, даже если немного задержусь в пути.
— В том случае, если мне удастся близко познакомится и завязать дружеские отношения с Марлен, то как её познакомить с нужными Вам людьми я придумаю. А уж подбор «кандидатов на знакомство» полностью ложится на Вас. Считаю, что одна Дитрих стоит всей этой «колоды». — пренебрежительно киваю на стопку фотографий. — Вокруг Марлен вьётся туча всякой мошкары из подобных «тузов и королей». Бери сачок и только успевай отлавливать! Возражения по существу имеются? — ответом служит ошеломлённое молчание.
— Раз у Вас нет принципиальных возражений, то пока готовьте свои «пакеты», а я немедленно отправляюсь в «Плазу». Вся моя «парадная» одежда находится у театрального агента и мне необходимо тщательно подобрать свой гардероб в поездку. Всё-таки придётся очаровывать не абы кого, а саму Марлен, «которую хочет любой мужчина». — ехидно подмигиваю Валериану Савельевичу и забираю свой паспорт у Толоконского. — До скорой встречи, товарищи!
* * *
После ухода Лапина в кабинете на пару минут повисает тишина, затем Довгалевский по-стариковски кряхтя поднимается со стула и разминая шею подходит к окну. Проводив взглядом садящегося в такси Михаила, поворачивается к Толоконскому:
— Я же говорил, этот парень нам подойдёт. Знаю его ещё по Франции. Очень толковый молодой человек. Цепкий ум, быстрое принятие правильных решений. Он нам здорово помог во время Берлинского кризиса. Мы вовремя успели предупредить немецких товарищей о готовящейся провокации. Это многим помогло сохранить жизни.
— А при чём тут Вертинский?
— Так они друзья. Миша даже несколько песен для него написал.
— Вы заметили? Лапин ни словом не обмолвился о деньгах, даже аванс не взял. Он что, настолько обеспечен материально, или просто беспечен? — риторический вопрос Гусева обращён ко всем присутствующим, но вновь отзывается Довгалевский.
— У Миши свои источники финансирования. Он и сам неплохо зарабатывает, да и в друзьях у него ходят «денежные мешки». Насколько мне известно, один из них швейцарский финансист и биржевый брокер, второй — владелец престижных отелей в Швейцарии и Германии. За мюзикл во Франции меценаты подарили Лапину новенький «Бентли». Так что для него не проблема приобрести билет на лайнер за свой счёт. Вы же сами слышали на каком корабле и в какой каюте он прибыл из Европы.
— «Бентли»? Валериан Савельевич, а Вы уверены, что Лапин сам по себе и ни на кого не работает? — под требовательным взглядом Генерального консула Довгалевский вытирает внезапно вспотевший лоб носовым платком. — Я уже ни в чём не уверен. При первой нашей встрече у меня возникло предположение, что Лапин как-то связан с ОГПУ. Во всяком случае при нашем знакомстве он передал привет от моего бывшего приятеля, знакомого ещё по Киевскому ЧК. Но сам Лапин свою причастность к этой организации всячески отрицал, как мне показалось, даже как-то подчёркнуто нарочито.
— Мне об этом ничего не известно, меня бы поставили в известность, если бы Лапин имел с нами хоть какую-то связь. Не думаю, что товарищи из ИНО ОГПУ стали бы скрывать от меня эту информацию без веских на то оснований! — Гусев вынимает носовой платок и тоже начинает тщательно обтирать вдруг покрасневшее лицо. — Может он работает на ГРУ? — и три пары глаз вопрошающе упираются уже в Толоконского. Но тот отрицательно качает головой.
— По нашей линии ко мне никаких указаний тоже не поступало, да и молод он, чтоб иметь к нашей организации хоть какое-то отношение.
— А может это Коминтерн? — в воздухе повисает напряжённое молчание.
— Михаил Абрамович, у вас есть основания для такого предположения? — Генеральный консул уставился на своего секретаря, как удав на кролика. Тот судорожно вдохнул воздух и поперхнулся. Откашлявшись и продышавшись торопливо продолжает:
— Вы сами сказали, что товарищ Лапин слишком молод, чтоб быть сотрудником ГРУ, да и для других наших… он тоже слишком молод. Но когда я учился в… — под грозным взглядом своего начальника секретарь спотыкается, но собирается с мыслями и заканчивает свою мысль: — В общем, когда я учился, у нас ходили слухи что «коминтерновские» своих агентов готовят чуть ли не с пелёнок. И что эти агенты в основном являются их детьми, но зачастую даже не подозревают об этом. Второе вряд ли, скорее всего это лишь байки. Но вот первое? Вот я и подумал, а вдруг товарищ Лапин и есть их агент? — в кабинете вновь повисает тишина, на этот раз задумчивая.
Минут через пять Толоконский прикрывает лицо ладонями и начинает тихо смеяться:
— Вот суки! Они же сработали нас «в тёмную», как слепых щенков вокруг пальца обвели! Валериан Савельевич, а тебе не показалось странным, что твой юный друг Лапин, вместо того чтоб отправиться с причала прямо в комфортабельную гостиницу, как это сделал бы любой другой нормальный человек на его месте, битых пять часов просидел у тебя в кабинете? Травя байки и ностальгируя по старым добрым временам? Да он же на себе твоё внимание фокусировал! Что б ты сразу же о нём вспомнил, как только в этом появится потребность. И в гостиницу свою не поехал, чтоб избежать ненужных встреч, а предпочёл отсидеться в третьеразрядной ночлежке, которую ты же ему и рекомендовал, и где его легко было разыскать.
— А ты, Пётр Давыдович? Разве не обратил внимание на то, что твой инструктаж пропал впустую? Я и то заметил, что Лапин слушал тебя в пол-уха. Хотя и делал внимательный вид. Он уже всё знал заранее! А убедившись, что «инструкции правильные», чуть ли не заснул нагло и беспардонно. А как лихо он провернул операцию по смене нашей легенды? Вот ты знал, что Вертинский и Дитрих любовники? Нет? И я нет. А он знал! Но откуда, если мы здесь уже год, а он только вчера вечером приехал? Нее-е! Эту операцию разрабатывали тщательно и загодя. Ничего не скажешь, молодцы!
— Но как всё спланировано? Комар носа не подточит! И я тоже хорош. Купился! Кровь из носа, но срочно нужно доставить депеши, а с кем? Курьеров нет ни одного, все в разгоне. Хоть самому садись и поезжай. И тут как чёртик из табакерки нарисовался этот Миша. Наивный белокурый мальчик с растерянным взглядом синих глаз. Но как мастерски он разыграл возмущение и негодование? Артист! А эти пакеты предназначены не кому-нибудь, они оба для коминтерновских связных в латинской Америке. Я ещё удивился, а почему именно через нас? Что-то особо не поверил в провал сразу всей связной коминтерновской ячейки.