Последнее дело Холмса
– Поначалу я знала очень немного. Но постепенно, мало-помалу Эдит стала доверять мне… открыла мне сердце… Ну, до известных пределов.
– Что она из себя представляла?
Веспер задумалась на миг.
– Она была хорошо образованна, с большими способностями к математике… В ранней юности попробовала свои силы на сцене, но успеха не добилась. Когда началась война, записалась в Женские вспомогательные части Королевских ВВС. Вышла замуж за летчика, который был сбит над Германией и погиб, а потом несколько лет работала машинисткой и счетоводом в отеле «Клифтонвилль» в Кромере. Пока не встретила еще одного мужчину. Иностранца.
– Так это за ним она приехала в Париж?
– Судя по ее рассказам, он был очень привлекателен, из породы тех, из-за кого женщины теряют голову, но с кем жить невозможно. Дело кончилось скверно, и она оказалась в чужом городе в одиночестве и без средств. Наша встреча была для нее подарком судьбы.
Мы с Карабином внимательно слушали, но она замолчала.
– Это все? – спросил я.
– В основном.
– И вы считаете, что это приключение оставило в ней глубокий след?
– Простите, я не…
И осеклась, смешавшись. Потом как будто поняла, о чем идет речь, так что нам не пришлось ничего разъяснять.
– Поначалу да, но потом она сумела превозмочь себя. И в последнее время даже не упоминала его.
– А как его звали, не помните?
– Она никогда не говорила. Называла его неизменно «он».
– Он иностранец, вы сказали?
– Да.
– А по национальности кто? – осведомился Карабин.
– Она не говорила, но мне почему-то кажется – испанец или итальянец. – Она окинула нас неуверенным взглядом. – Но ведь это не имеет никакого отношения к произошедшему несчастью?
– Вероятнее всего, не имеет.
– Эдит была в упоении от нашего путешествия и от предстоящей поездки в Грецию. Постоянно читала путеводители и книги про Античность, про богов и героев. А перспектива жить в Италии приводила ее просто в восторг.
Веспер замолчала, задумавшись о чем-то. Потом снова качнула головой:
– Ее гибель – это какая-то бессмыслица.
Мы с доктором многозначительно переглянулись.
– Вам не казалось в последние дни, что она как-то подавлена? – спросил Карабин.
– Нет, нисколько.
– Чем-то огорчена, опечалена?
Веспер порывисто подалась к нему, словно ее возмутили его неуместные слова:
– Если речь о том, не предвещало ли что-нибудь ее самоубийства, ответ будет – нет! Решительное нет! И потом… она ведь даже не оставила записки.
– Случается, что самоубийца не оставляет записки.
– Она бы оставила! Адресованную мне, по крайней мере.
– Можете ли вы как-то объяснить, почему ваша подруга приняла такое ужасное решение?
– Нет у меня никакого объяснения. И я непрестанно думаю об этом. – Она заломила руки, силясь побороть растерянность и объясниться откровенно. – Никакого, уверяю вас… До последней минуты она оставалась жизнерадостна… Она строила планы. Ей казалось, что черные дни ушли навсегда. У нее было прекрасное чувство юмора: мы часто хохотали над ее наблюдениями и шуточками.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Вчера вечером. После ужина она предложила мне прогуляться до пляжа, но у меня болела голова. Мы поднялись в наш номер, потом она ушла, а я приняла аспирин и заснула. Спала долго, а утром очень удивилась, увидев, что ее постель не смята. Никаких следов ее присутствия. А потом… Ну… Что было потом – вы знаете.
– И больше вы ее не видели?
– Говорю же – нет.
Я прислушивался к разговору, не вмешиваясь. Не шевелясь, сидел чуть в стороне, положив ногу на ногу, а правую руку свесив с подлокотника. И слушал очень внимательно.
– А не знаете ли – кто-нибудь сопровождал ее на этой последней прогулке?
– Не знаю. Во всяком случае, она мне ничего не сказала.
– Может быть, она скрыла это от вас?
По тому, как резко Веспер выпрямилась, я понял, что мой вопрос явно ее задел:
– Разумеется, нет! Как вы можете спрашивать такое? У нас не было тайн друг от друга.
Я достал свою жестянку с маленькими сигарами, подался вперед и предложил ей одну. Она качнула головой.
– А если я закурю, вам не будет мешать дым?
– Нисколько.
Я сунул сигарку в рот, щелкнул зажигалкой и прикурил.
– Позвольте вам задать вопрос деликатного свойства… Вы позволите?
– Позволю.
Я медленно выпустил струйку дыма, выигрывая время.
– Не состояла ли ваша подруга в особых отношениях с кем-нибудь в этом отеле?
– Простите… – Она заморгала в растерянности. – Я не понимаю.
– Я имею в виду, не было ли у нее…
И не договорил. Она поняла смысл вопроса и, как мне показалось, покраснела.
– А-а… Господи, нет, конечно.
– Вы уверены? – не отставал я. – Вы ни разу за те три дня, что провели здесь, в отеле, не видели, чтобы она с кем-нибудь разговаривала?
Она ненадолго задумалась:
– Наверно, были какие-то разговоры… Обычные. Краткие и вежливые, само собой разумеется. Не более того. Поймите, мы – англичанки за границей.
– Понимаю.
– Общительность – не самая сильная наша сторона.
– Понятно… – Я взглянул на Карабина, а потом снова на нее. – Это все?
Она снова задумалась. И вдруг вскинула брови:
– Вот разве что этот греческий мальчик… Спирос…
– Официант? – удивился я.
– Да.
– И что же вы можете нам рассказать о нем?
– Да ничего особенного, пожалуй… Он красивый паренек, и Эдит как-то раз это отметила. Он улыбался нам, а она ему в ответ. Ну, вы знаете, как это бывает.
– И далеко ли зашло?
– Ну что вы… Все было в рамках приличия. Невинное кокетство. Я думаю, он привык улыбаться всем постояльцам в возрасте от семи до семидесяти лет.
– И ваша подруга отзывалась на эти улыбки?
– Немного. Но это было совсем не всерьез. Когда он обслуживал нас, она толкала меня под столом ногой. Мы посмеивались, шутили – но не более того.
– Как вы думаете, могла ли она встречаться с ним на пляже?
Она дернулась, как от удара:
– Нет! Это решительно исключено! Она никогда не позволяла себе подобных вольностей.
Я поставил локти на поручни кресла, уперся в сплетенные пальцы подбородком, над которым вился дымок моей сигары.
– Как вы сами считаете – ваша подруга покончила с собой?
– Простите… – Она взглянула на меня с удивлением. – Вы меня запутали. Она висела на балке, не так ли? По крайней мере, мне так сказали.
Я плавно кивнул:
– Так оно и было. Я спрашиваю – уверены ли вы, что она повесилась добровольно?
Она непонимающе повела головой и поглядела на нас с тоской:
– Как же могло быть иначе?
Мы с доктором быстро переглянулись:
– Успокойтесь, прошу вас. Разумеется, ничего иного быть не могло.
В первом часу пополудни все мы, постояльцы отеля, расселись в салоне – мебель в скандинавском стиле, виды острова Корфу по стенам, – и мадам Ауслендер подробно и бестрепетно информировала нас во всех подробностях о самоубийстве Эдит Мендер. Используя кинематографический термин, это действо можно было бы считать чем-то вроде establishing shot – общим планом, определяющим время и место действия: кроме меня, присутствовали Пьетро Малерба и Нахат Фарджалла, доктор Карабин, Пако Фокса и супруги Клеммер. Хозяйка сообщила нам, что еще раз связалась по радио с полицейским управлением Корфу и ее заверили, что, как только погода позволит, нам пришлют следственную группу, которая и займется покойной Эдит Мендер. Пока процедура откладывается, а наш островок отрезан, самое разумное для нас было бы вернуться к обычной жизни или хотя бы попытаться это сделать.
Первым взял слово доктор. Он только что оставил Веспер Дандас в ее номере, вверив попечению Эвангелии и дав большую дозу веронала, от которой англичанка должна будет проспать весь остаток дня. Карабин потеребил бороду, слегка откашлялся и начал:
– До приезда полиции и судьи вы, мадам Ауслендер, как владелица этого отеля, представляете здесь власть. – Он обвел нас взглядом, чтобы убедиться в нашем согласии. – Не так ли?