Австралийские этюды Полет бумеранга
Во всяком случае капитан Флиндерс так обрадовался легкодоступному источнику мяса, что дал открытому им острову название Кенгуру, которое сохранилось до наших дней.
Да, животным, доверяющим человеку и принимающим его за миролюбивое существо, как правило, приходится плохо. Уже немало таких доверчивых видов животных начисто истреблено. Так случилось, например, с не умеющими летать страусами эму, обитавшими некогда на острове Кенгуру. По размеру эта птица была несколько меньше, чем эму, живший на континенте, но на вкус ничуть не хуже. И этот островной эму очень быстро исчез с лица земли. Исчез безвозвратно. Теперь можно полюбоваться лишь его портретом в музее Аделаиды да его косточками и перьями в Музее естественной истории в Париже. Даже самые глубокие старики из старожилов не могут припомнить, чтобы на острове водилась такая птица…
Французский капитан Никола Бодэн, несколько позже Флиндерса обошедший на своей каравелле вокруг острова, уточнил его координаты и размеры на морской карте и назвал одну из долин, где было особенно много маленьких страусов, Долиной казуаров (Ravine des Cassoars). Простим капитану его слабые познания в зоологии, из-за чего он спутал эму с казуарами; в конце концов это не так уж важно. Зато до сих пор многие районы острова носят французские названия, которые дал им отважный мореплаватель.
Потом долгое время никто не интересовался этим обширным островом, густо заросшим эвкалиптовым кустарником. Но между 1802 и 1836 годами здесь поселилось несколько бывших моряков со своими туземными женами. Пробавлялись они охотой, рыбной ловлей, продажей соли, а также тюленьих и кенгуровых шкур. Только некоторые из них занимались еще и сельским хозяйством. Настроены эти люди были весьма бунтарски, и даже такие еще молодые поселения, каким был тогда Сидней (в то время он назывался Порт-Джексон) или Хобарт на Тасмании, казались им слишком благопристойными.
Самым знаменитым среди поселенцев был некто Генри Валлан, именовавший себя губернатором Валли. Он жил с двумя своими туземными женами — Пусс и Полекет на ферме «Вигвам», расположенной в нескольких километрах от нынешнего Кингскота, и заправлял всеми делами колонии как настоящий «островной король». Рассказывают такой случай. В 1836 году на остров высадился с изрядным грузом некто мистер Стефан, чиновник колонии Южная Австралия. Валли вышел на берег, чтобы узнать, кто он такой.
— А вы кто такой? — спросил в свою очередь Стефан.
— Я здешний губернатор, — ответил Валли.
— Никакой вы не губернатор, — огорошил изумленного островитянина новый пришелец, — потому что губернатором этого острова назначен я.
— А я тебе говорю, что я здесь губернатор! — крикнул Валли. — И как ты мог вообразить себя здешним губернатором, ты, недоносок несчастный! Тебя бы даже не приняли в лейб-гвардию короля Джона, если б ты сделал попытку туда вступить, жалкий коротышка!
Правда, несколько позже сопротивление дерзкого островитянина удалось сломить, и он даже оказал несколько ценных услуг новой колонии. Так, вместе со своими женами и собаками он пересек поперек весь остров, чтобы спасти нескольких английских моряков. Эти люди потребовали, чтобы капитан высадил их на берег, потому что длинное морское путешествие так их утомило, что они были не в силах его продолжать. Двое погибли, заблудившись в густых зарослях эвкалипта и не найдя питьевой воды, но остальных Валли удалось спасти. Впрочем, другие старожилы острова — полуодичавшие европейцы и их туземные жены, большей частью украденные с материка, то и дело нападали на новое поселение, стараясь его сжечь.
Нужно сказать, что это поселение вообще-то было не слишком удачным приобретением для австралийских властей: овцы здесь подыхали от какой-то таинственной «береговой лихорадки», пшеница и ячмень никак не хотели расти, а от бесчисленных прежде кенгуру, валлаби и тюленей на всем побережье протяженностью в 495 километров почти ничего не осталось. Когда же началось процветание города Аделаиды, а в Южной Австралии стали выращивать виноград и нашли золото, поселенцы один за другим перебрались на материк. Так что к 1901 году на острове Кенгуру осталось лишь 720 человек.
Только благодаря этому и удалось спасти для животных небольшой участок острова, разумеется, как всегда в таких случаях, самый заброшенный и неплодородный. Спасен он не только для животных, но и для современных жителей южноавстралийских городов, которые время от времени чувствуют потребность провести пару дней вне привычной обстановки: небоскребов, верениц автомобилей и неоновых реклам…
Австралийцам, посвятившим себя охране родной природы, значительно труднее этим заниматься, чем их единомышленникам в современных культурных центрах человечества — Европе и Америке. Там уже начали осознавать грозящую опасность для будущего нашей Земли и знают, что по-настоящему передовой и культурной страной может считаться только та, которая заботится не только о создании индустриальных центров и атомных реакторов, но и о сохранности своих природных ландшафтов, плодородных земель и животного мира. Так, здешним специалистам в области охраны природы в течение целых тридцати лет пришлось добиваться согласия правительства на то, чтобы в 1919 году Флиндерс-Чейз наконец был объявлен заповедником. Территория его не очень-то велика — всего 546 квадратных километров.
Как только наш автомобильчик въехал через простые деревянные ворота на территорию национального парка, эвкалиптовый кустарник стал заметно выше, а в отдельных низинах появились уже настоящие эвкалиптовые рощи. В одной из таких рощ мы и увидели первых коала. Сидели они в кронах мощных эвкалиптов, чаще всего на самых верхушках, каждый — на своем дереве.
Их нисколько не трогала наша суетня с треножниками для кинокамеры и тяжелого длинного объектива фотоаппарата. Коала к этому привыкли. Да к тому же они еще ленивы от природы. Время от времени кто-нибудь из них пристально и серьезно разглядывал нас скучающим взглядом. Им здесь хорошо: листва местного вида эвкалипта — их самая любимая еда. А в водопое они не нуждаются. Недаром «коала» на языке туземцев означает «не пьет».
Раньше на острове не было коала, их ввезли сюда в 1924 году. В течение семи лет животных содержали в больших сетчатых вольерах; здесь они постепенно обглодали все деревья, но размножались очень слабо. Только когда животных выпустили на волю, их стало заметно больше. Сейчас на острове сотни коала, и это несмотря на то, что многие из них трагически погибли во время страшного лесного пожара в 1958 году. Об этом бедствии, когда сгорела большая часть парка, широко сообщалось в мировой печати.
Люди, которые приезжают сюда летом и неделями живут в палатках прямо в лесу, часто заводят с коала довольно близкую дружбу. Если надолго поставить машину под дерево, случается, что один из этих ленивых толстяков спрыгнет на крышу автомобиля и оттуда вперевалочку переберется на другое дерево. Иногда можно наблюдать, как самцы преследуют своих пушистых самок. Им явно трудно распознать, на какое именно дерево залезла их избранница. Они суетятся, нюхают кору и, найдя наконец нужный след, торопливо (насколько позволяет им их медлительность) карабкаются вслед за предметом своих вожделений на самые верхние тонкие ветки. Там они повисают друг против друга на одних «руках», но чаще всего начинают ссориться, потому что самки этих животных чрезвычайно строптивы и отличаются скверным характером. На зрителей скандалисты, как правило, не обращают никакого внимания. Часто преследуемой самке удается пробраться мимо своего обожателя, и тогда она поспешно ногами вперед спускается с дерева и перебирается на другое. Самец после этого подолгу ищет избранницу своего сердца, но часто в изнеможении прерывает поиски и впадает в глубокий сон.
Любителям природы, отдыхающим здесь летом с семьей в жилом прицепе или в палатке, удается по ночам наблюдать жизнь таких животных, которых днем никогда не увидишь: например, приветливых маленьких лисьих кузу (Trichosurus vulpecula vulpecula), которых австралийцы называют еще щеткохвостыми опоссумами. Но напоминают они скорее не лисиц, а маленьких лазающих кенгуру. Кузу здесь значительно доверчивее, чем на материке. Если туристы долго живут на одном и том же месте, молодые кузу в конце концов спускаются с дерева, карабкаются на руки и позволяют угощать себя лакомыми кусочками и гладить. Некоторые даже переходят жить в палатку, не обращая никакого внимания на свет лампы.