Непокорная фрау Мельцер
– Давай сначала посмотрим на комнаты, Китти.
– Хорошо… Мне все равно пора идти. Ты укоротила мою синюю юбку? Да? О, Мари – ты просто сокровище. Моя золотая Мари.
Последовал поцелуй, объятия, затем Мари освободилась от любвеобильного внимания невестки и снова стояла в коридоре. Она прислушалась: Пауль все еще был в столовой, был слышен его разговор. Как замечательно, она проводит его через прихожую до входной двери и еще раз скажет, какую радость он ей доставил. Ранее он был немного разочарован тем, что она не пришла в восторг от его подарка, но не следовало уносить это впечатление с собой на работу.
Мари дружелюбно кивнула Юлиусу, когда он поспешил к служебной лестнице, чтобы вывести машину из гаража для госпожи, и когда уже собиралась открыть неплотно запертую дверь в столовую, остановилась.
– Нет, мама, я не разделяю твоих опасений, – услышала она голос Пауля. – Я полностью доверяю Мари.
– Мой дорогой Пауль. Ты знаешь, что я тоже высоко ценю Мари, но, к сожалению – и это не ее вина – она не была воспитана как молодая дама нашего социального положения.
– Я не нахожу это замечание проявлением хорошего вкуса, мама!
– Пожалуйста, Пауль. Я говорю это только потому, что беспокоюсь о твоем счастье. Когда ты был на фронте, Мари сделала многое для нас всех. Об этом не следует забывать. Но по этой самой причине я боюсь, что модное ателье потянет ее в неправильном направлении. Мари амбициозна, талантлива и… Пожалуйста, не забывай, кем была ее мать.
– Хватит! Извини, мама, я выслушал твои опасения, я их не разделяю и не хочу дальше это обсуждать. Кроме того, мне нужно на фабрику.
Мари услышала его шаги и сделала то, за что ей было очень стыдно, но что было лучшим решением в тот момент. Она тихо открыла дверь кабинета и скрылась за ней. Ни Пауль, ни Алисия не должны были знать, что она подслушала их разговор.
3– За здравие, за здравие поднимем три раза!
Этот праздничный хор звучал довольно неоднородно, особенно выделялись бас Густава и девичье сопрано Эльзы, но Фанни Брунненмаер была тронута. В конце концов, пение ее друзей шло от сердца.
– Спасибо, спасибо…
– Пусть у нее будут дети, пусть у нее будут дети, – продолжал невозмутимо петь Густав, пока его не заткнула локтем Августа. Он с усмешкой огляделся вокруг, довольный тем, что по крайней мере рассмешил Эльзу и Юлиуса.
– Я лучше оставлю детей вам двоим, Густав! – сказала Фанни, повариха, глядя на Августу, которая опять была в положении. Но четвертый ребенок, как они решили, будет последним. Учитывая, что уже и так тяжело было накормить три голодных рта.
– Да ладно, я только вешаю брюки на кровать, а моя Августа уже беременна.
– Кому это интересно? – Эльза покраснела.
Фанни Брунненмайер не обратила внимания на болтовню и подала знак Ханне налить кофе. Длинный кухонный стол в этот вечер был празднично украшен разноцветными астрами и оранжевыми ноготками. Ханна постаралась, и стол госпожи Брунненмайер даже был украшен венком из дубовых листьев. Юбилярше сегодня исполнилось шестьдесят лет, и этот солидный возраст был совершенно не заметен. Только волосы, собранные в тугой узел, за последние годы поседели, но лицо оставалось таким же румяным, полным и гладким, как всегда.
На столе были расставлены тарелки с бутербродами, а позже должен быть подан настоящий торт со сливками и засахаренными вишнями, фирменное блюдо Брунненмайер. Все эти деликатесы были предоставлены хозяевами, чтобы Фанни Брунненмайер могла достойно отметить свой особенный день. Утром наверху в красной гостиной уже было небольшое угощение, на которое были приглашены все слуги. Там госпожа Алисия Мельцер произнесла речь в честь Фанни Брунненмайер, поблагодарив ее за 34 года верной службы, и назвала ее «восхитительным мастером» своего дела. По этому случаю повариха надела свое черное праздничное платье и нацепила брошь, которую получила в подарок от хозяев дома десять лет назад. Она чувствовала себя очень неуютно в этом непривычном наряде, да еще со всеми почестями и подарками, и была рада, когда вернулась на кухню в своем повседневном платье и кухонном фартуке. Нет, господские комнаты были не для нее, там она всегда боялась, что может опрокинуть вазу или – что было бы еще хуже – споткнуться о ковер и упасть на пол. Но здесь, внизу, в подсобных помещениях, она была как дома, здесь она безраздельно господствовала над кладовой, погребом и кухней и собиралась делать это еще долгие годы.
– Угощайтесь, мои дорогие. Пока есть запасы! – с усмешкой предложила она и взяла один из аппетитных бутербродов с ливерной колбасой, которые Ханна и Эльза украсили нарезанными солеными огурчиками.
Никому не нужно было повторять дважды. В течение следующих нескольких минут на кухне кроме шипения чайника на плите было слышно только тихое чавканье, когда кто-то из присутствующих делал маленькие глотки горячего кофе.
– Эта померанская ливерная колбаса – поэма, – пробормотал Юлиус, вытирая рот салфеткой, прежде чем взять второй бутерброд.
– Копченая колбаса тоже неплоха, – вздохнула Ханна. – Как нам повезло, что фрау фон Хагеман всегда снабжает нас посылками с продуктами.
Эльза задумчиво кивнула. Она жевала только левой стороной, потому что у нее уже несколько дней болел зуб справа. Однако пока что она не хотела идти к стоматологу, потому что чертовски боялась вырывать зуб и надеялась, что боль когда-нибудь пройдет сама собой.
– Интересно, счастлива ли она там, в Померании, среди коров и свиней, – с сомнением сказала Эльза. – В конце концов, Элизабет фон Хагеман урожденная Мельцер и выросла здесь, в Аугсбурге.
– Почему Лиза не должна быть счастлива? – Ханна пожала плечами. – У нее есть все что нужно.
– Конечно, – со злостью бросила Августа. – Муж и любовник. Возможно, именно с ним она и будет коротать время…
Под сердитым взглядом поварихи Августа опустила голову и взяла последний бутерброд с ливерной колбасой. Юлиус, любивший рассказывать пикантные истории, подмигнул Ханне, которая, однако, сделала вид, что ничего не заметила. Юлиус уже несколько раз пытался смутить ее двусмысленными замечаниями, но она благоразумно не реагировала.
– А как дела в садоводстве, Густав? – перевела тему Брунненмайер. – Много работы?
Два года назад Густав Блиферт начал свое собственное дело, заведя небольшое садоводческое хозяйство. Вовремя, до того, как инфляция полностью поглотила сбережения Августы, супруги купили луг недалеко от виллы Мельцеров, построили сарай и поставили парники. Пауль Мельцер разрешил молодой семье и дальше жить в садовом домике, так как доходов на съемную квартиру им пока не хватало. Весной Густаву удалось неплохо заработать на продаже свежих овощей, потому что и сейчас большая часть населения Аугсбурга жила за счет продукции собственных огородов. Даже в городе люди использовали каждый клочок земли, чтобы вырастить морковь, сельдерей или несколько кочанов капусты.
– Все довольно уныло, – тихо произнес Густав. – Только венки для усопших и гирлянды для церковных праздников…
Юлиус недовольно заметил, что в садоводческом хозяйстве нужно уметь вести бухгалтерию, чем заслужил сердитый взгляд со стороны Густава. Конечно, все знали, что Густав не был конторским работником. И даже Августа, которая раньше работала горничной на вилле Мельцеров, так и не научилась точно и без ошибок записывать расходы и доходы.
Однако именно Августа заботилась о том, чтобы в доме оставались деньги, потому что три раза в неделю по полдня работала на вилле. Ей было нелегко, теперь приходилось выполнять всю оставшуюся работу, в том числе и ту, которая не входила в обязанности горничной, например заготавливать дрова для печи или мыть полы. Поскольку ребенок, скорее всего, родится в декабре, она уже подсчитала, что к Рождеству ее заработок будет скудным.
– Это просто беда, – ворчала она. – Сегодня хлеб стоит 30 000 марок, завтра 100 000, а сколько он будет стоить на следующей неделе, одному небу известно. Кто будет сейчас покупать цветы? И потом, нам нужны стекла для новых парников. Лучше всего была бы настоящая, большая теплица. Но где ее взять? В наше время нельзя ничего накопить. То, что заработаешь сегодня, завтра уже ничего не будет стоить.