Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

Таким образом, слово в художественном тексте оказывается словом во всей совокупности его языковых значений, предельная конкретизация оборачивается предельным абстрагированием — обобщением, поскольку полнота явления представлена суммой конкретных реализаций. Следовательно в поэтическом контексте (в речи) оказывается возможным то, что возможно не в речи, а в языке, т. е. поэтическая речь благодаря множественности контекстуальных связей оказывается организованной моделью языка с характерными для него системными отношениями.
Такой статус поэтического слова открывает возможность реализовать в художественном тексте энантиосемичность слова (внутрисловную антонимию, поляризацию значений). В этой реализации активно проявляется стремление Цветаевой показать две стороны одного явления в их диалектическом единстве. Так, в стихотворении «Какой-нибудь предок мой был скрипач…» особое композиционное и смысловое положение занимает слово лихой, концентрирующее главный смысл стихотворения:
 
 
Какой-нибудь предок мой был — скрипач,
 
Наездник и вор при этом.
 
Не потому ли мой нрав бродяч
 
И волосы пахнут ветром?
 
Не он ли, смуглый, крадет с арбы
 
Рукой моей — абрикосы,
 
Виновник страстной моей судьбы,
 
Курчавый и горбоносый?
 
Дивясь на пахаря за сохой,
 
Вертел между губ — шиповник.
 
Плохой товарищ он был, — лихой
 
И ласковый был любовник!
 
Любитель трубки, луны и бус,
 
И всех молодых соседок…
 
Еще мне думается, что — трус
 
Был мой желтоглазый предок.
 
Что, душу черту продав за грош,
 
Он в полночь не шел кладбищем.
 
Еще мне думается, что нож
 
Носил он за голенищем,
 
Что не однажды из-за угла
 
Он прыгал, — как кошка гибкий…
 
И почему-то я поняла,
 
Что он — не играл на скрипке!
 
И было все ему нипочем,
 
Как снег прошлогодний — летом!
 
Таким мой предок был скрипачом.
 
Я стала — таким поэтом (И., 69–70).
 
 
В словарях современного русского языка значения слова лихой представлены как омонимы: «ЛИХОЙ.[1] Могущий причинить вред, зло; злой. // Тяжелый, трудный; ЛИХОЙ.[2] 1. Смелый, храбрый, удалой. 2. Быстрый, стремительный. 3. Бойкий, залихватский. 4. Ловкий, искусный» (MAC).
Противоположные значения, определяющие положительную или отрицательную характеристику человека и его действий, возникли, по-видимому, из первоначально неопределенного значения корня — лих-, выражавшего представление об отклонении от нормального количества и тесно связанного с понятиями «чрезмерности, излишества» и «ущербности, недостаточности» (Смирнова 1975, 104). Существенно, что «чрезвычайно важная роль в осмыслении качественных слов, подобных слову „лихой“, принадлежит внеязыковой ситуации; оценка качеств субъекта происходит в зависимости от сферы и характера его деятельности, а также от морально-этических представлений той социально-языковой группы, которая эту деятельность оценивает» (там же, 108).
Для Марины Цветаевой, поэта «безмерности», внутренняя семантическая противоречивость этого слова, несомненно, была принципиально важна, и в цитированном стихотворении оно не только сохраняет, но и актуализирует свою энантиосемичность. Герой стихотворения, воображаемый родоначальник творческого и бунтарского духа поэта, полон противоречий: он скрипач, не играющий на скрипке, вор, соблазнитель, лодырь, трус, разбойник, плохой товарищ, ласковый любовник, мечтатель, романтик и авантюрист. Слово лихой, имеющее ассоциативные семантические связи со всеми этими характеристиками и помещенное в позицию поэтического переноса, входит в ритмическое единство строки Плохой товарищ он был, — лихой и в синтаксическое единство синтагмы лихой || И ласковый был любовник. В первом случае слово лихой раскрывает смысл сочетания плохой товарищ, а во втором выступает как синтаксически и семантически однородный член со словом ласковый.
 
М. Цветаева внимательна не только к очевидной энантиосемии, но и к потенциальной, проявляющейся в столкновении противоположных значений слова, полученных им в различных языковых сочетаниях. Так, в сатирической поэме-сказке «Крысолов» обыгрывается слово первый в значении 'превосходящий всех других себе подобных' и в значении 'любой, какой угодно'.
В сцене отказа городских властей выдать дочь бургомистра замуж за музыканта, освободившего город от крыс, два этих значения резко противопоставлены:
 
 
Ратсгерры белым Полнятся гневом:
 
— Первую в целом Городе — деву?
 
Первому? — браво! Встречному? — ново!
 
— За крысодава?
 
— За крысолова? (И., 521).
 
 
Противопоставление подчеркивается положением слов первую и первому на словесной и интонационной дистанции от определяемых существительных, т. е. разрывом фразеологических связей слова в каждом из значений. Тем самым Цветаева обнажает внутреннюю противоречивость самого определения.
Окказиональную энантиосемию можно видеть в таком столкновении двух значений многозначного слова, когда эти значения, не противоположные в языке, в поэтической строке становятся в положение резко антонимичное по какому-либо важному для автора признаку. Так, противопоставление внутреннего мира души внешнему миру рассудка определяет энантиосемичность слов прозрение и прозреть, потенциально заложенную еще в библейской символике и восходящую к древнейшим языческим представлениям о сакральной слепоте как о духовном зрении в противопоставление телесному:
 
 
У лунатика и гения
 
Нет друзей.
 
В час последнего прозрения
 
Не прозрей (С, 249).
 
 
Принципиально важны факты порождения художественной образности произведения языковой полисемией. Так, основой образной системы стихотворения «Март» из цикла «Стихи к Чехии» стало совмещение двух значений слова карта (1) 'географическая карта', 2) 'игральная карта'). Цикл «Стихи к Чехии», написанный в дни фашистской оккупации Чехословакии, в 1938–1939 годах, имеет два основных адресата: Чехословакию и Германию. Этимологизируя название Германии, М. Цветаева связывает его с именем Германна, карточного игрока из повести А. С. Пушкина «Пиковая дама». Это имя употреблено Цветаевой как символ азарта и безумия:
 
 
Пред горестью безмерною
 
Сей маленькой страны —
 
Что чувствуете, Германы:
 
Германии сыны??
 
О мания! О мумия
 
Величия!
 
Сгоришь,
 
Германия!
 
Безумие,
 
Безумие
 
Творишь! (И., 334).
 
 
В стихотворении «Март» атлас географических карт представлен колодой карт игральных:
 
 
Атлас — что колода карт:
 
В лоск перетасован!
 
Поздравляет — каждый март:
 
— С краем, с паем с новым! (И., 334).