Авиатор: назад в СССР 12+1 (СИ)

— Так сильно борзели?
Морозов промолчал, утирая мокрый лоб ладонью.
— Ил-76е ушли вперёд, а мы закрутились с Ф-5. А потом увидел вспышку в зеркале. Доложил, что нас атакуют, и пустил ракету. Одного сбил и тот катапультировался. Начал искать второго, а тот уже ушёл.
— А ведомый? — спросил я.
— Нашли только через месяц. Обломки упали в районе Шаршари. А там, сам же знаешь, база духов была большая.
А то! Генерал Хреков именно там потерял свой глаз. С моим боевым полком и полком штурмовиков, мы с Шинданда «утюжили» эти горы очень долго. Пока на базу не привезли Ахмед Шаха.
— Так, ну… сам же понимаешь, что вы столкнулись в бою с иранскими лётчиками. В чём ты себя винишь? — сказал я.
— У него был не простой ведомый, — тихо сказал Олег.
— А какой же? — уточнил я.
— Его родной младший брат, — сказал Николай.
Олег встал и подошёл ко мне.
— Что теперь скажешь? Каково мне с ним работать теперь, а? — спросил Печка.
— Из его рассказа выходит, что твой брат погиб от ракеты противника. Коля потом сбил этот самолёт.
— Да? А ты уверен, что он не врёт? Моего брата только полгода назад признали погибшим. Причина катастрофы — техническая неисправность, поскольку Николя струсил написать в рапорте, как было. Ему орден, а брату — закрытый гроб и серый памятник с красной звездой.
Печка похлопал меня по плечу и подошёл к Морозову.
— Прощать мне тебя не за что. Живёшь, так и живи с этим, — сказал он Николаю и повернулся ко мне. — А тебе спасибо, Серёга. Дал выпустить пар и не перейти черту. Я могу идти?
— Иди, Олег.
Печка ушёл, оставив нас с Морозовым вдвоём.
— Он правду сказал? Ты написал в рапорте так, как тебе намекнули сделать?
— Да. Поэтому дали орден. А потом и помогли в школу поехать. Бывший тесть тут ни при чём, хоть он и большой человек на флоте.
Что-то всё равно не так. Как-то всё просто. Не мог не увидеть пуск ракеты Морозов. Да и был бы доклад от ведомого, что по нему пуск.
— А на самом деле ведомого сбили. Тогда почему это скрыли? Что за тайна такая?
— Не знаю. Это произошло в конце 1981 года. Говорят, с Ираном начали отношения теплеть.
Ого! Выходит, это произошло после того, как я сбил иранского лётчика. Теперь понятно, почему никто не раздувал скандал с пересечением. Нам было невыгодно, чтобы Иран оказывал поддержку духам в Афганистане. Вот и провели всё как несчастный случай. Бред, но других, наверное, идей не нашлось.
— Пошли. Хватит на сегодня откровений.
Сделав несколько шагов, я остановился на несколько секунд и посмотрел по сторонам.
— Что случилось? — спросил Коля.
— Ничего. Показалось, — ответил я, и мы пошли дальше.
Направились к выходу, но у меня осталось ощущение, что кто-то за нами скрытно наблюдал. И это была не дежурная смена в ангаре.
Несколько лётных смен я наблюдал, как складываются отношения у Олега и Николая. Работали они сообща вполне себе нормально, но не более того. Вечерние посиделки проходили в отсутствии то одного, то другого. Не могли эти двое находиться рядом в неформальной обстановке.
Зато во время вылетов всё было ровно. Особенно запомнился день, когда мы отрабатывали наведение два МиГ-29К на один Су-27К.
Не шла работа с прицелом на 312 м борту. Глючил страшно!
— 1й, не могу настроить режим. Помехи всё заполонили, — докладывал мне Николай, когда нас выводил оператор Як-44 в переднюю полусферу атаки.
Морозов летел в пяти километрах от меня в правом пеленге.
Первый раз у нас вышло полетать вблизи берегов Алжира. Разглядеть прибрежную полосу этой североафриканской страны не получилось. Облачность была очень плотной и многослойной. Кучевые облака со всех сторон, будто взбитые сливки на слоёном торте.
Если б не кучёвка, можно было бы сравнить природу ливийского залива Сидра и алжирского Беджаия.
Пока наша эскадра вышла в так называемую «точку 3» в районе тунисского города Хаммамет, авианосная группа смогла подойти ближе к Гибралтару.
Данный полёт должен был показать возможности работы в группе двух МиГ-29К. По надводным объектам отработали ранее, теперь по воздушной цели. Её роль и выполнял Су-27К с Олегом в кабине.
 
— Попробуй режим поменять, а потом вернуть в исходное.
Откуда могут быть помехи? Хотя у себя на локаторе я тоже наблюдал посторонние точки, но они не были похожи на ложные цели, которые может создать аппаратура РЭБ американцев.
— Делал. Надо садиться и проверять.
Мой прицел в работу включился. До Су-27К было 50 километров. Он летел с принижением на 2000 метров. Надо бы ещё попробовать протянуть.
— Понял. Давай с этим курсом следуй. Пускай «Тарелочка» даёт целеуказание.
Продолжаем сближаться. На индикаторе лобового стекла уже высвечивается команда «Пуск разрешён». Захват устойчивый, а у Морозова по-прежнему ничего.
— Не работает. Даже охладить прицел успел.
Дальность до Су-27К уже 10 километров. Захват у меня всё ещё устойчивый. Пора уже и заканчивать работу Николаю.
— Давай на посадку, а я доработаю один.
— Понял. «Тарелочка», 322й задание прекратил, набор 8000 и на посадку.
— 322й, понял. Разрешил. Впереди засветку наблюдаю. Не интенсивную.
— Принял. Сделаю доразведку заодно.
Я начал набирать 7000, выполняя отворот.
— 321й, вираж до команды.
— Понял, — ответил я.
Давно не было таких спокойных полётов. Я даже успел посмотреть, как Морозов набирал высоту, протискиваясь между облаками. Но вдруг он резко начал пикировать.
— Это кто⁈ — прозвучал его громкий голос в эфир.
Я тут же выровнял самолёт, чтобы увидеть, куда же пикирует Коля.
— «Тарелочка», посторонний в нашем районе! — возмущался Коля.
Небольшое молчание в эфире, во время которого я и обнаружил нарушителя. Из облаков показался большого размера самолёт. Столь характерный размах крыла и расположение двигателей я узнаю всегда.
Трёхдвигательный транспортный Макдонел Дуглас ДС-10 лениво отворачивал в сторону, уходя в сторону Гибралтарского пролива. Всё бы ничего, но вдалеке я обнаружил и старых знакомых. Два Ф-111 снизились под облака и взяли курс на север.
— 322й, пропала засветка, — доложил оператор Як-44.
— Я видел, куда она пропала, — ругался Морозов. — 1й, у меня вроде и помеха частично снялась.
— Понял, 2й. 3й, давай тоже на посадку. Заканчиваем наведение, — дал я команду Олегу.
— Принял. Стою в вираже до команды, — спокойно ответил Печка.
Пока заходил на посадку, желание было сделать это быстрее. Ведь в голове появилась мысль, которая так и просится наружу. Давно у меня не случалось такого прозрения!
На стоянке я быстро довёл до инженеров недостатки по вылету и дал указание готовиться к повтору.
— Что, сегодня? Сергеич, пожалей! — умоляюще смотрел на меня инженер по авиационному вооружению.
— Готовим. Скоро работы будет ещё больше.
Пока я шёл по палубе, меня догнал ещё один представитель инженерной службы. Только вот он уже отвечал за работу Як-44.
— Сергей, надо поговорить, — остановил он меня.
— До вечера не потерпит? — спросил я, расстёгивая комбинезон.
— Как сказать. Давай лучше сейчас.
Видно было, что мужик нервничал. Я решил его выслушать, а уже потом отправиться к командованию. У меня для них было много соображений.
За спиной раздался грохот и рёв двигателей Су-27К. Олег Печка чётко зацепился гаком за второй трос и остановился на палубе с поднятым тормозным щитком.
— Вот такая петрушка, — сказал инженер.
Пока гремел на посадке Су-27К, он уже мне всё рассказал.
— Давай повтори.
— Что повторять? Ресурс первого борта почти вышел. На втором локатор перестал работать, а флотское руководство требует летать и летать. Им нужно докладывать в Москву, что мы в воздухе постоянно, — развёл он руками.
Не здоровое рвение руководства. За авиацию в этом походе отвечает Граблин. Стоит с ним поговорить на эту тему.
— Разберёмся. Спасибо за информацию, — ответил я и пошёл в надстройку.