Жестокие намерения (ЛП)

Я пересекаю пространство между нами в два шага и бросаю зажигалку на столешницу. Я притягиваю ее тело к своему: спиной к своему торсу.
— Не кричи, — шепчу я, прикрывая ее рот, пока не ощущаю, как ее страх покрывает мои пальцы, словно вторая кожа.
Я наблюдаю, как ее грудь быстро поднимается и опускается; она на грани учащенного дыхания от страха. Панику на ее лице ни с чем не спутаешь.
— Ты могла бы надеть что-нибудь более облегающее, — поддразниваю я, убирая руку от ее рта и засовывая ее в карман, чтобы нащупать нож, который я приготовил для нее.
— Чего ты хочешь? — Кей пытается казаться жесткой, но ее голос дрожит. Это ее самая привлекательная черта.
— То, чего я всегда хотел. — Я вытаскиваю нож из кармана и прижимаю холодную сталь к ее запястью. Хотел бы я видеть ее бледную кожу под лезвием: ее вены, мерцающие от угрозы быть вскрытыми под давлением.
Кей дрожит как осиновый лист, ее дыхание поверхностное и неровное, а губы чуть приоткрываются. Я чувствую запах ее страха; это пьянящая смесь пота и адреналина. Запах, который превосходит все остальные: запах дома. Она на грани истерики, когда зовет меня по имени.
— Ксавьер.
— Ксав, — поправляю я и провожу языком по мягкой поверхности мочки ее уха.
Ее мышцы напрягаются под моими прикосновениями. Я провожу пальцами по ее горлу, пока она проглатывает свое разочарование.
— Тебе не надоела эта игра? — Кей пытается подразнить меня. — Я тебе еще не надоела?
Она не знает, как легко было бы для меня прижать пальцы к ее трахее, лишить ее способности дышать, думать или просто существовать. Я мечтал об этом; жаждал этого. Мои чувства к Кей смешаны с обидой за грехи ее матери против моей семьи.
— Я устал от того, что не претендую на то, что принадлежит мне по праву. — Я приставляю нож к ее животу. Она делает глубокий вдох и втягивает живот, насколько это возможно. Ее тело прижимается ко мне, чтобы избежать острого края лезвия, и мой член натягивает джинсы спереди.
— Я не твоя, Ксавьер.
Чушь собачья. Она была моей с тех пор, как я взглянул на нее с пола того ветхого дома, в котором она жила. Она была моей с тех пор, как я коснулся ее губ своими. Она была моей с тех пор, как ударила меня коленом в пах и спряталась за ламинированной деревянной дверью, которую я мог бы выломать одним ударом ноги.
— Забавно, на этом ошейнике написано по-другому.
Кей тянется, чтобы схватить пальцы, сомкнувшиеся вокруг ее горла. Она пытается отвести мою руку, но я только крепче сжимаю ее.
— Будь осторожна, любимая. Ты можешь заставить меня сделать то, о чем мы оба пожалеем.
В ночной тишине, когда буря все еще бушует за окнами безупречного дома, который мой отец купил для матери-шлюхи Кей, я наслаждаюсь оглушительными аплодисментами ее сердца в ответ на мои слова.
— Ты животное, — с отвращением говорит она.
Она заставляет меня хихикать.
— И какое животное?
— Свинья.
— Свиньи копошатся в земле в поисках чего-нибудь съедобного, — объясняю я ей. — Я собираюсь сделать то же самое; буду копошиться в твоих кустиках, пока не найду что-нибудь стоящее. — Я провожу ножом по изгибу ее живота, пока кончик не оказывается в сантиметрах от ее клитора. — Как думаешь, я найду что-нибудь вкусненькое?
Говори, даже если твой голос дрожит. Разве не так они говорят?
— Ты отвратителен, — фыркает Кей. — И я ненавижу тебя.
Я поворачиваю ее, чтобы она посмотрела на меня. Даже в темноте я могу разглядеть проблеск желания в ее глазах, смешанный с затаенным ужасом.
— Попробуй сказать это так, будто имеешь это в виду.
Когда ее губы приоткрываются, я пользуюсь полным преимуществом и целую ее. Кей может ненавидеть меня, но ее тело чувствует совсем другое. Она смягчается, когда мой язык массирует ее; ее соски твердеют под старой футболкой и прижимаются к моей груди. Мне не хочется отстраняться, когда она так близко к тому месту, где я хочу ее видеть, но разрушение не происходит в одночасье. Разрушение — это длительный процесс.
Я прерываю поцелуй, и между нашими губами остается всего несколько дюймов. Ее дыхание становится быстрым, прерывистым, а колени дрожат от плохо скрываемого желания. Рот Кей остается открытым, отражая тоску, которую я испытываю к ней.
 
— Когда зажжешь свечи, я рекомендую тебе надеть новую пару трусиков. — Я отступаю и осматриваю ее с головы до ног: смуглая, невинная красавица, только и ждущая, чтобы ее осквернили. — Ты же не хочешь, чтобы мама с папой учуяли запах твоей мокрой киски по всей кухне, когда вернутся.
Я кладу нож в карман и ухожу тем же путем, каким пришел, закрыв за собой дверь на выходе. Наконец-то пришло время заявить права на то, что принадлежит мне по праву.
Кей прибудет в Блэкмор девственницей, но уедет моей маленькой шлюшкой.
Глава 3
Кей
Поездка из Манхэттена в Роуздейл оказалась более опасной, чем я ожидала. Шторм предыдущей ночью повалил деревья и линии электропередач по всему городу. Я чувствую себя лягушкой, когда еду по автостраде, перескакивая с одной полосы на другую, чтобы избежать упавших обломков.
Кристин сидит на переднем сиденье, положив ноги на приборную панель. Будь ее воля, ее сиденье было бы откинуто, и она не пристегивалась бы ремнем безопасности. Мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне было пять, и с тех пор я соблюдаю все правила дорожного движения
— Это жутко, — объявляет Кристин, когда я рассказываю о том, что произошло после отключения телефонной линии. В ее части города никогда не отключали электричество, и она не ложилась спать до трех часов ночи, смотря "Пилу". — Я пыталась тебе перезвонить, но продолжала получать сообщение об ошибке. После того, как ты сказала, что он был снаружи, я всерьез подумывала о том, чтобы подъехать и убедиться, что с тобой все в порядке, но наши улицы были затоплены, а профессор Мудак не позволил мне уехать.
Несколько лет назад мама Кристин вышла замуж за гораздо более молодого мужчину, но ей недолго довелось наслаждаться браком, прежде чем она заболела раком. После смерти матери, Кристин перешла на попечение своего нового отчима, Никколо Терлицци. Он профессор Блэкморского университета и постоянная заноза в боку Кристин.
— Разве ты не в его классе в этом семестре? — Нервно спрашиваю я.
Она вздыхает и закрывает лицо рукой, в резких линиях вокруг ее рта появляется напряжение.
— Да. Мне нужно спросить своего консультанта, могу ли я перейти на другой курс психологии. Присутствие твоих детей в твоем классе должно быть незаконным.
Я прикусываю нижнюю губу и сворачиваю, чтобы объехать упавший знак ограничения скорости. Не хочу говорить Кристин, что технически она не родственница Никколо, и поэтому подобный закон на нее не распространяется.
— Я думала, Ник — единственный профессор психологии в Блэкморе.
Пристальный взгляд Кристин впивается в меня, угрожая проделать дыры в черепе.
— Я прожила с ним пять лет. Думаю, я в курсе этого. А еще мне кажется, что за пределами курса "Психология 101", нет необходимости его терпеть.
Она любит хвастаться тем, что имеет доступ к библиотеке Никколо и прочитала все его книги. Она считает, что это делает ее психологом-любителем.
— Может быть, они позволят тебе сдать выпускной экзамен или что-то еще, чтобы доказать, что ты готова к 102 курсу. — Или к любому другому предмету для тех, кто хочет стать детским психологом после окончания университета.
С изрядной долей разочарования в голосе Кристин меняет тему обратно на ночной визит Ксавьера.
— Значит, он просто ушел, отдав тебе зажигалку?
— В целом, да. — Я опустила множество деталей из моей версии событий прошлой ночи. Например, она не знает о ноже, которым он провел по моей коже, и я не считаю нужным говорить ей, что его пальцы чесались сомкнуться на моем горле, если я сделаю одно неверное движение. Я определенно не упоминала о поцелуе или о том, как он наслаждался запахом секса в воздухе после прикосновения ко мне. Мы лучшие подруги, но некоторые вещи нужно держать в секрете даже от своей лучшей подруги.