Переписка и деловые бумаги

3) По одному из последних указов, лица, находящиеся на государственной службе, не имеют права сотрудничать. 
4) Гаврилка Сокольников изобрел электрический двигатель. Изобретение сурьезное и принадлежащее только ему одному. Он, шельма, отлично знает электричество, а в наш век всякий, знающий оное, изобретает. Поле широчайшее. 
5) Николка никогда никому не пишет. Это - особенность его косого организма. Он не отвечает даже на нужные письма и недавно утерял тысячный заказ только потому, что ему некогда было написать Лентовскому. 
6) "Зритель" выходит. Денег много. Будешь получать... Пиши 100-120-150 строк. Цена 8 коп. со строки. В "Будильник" не советую писать. Там новая администрация (Курепин и жиды), отвратительней прежней. Если хочешь писать в "Мирской толк", то пиши на мое имя. Это важно. Вообще помни, что присланные на мое имя имеют более шансов напечататься, чем присланное прямо в редакцию. Кумовство важный двигатель, а я кум. 
7) Через неделю. Новый год встречали у Пушкарева. Видели там Гаврилку во фраке и Наденьку в перчатках. 
8) Денег - ни-ни... Мать клянет нас за безденежье... 
И т. д. 
Не могу писать! Лень и некогда. 
А. Чехов. 
1883 
30. Ал. П. ЧЕХОВУ 
4-5 января 1883 г. Москва. 
4-го января (или, вернее, 5-го) 83. 
Военачальников, столоначальников, христолюбивое воинство... Вас всех... 
С сим письмом посылается в Питер другое. В сем году ты получаешь в дар от меня лучший из юмористических журналов, "Осколки", в коих работаю. Что это лучший журнал, ты убедишься. Имя мое в нем: Человек без с, Крапива и т. д. 
Это не обещание, а дело. С твоим письмом идет и письмо к Лейкину в "Осколки". 
"Курьер" воспрещен. С февраля будешь получать "Русские ведомости". Письмо с 5 печатями Марьей получено. Пиши. 
А. Чехов. 
"Зритель" выходит. Из всех его недостатков один в особенности бросается в глаза: в нем нет секретарши Анны Ивановны, которой и кланяюсь. 
На праздниках я послал тебе письмо. 
31. Н. А. ЛЕЙКИНУ 
12 января 1883 г. Москва. 
3/12/I 
Милостивый государь 
Николай Александрович! 
В ответ на Ваши любезные письма посылаю Вам несколько вещей. Гонорар получил, журнал тоже получаю (по вторникам); приношу благодарность за то и другое. Благодарю также и за лестное приглашение продолжать сотрудничать. Сотрудничаю я в "Осколках" с особенной охотой. Направление Вашего журнала, его внешность и уменье, с которым он ведется, привлекут к Вам, как уж и привлекли, не одного меня. 
За мелкие вещицы стою горой и я, и если бы я издавал юмористический журнал, то херил бы всё продлинновенное. В московских редакциях я один только бунтую против длиннот (что, впрочем, не мешает мне наделять ими изредка кое-кого... Против рожна не пойдешь!), но в то же время, сознаюсь, рамки "от сих и до сих" приносят мне немало печалей. Мириться с этими ограничениями бывает иногда очень нелегко. Например... Вы не признаете статей выше 100 строк, что имеет свой резон... У меня есть тема. Я сажусь писать. Мысль о "100" и "не больше" толкает меня под руку с первой же строки. Я сжимаю, елико возможно, процеживаю, херю - и иногда (как подсказывает мне авторское чутье) в ущерб и теме и (главное) форме. Сжав и процедив, я начинаю считать... Насчитав 100-120-140 строк (больше я не писал в "Осколки"), я пугаюсь и... не посылаю. Чуть только я начинаю переваливаться на 4-ю страницу почтового листа малого формата, меня начинают есть сомнения, и я... не посылаю. Чаще всего приходится наскоро пережевывать конец и посылать не то, что хотелось бы... Как образец моих печалей, посылаю Вам статью "Единственное средство"... Я сжал ее и посылаю в самом сжатом виде, и все-таки мне кажется, что она чертовски длинна для Вас, а между тем, мне кажется, напиши я ее вдвое больше, в ней было бы вдвое больше соли и содержания... Есть вещи поменьше - и за них боюсь. Иной раз послал бы, и не решаешься... 
 
Из сего проистекает просьба: расширьте мои права до 120 строк... Я уверен, что я редко буду пользоваться этим правом, но сознание, что у меня есть оно, избавит меня от толчков под руку. 
А за сим примите уверение в уважении и преданности покорнейшего слуги 
Ант. Чехов. 
Р. S. К Новому году я приготовил Вам конверт весом в 3 лота. Явился редактор "Зрителя" и похитил его у меня. Отнять нельзя было: приятель. Наши редакторы читают филиппики против москвичей, работающих и на Петербург. Но едва ли Петербург отнимает у них столько, сколько проглатывают гг. цензора. В несчастном "Будильнике" зачеркивается около 400-800 строк на каждый номер. Не знают, что и делать. 
32. Ал. П. ЧЕХОВУ 
25 января 1883 г. Москва. 
3/25/I 
Добрейший столоначальник Александр Павлович! 
Живы и здоровы. Все сетуют на тебя за молчание. Получаешь ли "Осколки"? 
Уведомь дядю Митрофана Егоровича, что распоряжение о высылке ему недостающих номеров "Москвы", премии и портретов мною сегодня сделано. Если их не получит, то уведомь. Благодарю его за письма тысячу раз. Отвечу ему большим письмом, но не особенно скоро. Занят по горло писаньем и медициной. Объясни ему, что значат мои "дерганья", ради которых я не пишу даже заказы. Пусть извинит. 
Живется сносно. Получаю 8 коп. со строки. Недавно в "Московском листке" описан бал у Пушкарева. Под литерами Ч-ва надо подразумевать Марью Павловну. Она уже возросла и играет роль. Ей целуют руку Пальмины, Кругловы, Немировичи-Данченко, все те, коим молятся в Таганроге. Она умнеет с каждым днем. 
К нам ходит надувший дядю редактор "Церковь и ее служители". 
Дяде пришлю словарь иностранных слов. Пусть потерпит. 
Кланяюсь твоей и Шурке. Шурке советую щеглов половить. Милое занятие! 
Блаженны есте! Вы скоро начнете улавливать начало весны! 
"Зритель" платит хорошо. А все-таки в нем скучно: секретарша, где ты?! Стружкину не на кого кричать. 
Прощайте! Анне Ивановне привезу летом сюрприз. 
А. Чехов. 
Газету получать будешь с февраля. 
33. Г. П. КРАВЦОВУ 
29 января 1883 г. Москва. 
Добрейший 
Гавриил Павлович! 
Ваше любезное письмо получил вчера ночью и прочел его с удовольствием. Тысячу раз благодарю, что не забываете нас, грешных. 
Напрасно Вы благодарите за журналы. Это мне ничего не стоит, и я рад был бы хоть чем-нибудь отблагодарить Вас за Ваше гостеприимство. 
Летом, может быть, у вас побываю, если позволите. 
Вы пишете: "...может быть, наша масть Вам уже не под стать". Этакие слова грех писать. Неужели Вы думаете, что я уже успел сделаться скотиной? Нет-с, подождите немножко, теперь еще пока рано, еще не испортился, хоть и начал жить. Да и в будущем я едва ли буду делить людей на масти. 
Написал в Велюнь письмо. 
Живется сносно, но здоровье уже увы и ах! Работаешь, как холуй, ложишься в пятом часу утра. Пишу в журналы по заказу, а нет ничего хуже, как стараться поспеть к сроку. Деньги есть. Ем прекрасно, пью тоже, одеваюсь недурно, но... уж нет лишнего мясца! Говорят, я похудел до неузнаваемости. 
Ну, и женщины... 
Работаю в Питер и в Москву, известен стал, знаком со всеми... Живется почти весело. Летом поеду на юг поправлять здоровье. Кланяюсь Алеше, Саше, Зое и Нине, а Наталье Парфентьевне, которую я помню во всех чертах (у нее хорошее лицо), посылаю поклон нижайший. Вам жму руку и остаюсь постоянным слугою 
А. Чехов 
или: А. Чехонте 
М. Ковров 
Человек без селезенки. 
Так я подписываюсь, работая в 6-7 изданиях. Получаю по 8 коп. за строчку. 
Расходы ужасные. В день на извозчика больше рубля сходит. 
Мой адрес: 
Москва, Сретенка, Головин пер., д. Елецкого, А. П. Чехову, или же в любую редакцию. Но лучше по первому: дома я бываю чаще, чем в редакциях.