Кукла Яся (СИ)

— Переживёшь, — чеканю сухо и забираюсь в салон.
— Между прочим, я звонил тебе пять раз, — продолжает выказывать своё недовольство уже в машине.
— Телефон разрядился.
— Ты не в состоянии следить за грёбаными процентами?
— А можно не устраивать из этого целую проблему вселенского масштаба? — закатываю глаза, устраиваясь на сиденье поудобнее.
— Ты сама по себе проблема, Бортич, и должна…
— Ниче я тебе не должна! — взрываюсь, хотя минутой ранее давала себе установку на спокойствие.
— Развозить твою задницу по Москве я тоже не нанимался! — трогаясь с места, цедит он в ответ на мою реплику.
— Я смотрю, моя задница никак не даёт тебе покоя, — подмечаю язвительно. — Слишком часто её упоминаешь.
— Не льсти себе, — выезжает на оживлённую трассу, подсвеченную рядом фонарей.
— Чего орать из-за ерунды? Ну, не дозвонился. Ну, дошёл до бокса. Перенапрягся, что ли?
— Пока ты клеила Кучерявого, я тратил своё драгоценное время впустую!
— Ой, ну прям! И, если что, никого я не клеила! — оправдываюсь перед ним зачем-то. — У пацана заболела шея, я сделала массаж. Чего ты так завёлся? М? — намеренно провоцирую и хожу по краю.
— Просто заткнись и сиди молча, — бросает грубо. — Если бы не просьба Паровоза, пилила бы сейчас своим ходом. По ночи.
— Кто знает, мож это куда лучше, чем находиться в обществе глубоко обиженного мужика, — ворчу я себе под нос, но он, естессно, слышит.
Зыркнув в левое зеркало, включает поворотник и резко сворачивает на обочину, где останавливается.
— Давай. Вперёд! — сжав челюсти, предлагает зло и выжидающе на меня смотрит.
— Ну это ж бред вшивой кобылы.
— Сивой, — исправляет уже по традиции.
— Неважно, — отмахиваюсь. — Смысл этих движений?
— А смысл терпеть тебя тут? — опускает стекло, и холодный воздух улицы проникает в салон.
— К чему этот кидняк?
Достаёт из пачки сигарету и дважды чиркает зажигалкой, блеснувшей в темноте красным огоньком.
— На понт берёшь? Я всё равно доберусь, чё.
Глубоко затянувшись, медленно выдыхает дым, после чего стучит указательным пальцем по виску.
— Какой резон? Мы с тобой едем в одну точку. Дай мне тоже покурить, — забираю у него сигарету и только-только успеваю к губам поднести.
— Ты охренела? — выхватывает её из моих пальцев.
— Жмот. Плевать… У меня свои дома есть, — отворачиваюсь к окну.
— «Движения», «кидняк», «резон». Ты бы лучше научилась нормально разговаривать. Противно слушать.
— Твои друзья общаются также. Разве нет? — в лоб выкатываю.
— Ты — девушка. Подобная речь абсолютно тебя не красит. Как, впрочем, и сигареты.
— Хренов моралист.
— Кто ещё скажет тебе правду?
— Воспитывать меня удумал? Какой же ты душный в свои тридцать! — восклицаю я громко. — Это старость, да?
Видели бы вы выражение его фейса и эти глаза.
— Серьёзно, Дым…
— Не хер называть меня так, — произносит по слогам и по какой-то причине злится ещё больше.
— Что такого? Почему? Пацанам можно, а мне нет? — искренне не понимаю, что за необоснованная агрессия в мою сторону.
— Просто закрой свой рот на ближайшие полчаса, — выдохнув, командует он раздражённо.
Выбрасывает окурок в окно, поднимает стекло и снова выезжает на дорогу…
  
Глава 11. Реактивная
 
В ту ночь поговорить нам так и не удаётся.
Дымницкий всю дорогу висит на телефоне, а после этого, высадив меня у дома, уезжает в неизвестном направлении.
Поднимаюсь по лестнице. Достаю ключи и открываю дверь.
В квартире никого из пацанов не застаю. Как раз собираюсь позвонить Тохе, чтобы поинтересоваться, почему он не приехал, как тот опережает меня и присылает короткое сообщение.
Череп: «У нас стрелка, Ясь. Будем поздно».
Стрелка… Понятно.
Разуваюсь и шагаю к себе на балкон. Там у меня, так сказать, свой угол обустроен.
Оставляю рюкзак на полу. Швыряю телефон на раскладушку и, сдёрнув со стула футболку, мирно отжатую у Паровозова, направляюсь в душ.
Позволяю себе зависнуть тут дольше обычного, зная, что снаружи никто не ждёт своей очереди. Греюсь под струями горячей воды, стекающей по спине, и наслаждаюсь человеческими условиями проживания, которым искренне радуюсь по сей день.
 
Сейчас уже не представляю, что такое не мыться неделями или ходить умываться и чистить зубы по туалетам торговых центров. Правильно говорят, к хорошему человек очень-очень быстро привыкает…
Искупавшись, переодеваюсь и нехотя выползаю в прохладный коридор. Поёживаясь, держу путь на кухню, гонимая теми страшными утробными звуками, что издаёт мой желудок, но неожиданно для себя самой замираю у двери, ведущей в спальню Дымницкого, которую он делит с Черепановым.
Не придёт же сейчас, да? Так что почему бы и нет…
Как обычно, совсем не даю себе времени на подумать. Захожу туда и, нащупав выключатель, врубаю свет.
Что тут у нас?
Раньше я сюда лишь заглядывала. Чтобы, например, позвать Тоху похавать или разбудить по его же просьбе.
Останавливаюсь в центре комнаты и не могу сдержать усмешку. В очередной раз чересчур резко бросается в глаза то, что территория будто бы чётко поделена на две зоны.
Хаос и кавардак справа.
Образцовый порядок слева.
Нетрудно догадаться, что и кому принадлежит, правда?
Постель Антона не заправлена. Одеяло в цветной ромбик свисает до самого пола. На подушке — горкой джинсы и свитера. Судя по раскрытому шкафу, Череп явно собирался впопыхах и не мог решить, какой шмот выбрать.
Посередине кровати валяется большая игрушка-гусь, с которой он спит. Тут же лежит какой-то порнушный журнал с силиконовой красоткой на обложке и большая, квадратная коробка с шоколадными конфетами, а точнее с золотистыми фантиками от них.
На полке у Патлатого царит такой же бедлам. Плюшевый заяц, диски с играми, карты-фэнтэзи с полуголыми девушками, деревянная модель самолёта, чупа-чупсы, пачка чипсов, жвачки.
Все эти вещи фактически кричат о том, что здесь, в этой комнате, обитает мальчишка-подросток. И, хотя Антону уже за двадцать, мне тоже часто кажется, что в душе он и есть ребёнок. Добрый, весёлый, милый, улыбчивый и совершенно бесшабашный. Полная противоположность соседа по комнате…
Перевожу взгляд на идеально заправленную постель Дымницкого. Чёрное бельё выглядит так, как будто на нём и не спят вовсе.
Капец, ни складочки.
У меня в жизни вот так не получится всё заправить. Обязательно где-нибудь что-то загнётся.
Шагаю к тумбочке, на которой стоит ночник.
Нехорошо лазить в чужих вещах, но любопытство… не помню что-то там. Короче, думаю, заглянуть осторожненько можно. Чтобы узнать объект поближе.
Выдвигаю первый ящик. Боксеры.
Пардон.
Выдвигаю второй. Носки. Сложенные, блин, рядами, один к одному. Ещё и по цветам, к тому же.
Пффф.
Закатываю глаза. Наклоняюсь. В нижнем ящике обнаруживаю ноутбук и толстый блокнот, исписанный длинными, абсолютно непонятными буквенно-цифровыми кодами. А ещё нахожу кольцо. Широкое такое, из белого золота. Очень похожее на обручальное в мужском варианте.
Точно. Обычно он носит его на… Сглатываю.
Правой руке и безымянном пальце.
Что-то горячее взрывается в груди. Возвращаю кольцо, задвигаю ящик и выпрямляюсь, поднимая голову, дабы переключить своё внимание на верхнюю полку.
Чистота и минимум вещей. В основном книги.
Лермонтов «Герой нашего времени», Достоевский «Братья Карамазовы», Пьюзо «Крёстный отец», Чак Паланик «Бойцовский клуб», Энтони Бёрджесс «Заводной апельсин», Ремарк «Три товарища».
Мне, чессказать, из всего этого знакомы только Лермонтов, да Достоевский.
Снимаю массивные наручные часы с полки. Рассматриваю, примеряю на своё тощее запястье, любуюсь и тоже возвращаю на место, цепляя следом CD-плеер с наушниками.