Последняя битва

Алая стрелка, указатель курса на карте-экране, отмечала точку, в которой лежал город, когда-то называемый Вечным. Имя его сохранилось в памяти основателей Кандианской Церкви, и их далекие потомки, говоря о Святом Престоле, нередко добавляли: Вечный Рим, обитель наместника Господа на Земле. Этот город являлся для них почти такой же святыней, как легендарные земли Палестины, чьи камни помнили прикосновение ног Спасителя, где он проповедовал слово Божье и принял мученическую смерть. Но Рим, в отличие от историй Нового Завета, не был легендой, ибо о нем в архивах Аббатств имелась вполне достоверная информация: точное местоположение города, название реки, на берегу которой он стоял, его примерный план и даже перечисление всех семи холмов и расположенных на них святынь. Рим был реальностью и оставался ею на протяжении всех пяти тысячелетий, минувших после пришествия Смерти.
Итак, алая стрелка указывала на Рим, и, повинуясь ей, дирижабль устремился на юго-восток. Они летели на большой высоте, с попутным ветром, гнавшим к берегам Европы стайки легких белых облаков. Внизу, под днищем гондолы, лежал Лантический океан, и в разрывах туч путники могли разглядеть синевато-серую водную поверхность и скользившие по ней отблески солнечных лучей. Ветер нес их по незримой границе Лантика с Норвежским морем прямо к двум островам, один из которых величиною соперничал с Аслом, а другой, больший, походил на ящерицу с разинутой пастью. Брат Альдо, чья память хранила древние названия земель и государств, справившись с картой пояснил, что малый остров зовется Ирландией, а более крупный — Британией. По его словам, в этих краях правили могучие владыки, чья власть простиралась на запад, юг и восток, и коим принадлежала когда-то половина мира, включая североамериканский континент. Но за столетия перед Смертью их могущество иссякло, далекие территории отделились от некогда обширной империи, и два острова на краю Евразии стали такими же жертвами схватки новых супердержав, как и другие страны погибшего мира.
Что с ними произошло? Спустя недолгое время путники получили ответ. Внизу не было ни гор, ни рек, ни равнин, ни развалин городов — только безбрежный морской простор с торчавшими кое-где скалами, на которых темнели огромные, влажно блестевшие туши каких-то тюленеподобных существ. Иеро велел мастеру Гимпу опустить «Вашингтон», и теперь они неслись в двухстах футах от морской поверхности, всматриваясь в волны и утесы, отыскивая хотя бы жалкий след исчезнувшей цивилизации. Но тщетно! Дирижабль час за часом плыл над серо-стальными водами, однако картина не менялась: крохотные островки, каменные глыбы причудливых форм да чудовищные тюлени, оглашавшие воздух громоподобным ревом. Иногда в волнах мелькали плавники акул, и тогда море окрашивалось в багровые оттенки, а рев животных сменялся пронзительными жалобными стонами. Однажды Иеро заметил огромные круглые глаза всплывшего на поверхность кракена; чудовище следило за дирижаблем, и его необьятная плоть с растянувшимися на семьдесят ярдов щупальцами мерно колыхалась на волнах. Казалось, кракен разбирается в происходящем и понимает, что перед ним не птица, не облако, а нечто иное; взгляд его был почти осмысленным.
— Разумен, — заметил брат Альдо, на миг сосредоточившись. — Бесспорно, разумен, но не желает вступать в контакт. И в то же время мы ему интересны… Нет, не как пища, — добавил он, бросив взгляд на многозначительно хмыкнувшего Гимпа, — вернее, не только как пища. Он словно бы видит наш будущий маршрут… знает, что мы должны пролететь над юго-западной оконечностью материка и очутиться в другом море — в том, которое в древности носило название Моря Среди Земель. Странно, не правда ли?
Иеро пожал плечами.
— Может быть, эти огромные головоногие путешествуют по морям и представляют, где какие находятся воды и земли? Если Бог одарил их разумом…
— Нет, не Бог, — смуглая рука эливенера взметнулась в протестующем жесте. — Не Бог, мой мальчик, это я могу утверждать с полной определенностью! Разум этого создания полон холодной злобы и чего-то еще, что я не способен определить… Но симпатий он мне не внушает.
Это был редкий случай, ибо эливенеры, Братство Одиннадцатой Заповеди, [1] относились с трепетным почтением ко всему живому и даже лемутов считали не ненавистными врагами человечества, а жертвами Нечистого, воспитавшего их в невежестве и злобе. Кто знает! Возможно, они были правы.
Выслушав брата Альдо, Гимп покосился в сторону сложенного на корме оружия и пробормотал:
— Не люблю слишком умных парней, особенно с таким количеством щупальцев… Не подколоть ли его гарпуном? Или мастер Иеро мог бы всадить ему в башку пару снарядов из метателя… Скажу-ка я Сигурду, чтобы спустил наше корыто пониже…
— Не стоит, — священник покачал головой. — Эта тварь не трогает нас, зачем же ввязываться с ней в драку? Лучше помолимся и вспомним тех, кто жил на этой исчезнувшей в волнах земле. Тех, — добавил он, перекрестившись, — кто погиб по собственному неразумию, уступив место рыбам и морским чудищам.
Наступила тишина, исполненная печали. Иеро молился, старый эливенер тоже выглядел погруженным в благочестивые раздумья, и даже взоры громко сопевшего мастера Гимпа пару раз обратились к небесам. Сигурд, стоявший на вахте, казался мрачным, и в его глазах, цветом похожих на море, застыло тоскливое обреченное выражение. Видимо, он представлял сейчас свой остров и то, что случилось бы с ним, если б на Асл обрушилась не одна ракета, а пара сотен. Только Горм безмятежно дремал, привалившись к мешку с пеммиканом и вдыхая его упоительный сладкий запах.
Уже смеркалось, когда впереди по курсу, ощетинившись темными скалами, замаячил бесплодный берег. Нарушив молчание, брат Альдо пояснил, что эта страна называлась в древности Франс, что к востоку от нее лежала земля Джомен, к юго-западу — Спейн, а в той стороне, куда направляется корабль — море и длинный вытянутый полуостров Итали. Франс был когда-то цветущим краем, полным садов и виноградников, с городами, старинными замками и дворцами, где было тесно от сокровищ человеческого гения, но то, что видел Иеро сейчас, ничего подобного не сулило. В надвигавшейся тьме под ними скользили каменистые пространства, сменявшиеся участками спекшейся почвы да огромными оврагами, руслами бывших рек; кое-где скалы мерцали знакомым голубоватым сиянием — так же светились пустыни Смерти в Канде и более южных районах, там, где лежали в древности огромные города. Но континент, где родился священник, был обширен и не столь населен, как Европа, в которой поселения разделялись не десятками миль, а сотнями ярдов. Видимо, удар, обрушившийся на эти земли с двух сторон, был ужасным, и после атомной бомбардировки здесь не осталось ничего живого.
Как, возможно, и в Итали, на месте Вечного Града, подумал Иеро. Томимый дурными предчувствиями, он удалился в заднюю часть кабины, сел рядом со сладко спавшим Гормом и вытащил мешочек с Сорока Символами. Прежнее предсказание исполнилось: он птицей мчался на юго-восток, выдержав схватку с колдуном и его безымянным пособником, так что пришло время еще раз провертеть дырочку в завесе грядущего. Вытащив свои магические принадлежности и трижды осенив себя крестным знамением, Иеро погрузился в транс и пробыл в нем более часа. Спутники его не тревожили; лишь брат Альдо прикрыл священника невидимым ментальным экраном.
Когда сознание и чувства вернулись к Иеро, в его левом кулаке были зажаты три фигурки: стилизованная капелька-Слеза, Рыба и Пес. Слеза являлась знаком скорби и, в зависимости от других сопровождавших ее символов, могла означать печаль по усопшим родственникам, горе из-за потерянного имущества либо скота и тому подобные вещи. Но Пес и Рыба!.. Псы остались на острове Асл, а рыбой полнились соленые воды Лантика, однако ни то, ни другое не имело отношения к Слезе. Во всяком случае, так мнилось Иеро, решившему, что символы животных никак не связаны с печалью, которая постигнет его в будущем.