Последняя битва
— Я разберусь, — пообещал Иеро. — Если там замешана женщина, это серьезно. Из-за женщины может пролиться много крови.
На миг смуглое личико Лучар мелькнуло перед мысленным взором священника, и он подумал, что его принцесса стоит пролитой им крови, и собственной, и чужой. Ведь она носила его дитя!
Наверху Гимп и два рыжеволосых морехода уже скрылись в гондоле дирижабля. Корзину подтянули к помосту, и Горм осторожно ощупывал лапой сосновые доски. «Высоко, очень высоко, — долетела до священника мысль медведя. — Мой народ не любит забираться на деревья». «Неправда, твои предки лазали за медом, — ответил брат Альдо. — Вспомни, как они это делали, мой мохнатый друг, и приободрись». Горм громко фыркнул. «Мед! Разве в этой летающей штуке — мед? Там нет даже мха и листьев! Все мертвое, холодное…»
Иеро улыбался, слушая этот ментальный диалог. Старый аббат, дернув его за рукав кожаной куртки, придвинулся ближе и зашептал:
— Послушай, сынок… То, о чем ты говорил на исповеди… этот ментальный зов Нечистого… ты слышал его в последние дни?
— Нет. Может быть потому, что мой разум под прочной защитой, а сам я не в силах дотянуться до источника сигнала. Слишком большое расстояние, святой отец. И потом… — Иеро смолк; даже на исповеди он не признался, что зов приходит с неба, из тех просторов, где обитает Господь со своими ангелами. Такая новость могла привести к смущению умов, и он решил держать ее пока что про себя.
— Помни, — тихо промолвил отец Демеро, — ты должен вернуться. Если Зло окажется слишком сильным, не вступай с ним в схватку, сын мой; повторяю, твоя задача — разведать и вернуться. Проложить первую тропу… Первую! — он поднял сухощавый палец. — А там ты снова пройдешь по ней, но не один — с тобою будут Бог и наши легионы.
— Бог и сейчас со мной. Во всяком случае, я на это надеюсь, — сказал священник, шагнув к лестнице. Брат Альдо и Горм уже ушли с помоста, и воины, втащившие наверх корзину, стояли наготове у туго натянутых канатов. Их было два, и каждый кончался искусно сделанным якорем-замком, который открывался вручную либо нажатием кнопки в пилотской кабине. Правда, второй способ Гимп еще не проверял.
— Подожди, сын мой. — Старый аббат поднял висевший на груди крест, поднес его к губам Иеро и зашептал молитву. Потом обнял его и произнес, щекоча теплым дыханием ухо: — Еще одна просьба, мой мальчик. Если ты навестишь Святой Престол в столице христианства Риме, церковь будет тебе благодарна, и я, разумеется, тоже. Постарайся сделать так, чтобы путь ваш лежал через Рим и Святую Землю Палестины, а если там ничего нет, разведай, что творится в другой христианской столице.
— Другой? — Иеро нахмурился, положив ладонь на ступеньку лестницы. — Разве была другая столица, кроме Рима?
— Да. Мы имеем о ней очень смутные сведения, как и о всей восточной ветви христианства, но точно знаем, что за Франсом и Джоменом, Странами Старого Света, был большой город Моск. Запомни, Моск! Ты найдешь его на древней карте, заложенной в компьютер. Там была другая империя, Раша, что враждовала с западными державами… огромная страна, владевшая Сайберном и половиной Евразии… И в ней, мой мальчик, тоже верили в Господа! — Отец Демеро перекрестился. — Странно, не так ли? И на востоке, и на западе поклонялись Творцу, славили Его в храмах, молили о счастье и покое, а потом совместными усилиями уничтожили мир!
— Суровый урок для нас, — молвил Иеро.
— Да, суровый… Пусть Господь хранит нас от соблазнов Нечистого! Иди, сынок!
Взбираясь по лестнице, Иеро повторял про себя это последнее напутствие. Его сумки, вместе с оружием и остальным снаряжением, погрузили на борт еще вчера, и сейчас при нем остался только короткий тяжелый меч; еще — нож за поясом и драгоценный мешочек с магическими принадлежностями, прозрачным кристаллом и фигурками Сорока Символов, что помогали провидеть грядущее. Он был облачен в наряд Стражей Границы, в штаны, куртку и сапоги из мягкой оленьей замши, и на шее его висел серебрянный медальон — крест и меч в круге, знак его сана священника-заклинателя Универсальной Церкви Канды. Иных символов он теперь не носил и не раскрашивал лицо, так как в Д'Алви этот обычай считался варварским и совершенно неподходящим для члена королевской фамилии. Зато темнокожие жители побережья любили наряжаться и вешать драгоценные побрякушки всюду, где удавалось их прицепить к ушам, волосам, одежде либо натянуть на пальцы, запястья и щиколотки. Это казалось Иеро смешным, но все же на королевских приемах он облачался в расшитый золотом наряд и надевал пару-другую перстней. Главным достоинством этой одежды являлась ее необъятная ширина, позволявшая прятать у пояса меч и кинжал.
Поднявшись на площадку, священник кивнул замершим в ожидании воинам и огляделся. К северу от него под лучами весеннего солнца сверкали воды залива Нотр-Дам, голубые и чистые, сливавшиеся вдали с безоблачным бирюзовым небом; на юге, западе и востоке высился лес, обнимая просторную бухту темно-зеленой подковой. Сколько видел глаз, ни один дымок не поднимался над кронами елей и сосен, ни одна дорога не рассекала лесной океан. Край тут был безлюдный, покинутый людьми тысячи лет назад, ибо охотничьих угодий и мест для огородов и пастбищ хватало на материке, а рыбачить в прибрежных водах стало занятием опасным — океан кишел гигантскими хищными рыбами, от коих не спасали ни гарпун, ни лодка, ни пирога. И сейчас, как заметил Иеро, три или четыре акульих плавника резали поверхность бухты, словно напоминая пришельцам, что эта частица мира людям не принадлежит.
Надолго ли? — подумал он. Внизу уже вырос поселок, полсотни хижин, собранных на атвианский манер из вкопанных вертикально бревен, за ними пластались длинные низкие корпуса мастерских и складов, у берега тянулся причал, сложенный из массивных валунов, и на нем, на прочном деревянном настиле, высилась мачта для флага и блистали начищенной бронзой четыре орудия. Когда-нибудь здесь будут город, крепость и гавань, откуда корабли отправятся в Европу и дальше, в сказочные страны, Африку, Индию, Аравию, дабы проверить, жив ли там человеческий род и не нуждается ли в подмоге… В крепкой руке, которую протянут им Аббатства, в знаниях, просвещении и защите от Нечистого…
Но до этого было еще далеко, и священник, вздохнув, шагнул в овальный люк гондолы.
Она представляла собой обширное вытянутое помещение с плоским полом и закругленными стенами, похожее на корабельный трюм, тридцати шагов в длину и десяти в ширину; в задней ее части был уложен груз, мешки, ящики, корзины и бурдюки с пищей, водой и снаряжением, а в середине, на откидных койках у бортов, под с небольшими круглыми окнами, расположились седобородый эливенер и два северянина-морехода. Горм грудой коричневого меха свернулся у ног брата Альдо и будто бы окаменел; лишь громкое сопение доказывало, что он еще жив и изо всех сил старается бороться с паникой.
Впереди гондолу перегораживала стена со странной дверью, которая не распахивалась и не откатывалась вбок, как дверца люка, а складывалась гармошкой, чьи полосы как бы слипались друг с другом; сейчас она была сложена, и за ней виднелась пилотская кабина с шестью удобными креслами и пультом, мерцавшим скудной россыпью огней. Среди желтых, зеленых и алых лампочек мертвым антрацитовым блеском отсвечивали прямоугольные и круглые экраны, чье назначение являлось большей частью неясным; но самый большой из них, справа от кресла пилота, светился как огромный голубой глаз, расчерченный сеткой темных линий.
Мастер Гимп восседал у штурвала, короткого поперечного стержня с изогнутыми рукоятями на концах, похожего на рога кау, быков, которых разводили в Д'Алви. Шея и лысина капитана побагровели от напряжения, но руки, сжимавшие непривычное устройство, были тверды, и в линии широких плеч читались уверенность и несокрушимое упрямство. Гимп утверждал, что может управиться с любой посудиной, что плавает по водам; ну, а воздушная стихия не так уж отличалась от морской. Во всяком случае, не столь сильно, чтобы смутить лучшего из мореходов Внутреннего моря.