Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви
В последнее время Чеканов жил в общаге механического завода и работал вахтёром на проходной. А когда «трубы горели», чистил от снега или листьев дорожку к магазинчику свадебных принадлежностей «Гименей», чтобы сорвать стольничек. И вдруг на тебе – получай, Рома, замок в Норвегии!
Когда весть об этом удивительном событии в его каморку принесла комендантша общежития Елена Николаевна Прончакова, мозг Ромы поплыл, как кусок сахару, на который брызнуло из пыхтящего чайника.
– Хм… замок в Норвегии… – Рома тряхнул головой. – Что же это значит?
– Да то ж и значит. – Комендантша нерешительно повела одним, а затем уже решительно другим плечом, хотя и сама никак не могла взять в толк, что же это значит.
– Что же это за замок? – Рома сделался, как белка, которой подсунули какой-то прежде ею невиданный орех.
– Замок, судя по всему, обширный. – Елена Николаевна с осторожностью, точно в начальственную дверь, стукнула пальчиком в принесённую с собой папку. – Очень даже обширный.
– Да откуда ж он вдруг взялся, этот замок? Что за шутки?
– От твоей сестры в наследство. – Прончакова покусывала губу и смотрела то на Рому, сидевшего на кровати, то на папку с бумагами, которую держала в руках, – она не меньше Ромы пребывала в недоумении. – От графини Кристофорс.
– Кристофорс? Кто ж это такая?
– Выходит, что сестра твоя.
– Моя сестра графиня?
– Выходит, что так.
– Как же её зовут, мою сестру-графиню?
– Альбина. – Прончакова ткнула пальцем в папку. – Альбина Кристофорс.
Сестру свою Альбину Рома почти уж и не помнил. Она была его сестрой только по отцу и намного старше. Он её и видел-то, наверное, всего пару раз в жизни. Но какие-то отрывочные воспоминания о ней прокатывались в его голове: вот она кладёт в чашку с молоком сахар, чтоб было слаще пить, а Рома возмущается – сахару в доме и на чай не хватает, а она истребляет его в молоке, вот она едет на велосипеде с горки. Своего велосипеда у Ромы никогда не было, но Альбина выпросила его у соседского паренька.
Потом, спустя годы, Рома слышал, что она жила где-то в Прибалтике, что во время перестройки вышла замуж за какого-то иностранца, видел красивую открытку, которую Альбина как-то прислала на Новый год.
Вот, собственно, и всё, что он знал о сестре. И теперь вдруг оказалось, что она стала графиней и завещает ему замок.
– А что же, у графа родни, что ли, нет? – спросил Рома комендантшу.
– Кто ж знает, – пожала та плечами. – Но по бумагам выходит, что ты теперь хозяин. Тебя уж год как, оказывается, ищут по сестрину завещанию.
– Это получается, Альбинка давно уж померла? – Рома помял свой щетинистый подбородок. – Да-а-а-а…
Комендантша поджала губы и сочувственно вздохнула.
– Да ты, Елена Николаевна, присаживайся, давай поговорим! Ведь нечасто же достаются мне замки!
Прончакова извлекла из папки чистый лист, положила его на стул, чтоб не запачкать платье, и аккуратно присела. И лицо её стало, как у стареющей женщины в доме, который давно уже покинул супруг-хозяин, из которого разъехались её дети, а в открытые окошки лезет аромат цветущей во дворе сирени, и ей теперь остаётся только заламывать руки в непонятной истоме.
Рома потянул носом: от Елены Николаевны попахивало канцелярским клеем. Вообще-то, этим клеем пахло от неё всегда, и потому общежитские остряки за глаза говаривали о комендантше, что даже дочь свою, теперь уже студентку, она не родила, как все обычные женщины, а когда-то склеила из разных подручных средств.
– А сколько тебе лет, Прончакова? – спросил Рома.
– Сколько ни есть, все мои.
Чеканов откинулся спиной к стене, закатил глаза к потолку и сказал:
– Да-а-а-а… Вот ведь как оно всё поворачивается… Хм, замок в Норвегии…
…Нотариус уткнулась в бумаги с нетерпением, точно изголодавшийся зверёк – в миску с едой. Она быстро перелистывала их, и грудь её в остром разрезе платья краснела.
Рома с удивлением смотрел на этот краснеющий треугольник нотариусовской груди, на покрывшуюся розовой сеточкой шею, а когда уж и щёки нотариуса вспыхнули огнём, подумал, что, наверное, они так же пылали, когда была она ещё не нотариусом со связями, деньгами и брылами над шеей, а наивной пылкой девушкой, когда, собирая на даче по повелению мамы смородину, всё думала, думала… Не о ягодах, которые были нужны маме, чтоб сварить на зиму варенье, и не о зачётах и экзаменах, а о том – кто же из юношей её суженый, с кем отправится она в ЗАГС, расплодится и будет жить до конца своих дней.
– Все так – вы наследник. – Нотариус быстро накинула на плечи палантин и с изумлением посмотрела Чеканову в глаза. – Вообще… вообще, это удивительно… это первый такой случай в моей практике!
Рома пожал плечами – дескать, мне и самому это удивительно, и со мною такое впервые.
– И что же вы думаете об этом? – нотариус с любопытством разглядывала Рому. – Конечно, это не моё дело, но… мне просто интересно…
– Да ведь как сказать…
– Ну, как вы… как вы намерены распорядиться своим наследством? То есть графским замком… Такое счастье, можно сказать, на вас вдруг свалилось…
– Да что замок… – Рома задумался.
– Так всё-таки, что вы намерены теперь вообще делать?
– Ну… – Чеканов на несколько секунд задумался. – Я хочу переговорить с норвежским королём.
– Что, простите?
– С норвежским королём хочу поговорить.
– Прям с самим королём?
– А что?
– О чём же вы хотите с ним поговорить? – улыбнулась нотариус. – Если это, конечно, не секрет.
– Ну, о чём… о жизни с ним хочу поговорить.
Нотариус едва сдерживала смех, прикрыла рот ладошкой, закашлялась, дескать, в горле у неё запершило, а Рома посмотрел за окно. На площадке у конторы раздумчиво покуривал сигарету авторитет Язь с подручным своим Сухарём. Они тоже пришли к нотариусу, чтоб убедиться – байки или нет рассказывают о том, что никчёмному человечку достался в наследство замок.
– Ну, что такое этот Рома? Зачем ему замок? – говорил авторитет Язь. – Не в коня корм!
– Да-а-а, – протянул Сухарь. – Всё равно ведь пропьёт…
– Да кто ж ему даст пропить-то? – осклабился Язь и цыкнул слюной на холодную осеннюю землю. – Если, конечно, этот графский замок не туфта.
Хотя Рома и не слышал, о чём Язь говорил с Сухарём, но всё-таки прекрасно знал, о чём. И при том отчётливо понимал – сам был тёртый калач, – каким боком может повернуться ему это норвежское наследство: не пришлось бы в скором времени нюхать корни одуванчиков.
…Слух о том, что вахтёру Роме Чеканову вдруг достался по наследству от сестры замок в Норвегии, мгновенно раскатился по общежитию, по заводу, растёкся по окрестностям. Теперь знакомые Чеканову люди обращались с ним с той деликатностью, с которой рыбак подводит сак под сазана, случайно зацепившегося за крючок и могущего в любой миг сорваться.
Начальник смены стал называть его по переменке то на «ты», то на «вы», хотя прежде только «тыкал», бригадир заводских грузчиков ражий детина Кожемякин, прежде вместо приветствия лишь небрежно кивавший Роме на проходной, теперь подавал ему руку. Причём как подавал! Приоткрывал рот, как бы приготовляясь к какому-то героическому рывку, а затем стискивал ладонь Ромы так, будто хотел сломать ему пальцы. Так Кожемякин здоровался только с теми, кого уважал – с начальником цеха, с начальником охраны. И теперь вот – с Чекановым. Пышнощёкая владелица магазина свадебных принадлежностей «Гименей» самолично пришла на заводскую проходную – прежде продавщицу посылала – и позвала Рому почистить дорожку. А когда тот исполнил работу, заплатила за неё уже не сотку, как прежде, а две и позвала выпить чашечку кофе в подсобке. Налила кофе сначала Роме, потом – себе и пустилась рассуждать о погоде в Европе, о том, что «евро так и скачет», и, между прочим, заметила, что если кто будет жениться, то в её магазине свадебные принадлежности самые лучшие и дешёвые в городе. И к тому же «хорошим клиентам ещё и десятипроцентная скидка бывает». Потом, когда кофе был допит, она подала Роме гименеевскую визитку в золотых вензелях, а когда он уже выходил, сунула ещё одну – «так, на всякий случай».