Хрупкие вещи

Джей взял со стола небольшую куклу и заглянул ей под юбку, делая вид, что проверяет, насколько она анатомически корректна.
СМЕХ – было написано в субтитрах.
Она доела свой суп, облизала ложку поразительно красным языком и положила ложку в пустую миску.
– Столько молоденьких мальчиков-девочек приезжает сюда, в Новый Орлеан. Кто-то из них читал книги Энн Райс и решил, что здесь из них сделают вампиров. Кого-то из них обижали родители, кому-то было просто скучно. Как бродячие котята, живущие в канаве, они все приезжают сюда. А в канавах Нового Орлеана живет совершенно особая порода кошек. Знаешь?
– Нет.
СМЕ...РЧ – было написано в субтитрах, но Джей продолжал улыбаться, а потом началась реклама.
– Он тоже был беспризорным ребенком. Практически жил на улице. Но у него было место, где можно переночевать. Хороший мальчик. Приехал сюда из Лос-Анджелеса, автостопом. Хотел, чтобы его оставили в покое. Хотел слушать кассеты с «Doors», покуривать травку, изучать магию хаоса и прочесть полное собрание работ Алистера Кроули. Ну и чтобы ему иногда отсасывали. Даже не важно кто. Ясные глазки, пушистый хвост.
– Ой, смотри, – сказал я. – Там Кэмбелл. Только что прошел мимо.
– Кэмбелл?
– Мой друг.
– Который продюсер на студии звукозаписи? – Она улыбнулась, и я подумал: «Она знает. Она знает, что он соврал. Она знает, кто он на самом деле».
Я оставил на столе двадцатку, и мы вышли на улицу. Но Кэмбелла там уже не было.
– Я думал, он будет с твоей сестрой, – сказал я.
– У меня нет сестры, – отозвалась она. – Нет сестры. Только я. Я одна.
Мы свернули за угол и попали в шумную толпу туристов, как в штормовую волну, обрушившуюся на берег. А потом волна схлынула, и от всей толпы остались лишь два человека. Девушка старшего школьного возраста, блевавшая над канализационной решеткой, и молодой человек, который стоял рядом с ней, нервно переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал ее сумочку и пластиковый стаканчик с каким-то явно алкогольным напитком.
Я повернулся к женщине с красной лентой в волосах, но ее нигде не было. Я пожалел, что не запомнил, как ее звали и как назывался тот бар, где мы познакомились.
Я собирался уехать в тот же вечер. Сначала – на запад до Хьюстона, а потом – в Мексику. Но я страшно устал и был пьян на две трети, так что я никуда не поехал и, вернувшись в отель, завалился спать. То есть следующим утром я был еще в «Мариотте». Одежда, в которой я выходил вчера вечером, пропахла духами и гнилью.
Я натянул футболку и брюки, спустился в сувенирный магазинчик при отеле и купил себе еще пару футболок и шорты. В магазине я встретил высокую женщину без велосипеда. Она покупала «алка-зельцер».
Она сказала:
– Ваш доклад перенесли. В зал Одюбона. Начало минут через двадцать, Но сначала вам нужно почистить зубы. Друзья вам такого не скажут, но я почти вас не знаю, мистер Андертон, так что мне вовсе не сложно сказать вам об этом.
Я купил пасту и зубную щетку. Дешевый походный набор. Меня беспокоило, что я обрастаю вещами. У меня было стойкое ощущение, что мне нужно, наоборот, избавляться от всех вещей. Если уж путешествовать, то налегке. Не имея вообще ничего.
Я поднялся к себе, почистил зубы, надел новую футболку с эмблемой джазового фестиваля. А потом – видимо, потому, что у меня просто не было выбора, или же потому, что я был уверен, что Кэмбелл придет на мое выступление, и мне хотелось с ним попрощаться, – я взял распечатку доклада и пошел в зал Одюбона, где меня уже ждали человек пятнадцать. Кэмбелла среди них не было.
Мне вовсе не было страшно. Я сказал всем «Привет» и принялся читать с листа.
Доклад начинался с еще одной цитаты из Зоры Нил Херстон. «Ходили слухи о взрослых зомби, которые выходят в ночную пору и творят зло. Также рассказывали о маленьких девочках-зомби, которых хозяева посылают бродить по домам в предрассветный час и продавать жареный кофе. Пока солнце еще не взошло, их крики „Café grille“ разносились по темным улицам, и увидеть тех девочек мог только тот, кто, пожелав купить кофе, звал продавщицу к себе на порог. Тогда мертвая девочка становилась видимой и поднималась на крыльцо».
 
Дальше шел текст самого Андертона, густо пересыпанный цитатами из Херстон и ее современников, а также выдержками из старых интервью с долгожителями-гаитянами. Мысль Андертона, насколько я понял, скакала от странного вывода к еще более странному выводу, превращая фантазии в догадки и предположения, а догадки и предположения – в факты.
Где-то на середине доклада в зал вошла Маргарет, высокая женщина без велосипеда. Она села в первом ряду и стала слушать, пристально глядя на меня. Я подумал: «Она знает, что я – не он. Она все знает». Но я продолжал читать. А что мне еще оставалось делать?
В конце я спросил, есть ли у кого-то вопросы.
Кто-то спросил об исследовательских методах Зоры Нил Херстон. Я ответил, что это очень хороший и дельный вопрос и что он самым подробнейшим образом рассмотрен в моей текущей работе, а прочитанный мною доклад – лишь краткие выдержки из этой самой работы.
Какая-то невысокая полная женщина встала и объявила, что девочек-зомби не бывает просто по определению: порошки и снадобья зомби подавляют волю человека, вгоняя его в транс наподобие смерти, но все это работает лишь при условии, что человек искренне верит, что он уже мертвый и не имеет собственной воли. «Разве можно заставить четырех-пятилетнего ребенка в такое поверить?» – спросила женщина. И сама же себе ответила: «Нет». Кофейные девочки – это просто еще одна городская легенда. Типа индийского трюка с веревкой.
Я был полностью с ней согласен, но я кивнул с важным видом и сказал, что ее доводы очень логичны. Однако с моей точки зрения – каковая, как я надеюсь, является строго антропологической, – нам важно не то, во что легче поверить. Нам важна истина.
Мне аплодировали, и уже после выступления ко мне подошел бородатый дяденька, представился редактором какого-то антропологического издания и попросил у меня копию доклада, чтобы напечатать его у себя в журнале. Я подумал, что все-таки я сделал правильно, когда решил ехать в Новый Орлеан, и что отсутствие Андертона на конференции никак не скажется на его карьере.
Полная женщина, которую звали Шанель Грейвли-Кинг, как было написано у нее на беджике, дожидалась меня у двери. Она сказала:
– Мне очень понравился ваш доклад. Может быть, вам показалось, что мне не понравилось. Но мне действительно очень понравилось.
Кэмбелл не явился на свой доклад. Никто не знал, что с ним и где он.
Маргарет представила меня какому-то человеку из Нью-Йорка и упомянула, что Зора Нил Херстон помогала Фицджеральду в работе над «Великим Гэтсби». Человек из Нью-Йорка сказал, что да – теперь об этом известно всем. Я боялся, что Маргарет вызовет полицию, но она была вполне милой и дружелюбной. Я понял, что у меня начинается нервный стресс, и пожалел о том, что выкинул свой мобильный телефон.
Мы с Шанель Грейвли-Кинг поужинали в гостиничном ресторане. В самом начале ужина я попросил: «Давай не будем обсуждать профессиональные темы», – и она согласилась, что только тупые упертые идиоты обсуждают профессиональные темы за ужином, так что мы говорили о рок-группах, которых слушали «живьем» на концертах, о фантастических методах замедления разложения мертвых тел и о сожительнице Шанель, которая была значительно старше нее и владела собственным рестораном. Потом мы пошли ко мне в номер. Шанель пахла жасмином и детской присыпкой. Ее голая кожа липла к моей.
В течение двух часов я использовал два (из трех) презерватива. Когда я вернулся из душа, она спала, и я прилег рядом с ней. Я задумался о словах, которые Андертон написал от руки на одной из страниц своего доклада. Я не помнил, как там было дословно, и хотел посмотреть, но заснул рядом с мягкой уютной женщиной, от которой пахло жасмином.
Мне что-то снилось. Видимо, что-то не очень хорошее, потому что я проснулся в первом часу ночи, и женский голос шептал в темноте: