Развод. Расплата за обман (СИ)
Марк так тогда и сказал: ты у меня работать не будешь!
Его слова вызвали во мне жгучую бурю обиды. Не помог даже тот факт, что сразу после этого он пригласил меня на свидание. Даже при всей моей неопытности и наивности, я знала на что он намекает!
Громко хлопнула дверью и гордо отправилась обратно в свою обшарпанную общагу. Едва ли это его остановило… Он всю дорогу преследовал меня на своей машине и просил передумать. Я чуть со стыда не сгорела от такого пристального внимания. Казалось, что на нас смотрели абсолютно все прохожие! В итоге, лишь бы прекратить этот цирк, я все-таки села в машину. Но от свидания отказалась. Точнее, попыталась. Но Марк не принял отказ.
— Просто ужин, — уговаривал он. — Заодно расскажешь мне, как такую хрупкую девочку занесло в технари.
— Просто ужин, — прищурившись, повторила его слова. Боялась жутко, но понимала, что это мой шанс.
Он, естественно, был не первым мужчиной, который обманывался моей внешностью. В университете все преподаватели поначалу тоже считали, что я поступила на инженера исключительно чтобы за годы учебы найти себе жениха получше. Но уже на первой сессии я доказала свои серьезные намерения, когда сдала все экзамены на отлично. Поэтому и с Марком я надеялась проделать то же самое.
И мне казалось, что мне удалось. Весь ужин он слушал меня с открытым ртом. Уточнял технические детали, а я просто упивалась его удивлением. Мне казалось вдвойне почетным, что сам Марк Соболевский обсуждает со мной свой бизнес.
В общем, к концу ужина я самонадеянно считала, что должность у меня в кармане, поэтому и не усмотрела ничего странного в том, что он вызвался отвезти меня домой. Наверное, поэтому и растерялась так, когда он полез целоваться… Сама была в шоке от своей реакции, но я замахнулась на него, пытаясь дать пощечину.
Марк тогда в одно мгновение перехватил мою руку. Боли не причинил, но четко дал понять, что так с ним еще никто поступал.
От его темного, практически черного взгляда у меня внутри все кувырком перевернулось. Сердце зашлось в таком лихорадочном танце, что кажется, он даже через тонкую венку на моем запястье чувствовал его бешеный ритм.
— Ты чего дикая такая? — процедил он хрипло. — Ведешь себя как девственница!
Я только ахнула от такой наглости и игнорируя жаркие потоки, которые расползались пульсирующими ручейками от его пальцев, попыталась вырвать руку.
— Да лааадно, — медленно протянул он, всматриваясь в мое смущенное лицо. — Откуда же ты взялась на мою голову, технолог Мира? И самое главное… что мне теперь с тобой делать?
С тех пор он просто помешался на мне. Тогда мне казалось, что на него наваждение какое-то нашло. Еще и все подруги, как одна, твердили о том, что это просто обычный мужской охотничий инстинкт. Я для него тот самый запретный плод… и как только я сдамся, у него тут же пропадет ко мне интерес.
Но несмотря на все их предостережения я все-таки сдалась. Не сразу, конечно. У Марка ушло долгие три месяца на то, чтобы усыпить мою бдительность. Чтобы забраться под кожу настолько глубоко, что я уже жизни не представляла без него. И вопреки убеждениям подруг, после этого он не утратил свой интерес. Настолько, что на следующее утро я проснулась с кольцом на пальце.
— Ну вот, молодец, — мягкий голос анестезиолога заставляет меня вынырнуть из воспоминаний. Он расстегивает манжету тонометра и ободряюще кивает: — Все у тебя в норме, даже давление стабилизировалось. Зря Анна Вячеславовна переживала. Так что, не знаю о чем ты там сейчас думала, Соболевская, но продолжай в том же духе. Это тебя явно успокаивает. Наркоз начнет действовать уже через несколько минут, но мне нужно, чтобы ты дышала ровно, договорились?
Я киваю и он посылает мне теплую отеческую улыбку:
— Давай, Мира, будь послушной девочкой. Думай о хорошем.
И я думаю. Слабовольно убеждаю себя, что воскрешаю в себе все эти воспоминания исключительно потому что они помогают мне успокоиться. Но на самом деле, они мне жизненно необходимы. Парализующий страх, который еще несколько минут назад сковывал мои конечности, постепенно отступает. Словно Марк, даже незримым своим присутствием, умело разгоняет мою тревогу.
Глава 19
Я бегу так, что закладывает уши, и все громкие звуки вдруг исчезают в тугой пелене тишины.
Остается только мое сорванное дыхание да отчаянное сердцебиение, и мне кажется, что мой мотор работает на сверхскоростях, еще чуть-чуть и сорвется, вылетев из тела вперед, вращаясь и дымясь.
Впрочем, все это не имеет значения, о себе я думаю в последнюю очередь. Больничное крыльцо, еще несколько секунд назад казавшемся бесконечно далеким, оказывается вдруг рядом. Я дергаю дверь так, что она, распахнувшись, ударяется о стену, и вижу недовольное лицо женщины в белой форменной одежде, которая тут же делает шаг мне навстречу.
— Соболевская где? Привезли полчаса назад.
Полчаса. Я потерял целых полчаса времени, бездарно растратив драгоценные минуты и секунды — на новоприобретенную соседку Миры, на выяснение, куда увезла скорая мою жену и, в конце концов, на дорогу. Словно кто-то нарочно оттормаживал мое движение. И будь я суеверным, узрел бы какой-нибудь знак, но я не верю ни в бога, ни в дьявола, ни в колесо Сансары.
Только в то, что время самый ценный ресурс. А деньги — нет. Поэтому я, не стесняясь, распахиваю бумажник и не глядя достаю оттуда пачку купюр и пытаюсь запихнуть в руки этой женщины, стоящей на моем пути. В карманы, куда угодно, лишь бы она взяла их наконец и пропустила меня.
Туда, где рожает моя жена! Моего, между прочим ребенка. Которого я чуть было не убил чужими руками, а сейчас больше всего на свете хочу спасти, и если для этого понадобится каждому стоящему здесь дать по мешку с деньгами, я сделаю это, черт меня побери!!
— Да что вы творите! — перекрикивая мои увещевания, женщина в белом отталкивает меня, и купюры ковром осыпаются между нами. Она переводит взгляд с них на меня, и я вижу отвращение, чувствую, что она смотрит на меня сверху вниз. Будто я ничтожество, будто я не денег ей давал, а побираться пришел, весь перемазанный в грязи и покрытый струпьями.
— Совсем ополоумели! Думаете, все за деньги купите? — а потом, качая головой добавляет, — оплачено уже все пребывание, дальше на врача да на ребенка надеяться и молиться остаётся. Стойте здесь, позову главного. Разрешит — пройдете.
И я стою послушно, глядя на большие электронные часы, где минута сменяется следующей. Когда появляется главврач, проходит семь минут. Для меня они кажутся вечностью, столетиями без воздуха, света и тепла.
— Мне надо к ней, — просто говорю седому мужчине, внимательно разглядывающему меня поверх прямоугольных очков без оправы, — я накосячил так, что вовек не замолить, но я им нужен, понимаете? Я их люблю. Обоих.
Не знаю, какие из моих слов трогают его врачебное сердце, он не сразу, но кивает, приглашая меня пройти следом.
Идем по лестнице, и мне кажется, что слишком медленно. Невозможно.
— Операция уже началась, — говорит заведующий, не оборачиваясь.
Я спотыкаюсь на ступеньке, хватаясь за поручень:
— Операция? — голос сухой и картонный, вовсе не похожий на мой. Я его не узнаю.
— Кесарево, по всем показаниям операция оказалась предпочтительнее естественных родов.
— Мне можно к ней?
— Куда? — вскидывает брови старичок, — в операционную? Разумеется, нет. Но ребенка увидеть сможете, а когда Соболевскую переведут в реанимацию, пройти к ней. В случае благоприятного исхода…
На последнюю фразу стараюсь не обращать внимания. Мне выдают набор одежды зеленого цвета, и я мою тщательно руки, переодеваюсь, пряча волосы под смешной шапочкой и натягивая на нос маску.
Я почти не представлял, какими будут роды моей жены, уж точно не планировал совместных — будучи рядом и не в состоянии помочь и облегчить ее боль, я даже не понимал, зачем я буду там нужен? Но мне казалось, что роддом это шумное место, где суетятся врачи и кричат, как в фильмах женщины, а еще — младенцы. На самом деле здесь совершенно тихо, я даже не слышу, как за одной из закрытых дверей идет операция.