Безумная погоня

— Правильно ли я поняла, что вся вещь посвящена восхвалению мертвого человека?
Когда лорд Уиннамор кивнул, Арабелла картинно закатила глаза:
— Лучше мы оставим изучение этого печального опыта кому-нибудь другому.
Эсме бросила на Хелен многозначительный взгляд, но та продолжала сидеть на стуле, прямая как палка, и, казалось, выглядела чрезвычайно взволнованной.
Наконец Беата протянула Хелен небольшую книжечку в кожаном переплете, уже открытую посредине.
Хелен побледнела еще больше.
— Дорогая, — окликнула ее с другого конца комнаты Эсме, — не прочитаешь ли ты нам эти стихи? Или, может, лучше отложить твое выступление до завтра?
И тут в глазах Хелен появилась какая-то яростная решимость.
— Я готова, — ответила она почти без дрожи в голосе, затем, поднявшись, прошла к камину, на то самое место, где до нее стоял лорд Уиннамор, и, повернувшись, послала Стивену Фэрфаксу-Лейси обольстительную улыбку. Эсме чуть не захлопала в ладоши, настолько сердечной была эта улыбка.
— Я прочитаю стихотворение под названием «Жалобы пастушки», — кротко произнесла Хелен и снова взглянула на Фэрфакса-Лейси, словно давая понять, что выступление предназначено именно ему.
О, если это грех — любить юнца с прелестным ликом,
Чьи Кудри цвета янтаря завиты в золоченый невод
И вьются не таясь вокруг румяных щек…
— Невод? — перебила Арабелла. — При чем здесь невод? О чем толкует этот поэт?
— Просто на волосы человека, о котором идет речь, надета сетка, — начал объяснение Уиннамор, но, заметив предостерегающий взгляд, как-то сразу стушевался.
— Я продолжу, — объявила Хелен.
О, если это грех — любить прелестного красавца,
По ком моя душа томится неизменно,
Тогда я не сдержусь и согрешу.
Ну вот, все просто идеально! Хелен посмотрела на Беату и с благодарностью улыбнулась, но Беата едва заметно качнула головой в сторону Стивена. Весь этот разговор о грехе должен был ясно дать ему понять, что у Хелен на уме.
О, если бы Господь, чтоб мне воздать награду,
Вдруг обратил мои уста в цветок,
а рот твой сделал бы пчелой игривой,
Тогда бы ты испил мой сладкий мед и… и мой…
Хелен запнулась, чувствуя, как краска заливает шею. Она не могла прочитать это… эти строчки!
— Этот кусочек особенно хорош! — воскликнула Арабелла. — Леди Годуин, на этот раз вы продемонстрировали настоящую глубину чувств!
Эсме бросилась в комнату, чтобы поскорее забрать книжку из рук Хелен.
— Боюсь, это слишком глубоко даже для меня. — Она легонько подтолкнула подругу в направлении ее стула. — В конце концов, я уважаемая вдова, не так ли? — Она бросила умоляющий взгляд на Беату. — Думаю, что сегодня у нас есть время еще для одного стихотворения. — На этот раз она не спешила удалиться к себе в комнату… Ведь теперь ее не ждет там Себастьян.
— Мистер Фэрфакс-Лейси, полагаю, вы нашли в моей библиотеке стихотворение, которое пришлось вам по вкусу?
— Нашел и был бы рад его прочитать. — Стивен встал. — Но так уж случилось, что и выбранное мной стихотворение написано от лица пастуха.
— Кто бы подумал, — язвительно ввернула Арабелла, — что эти пастухи были столь богаты поэтическими талантами!
Сердце Хелен забилось сильнее. Как могла она произнести эти слова вслух? Почему не прочитала стихотворение до того, как принять его от Беаты? Ей следовало предвидеть последствия.
Сделав глубокий вдох, она нерешительно посмотрела на Стивена, а когда он улыбнулся ей, она даже почувствовала себя чуточку лучше.
— Боюсь, что мое стихотворение куда менее интересное, чем продекламированное леди Годуин, так что заранее прошу меня простить…
Это комплимент, подумала Хелен и тут же отметила, что граф Фэрфакс-Лейси обладает красивым голосом, который звучит так, словно его слушает парламент.
Прекрасная сирена, пленительная чаровница, Сладчайшее молчание красноречивых глаз…
Сделав паузу, Стивен посмотрел на Хелен, и она ощутила безошибочную боль триумфа. Он понял ее! На секунду она задумалась о том, какую ночную сорочку ей лучше надеть. Конечно, она не обладала таким богатым выбором соблазнительного французского белья, какое предположительно надевала Эсме, готовясь к ночному приключению, и все же…
Постепенно она снова начала воспринимать голос Стивена и еще раз убедилась, что он был по-настоящему красив. Каждое произнесенное слово Стивен наполнял каким-то особым, восхитительным смыслом.
И я была такой, блистая красотой,
Без пудры и румян, к которым прибегают
Несчастные, надежду потеряв…
— Я не уверена, что это стихотворение мне нравится больше, чем предыдущее, — ворчливо сказала Арабелла лорду Уиннамору. — У меня такое ощущение, будто меня осуждают. Румяна им не понравились, надо же!
— Здесь нет и намека на вас, леди Арабелла, — заверил Стивен, незаметно бросая взгляд на Беату, размер лифа которой почти не превышал величины его носового платка.
Обманчивая красота фальшивых щек, Что наше угасанье отмечает, Стремясь изъяном прикрывать изъян…
— Довольно! — резко прервала чтеца Арабелла. — Меньше всего я желаю слушать о том, что творит время с моим лицом. Вам еще крупно повезло, уважаемый Фэр-факс-Лейси, что я не сочла оскорбительными ваши намеки на угасание в моем присутствии!
— Прошу меня простить, — поспешно извинился Стивен. — Разумеется, я не считаю, что эти стихи могут касаться кого-либо из присутствующих. — Он наклонился и поцеловал Арабелле руку. — И уж конечно, я не вижу признаков угасания в вашей красоте, миледи.
Недоверчиво посмотрев на него, Арабелла хмыкнула, и Стивен понял, что достиг своей цели; к тому же он был уверен, что видел огонь ярости в глазах леди Беатрикс. Теперь пришла пора бросить все силы на достижение наиболее важной цели этого вечера.
— Позвольте мне показать вам томик стихов, который я обнаружил, пока искал подходящие строчки для вечера. — Он указал Хелен на дальний конец комнаты, и она легко встала со стула.
— Буду несказанно рада. — Она с трепетом вложила ладонь в его руку, и они двинулись через комнату к тому краю, который был уставлен книжными полками. Но когда Хелен подняла на Стивена вопросительный взгляд, он не сделал попытки взять с полки какую-нибудь книгу.
— Это был всего лишь предлог, чтобы поговорить с вами, — произнес он и тепло улыбнулся. — Вас, похоже, испугало содержание прочитанного вами стихотворения, и я подумал, что вы, вероятно, пожелаете на какое-то время покинуть столь почтенное собрание.
Хелен ощутила предательский румянец на своих щеках.
— Да кто не испугался бы?
— Что вы скажете о леди Беатрикс Леннокс? — Насмешливая нотка, прозвучавшая в его голосе, мгновенно избавила Хелен от чувства неловкости.
— Это она выбрала для меня стихотворение, — призналась Хелен.
— Я так и подумал. — Стивен снова взял ее за руку. — У вас красивые пальцы, леди Годуин…
Ее кисти в его больших ладонях выглядели совсем хрупкими, и Хелен это понравилось. Прежде она никогда не чувствовала себя хрупкой.
— Еще я считаю ваш вальс исключительно изысканным. — Он погладил большим пальцем ее пальчики. — Вы поразительно талантливы. Впрочем, вы наверняка и без меня это знаете.
Сердце Хелен растаяло. Никто никогда не хвалил ее музыку; правда, она редко позволяла себе исполнять свои произведения публично, так что ни у кого и не было такой возможности.
— Это довольно смелая пьеса, — пробормотала она, не отрывая глаз от его пальцев.
— В самом деле?
— Но это же вальс! — Он, похоже, и впрямь не понял, так что ей пришлось прибегнуть к дополнительному объяснению: — Вальс считается непростительно быстрым, мистер Фэрфакс-Лейси, и его еще официально не приняли в «Олмаке».
Стивен пожал плечами:
— Я не бывал в «Олмаке v целую вечность и поэтому считаю себя счастливым человеком.
— Приличные женщины редко танцуют вальсы и, уж конечно, не сочиняют их.