Поглупевший от любви
— Значит, дочь едва вас знает? Вряд ли можно этим гордиться.
— Джози — моя сводная сестра, — резко перебил Дарби. — Я видел ее три-четыре раза перед тем, как неожиданно оказался в роли опекуна, когда мой отец и мачеха погибли в перевернувшейся карете. Мачеха, возможно, и приводила ее в гостиную во время моих приездов на рождественские праздники, но я, честно говоря, этого не помню.
— Так Джози ваша сестра?! — ахнула Генриетта. — И Аннабел тоже?
— Совершенно верно.
— Но почему, спрашивается, вы сразу мне не сказали? Дарби пожал плечами:
— Если напомнить Джози о сиротстве, она неизменно поднимает вой.
— Должно быть, оплакивает безвременную смерть матери.
— Джози? По-моему, она просто дурно воспитана. По крайней мере так считала ее няня, а уж она знала девчонку гораздо лучше, чем я.
В глазах леди Генриетты мелькнула нерешительность, что только подтвердило его мнение о Джози и о ее несносном характере. Уменьшенная копия ее дорогой матушки.
— Давно погибла ее мать?
— Чуть больше восьми месяцев назад. А теперь, леди Генриетта, прошу меня извинить. Обещаю в следующий раз более тщательно выбирать нянь. Моя тетка, леди Роулингс, живет в Шентилл-Хаусе, совсем рядом с Лимпли-Стоук, и, вне всякого сомнения, сумеет подыскать подходящую воспитательницу для детей.
Он направился к двери гостиной. Генриетта последовала за ним и протянула на прощание руку.
— Возможно, мы еще встретимся, мистер Дарби. Сегодня ваша тетя устраивает домашнюю вечеринку, и моя семья приняла ее приглашение.
На ее глазах произошло чудесное превращение не слишком любезного мужчины в истинного джентльмена. Он отвесил поклон, достойный самого короля, поймал ее руку и поцеловал кончики перчаток.
— Чрезвычайно приятное известие, — с восторгом заметил он. Генриетта едва не рассмеялась ему в лицо, но вовремя спохватилась.
— Вы, должно быть, всю жизнь прожили в Лондоне, — с любопытством заметила она.
Его глаза светились такой неподдельной теплотой, что ей стало немного неловко.
— Я редко посещаю провинцию, — кивнул он. — Боюсь, что эти буколические удовольствия мало меня привлекают.
Против этого трудно было возразить. Даже несколько потерявший лоск после близкого общения с Аннабел, здесь, в Лимпли-Стоук, он казался белой вороной.
— Вы собираетесь долго пробыть в этих местах?
— Пока трудно сказать, — вздохнул он, пристально глядя ей в глаза. — Это зависит… от удовольствий сельской жизни. Пока что… меня ожидали здесь одни сюрпризы.
Генриетта едва не хихикнула, но в последний момент сдержалась. Нельзя же оскорблять светского джентльмена, тем более что тот с таким усердием практикует на ней свои изысканные манеры! Нет, это просто немыслимо, хотя бедняга понятия не имеет, что все его старания потрачены впустую!
В тот момент, когда она снова брела по Хай-стрит, с трудом волоча правую ногу, ее сестра Имоджин спорхнула с крыльца модной лавки.
— О, Генриетта! — воскликнула она. — А вот и ты! Я пока что осматривалась, не зная, что купить, и… — Она резко осеклась. — Господи, что это с тобой? И откуда этот омерзительный запах?!
— Ничего особенного, — заверила Генриетта, с трудом взбираясь в карету. — Хотя, боюсь, мое платье источает весьма своеобразные ароматы.
Она сильно нажала кулаком на больное бедро. Судя по характерной пульсации, следующие день-другой она будет сильно хромать. Что же, придется терпеть…
— Как ты себя чувствуешь? — встревожилась Имоджин. — Опять бедро разболелось?
— Просто устала. Встретила маленькую девочку, а ее вырвало прямо на мое платье.
— Что же, это должно излечить тебя от пристрастия к маленьким созданиям, — жизнерадостно заметила Имоджин. — От тебя действительно ужасно несет, Генриетта.
Генриетта вздохнула. Имоджин отметила шестнадцатый день своего рождения твердым решением высказываться откровенно по любому поводу, что считала по-настоящему взрослым поведением.
— Но тебе необходимо отдохнуть, — настаивала она. — Хотя мне кажется, эта прогулка пошла тебе на пользу. Выглядишь не такой бледной, как обычно.
Генриетта и без напоминания Имоджин знала, что обычно бледна как призрак. По крайней мере это не имело ничего общего с ее увечьем. Папа всегда твердил, что Генриетта унаследовала внешность от матери.
В детстве она часами смотрела на миниатюрный портрет женщины, которая умерла, дав ей жизнь, и гадала, смогут ли ее еще не оформившиеся черты когда-нибудь превратиться в нечто изысканно прекрасное, как то лицо, что смотрело на нее с портрета.
И проблема не в том, что ее мечты сбылись и теперь она выглядит достаточно мило. Она навеки заклеймена своей хромотой и невозможностью выйти замуж.
С самых ранних лет она знала о своем несчастном бедре. И дело вовсе не в боли. Главное — не гулять подолгу и не поднимать тяжестей, и тогда оно не слишком сильно ныло.
Но у матери тоже был вывих бедра, и она умерла в родах. И Генриетта понимала, что, если вздумает родить ребенка, ее ждет та же участь.
Впервые осознав правду, она долго плакала. Однажды отец нашел ее в слезах и спросил, что случилось. Когда Генриетта, задыхаясь и всхлипывая, выложила все, он обнял ее и пообещал, что увечье никогда не испортит ей жизнь, потому что она вообще не выйдет замуж.
— Останешься дома, со мной. Кому вообще нужен муж? — с притворным презрением спросил он, и девятилетняя девочка с готовностью согласилась.
— Мне ни за что не захочется покинуть тебя, папа, — объявила она.
— И ты всегда будешь рядом, — нежно заверил он, целуя ее в лоб.
Теперь ей было двадцать три. Отец уже два года как лежал в могиле. А поклонники, как он и говорил, не осаждали ее порог.
Правда больно жалила. Однако отец дал ясно понять, чтоникогда не позволит ей выйти замуж. Да и мужчины, узнав оее увечье, не желали иметь с ней ничего общего. Кто захочет жениться на женщине, которая наверняка умрет при родах, да еще скорее всего заберет с собой дитя? Все твердили, что сама Генриетта выжила чудом.
— Может, тебе следует сегодня остаться дома и хорошенько отдохнуть? — заметила Имоджин, вынимая из ридикюля маленькое зеркальце, чтобы проверить, хорошо ли уложены локоны.
В обычных обстоятельствах Генриетта, не задумываясь, согласилась бы. Но вечером они приглашены в дом леди Роулингс, где будет мистер Дарби. Хотя… судя по всему, он не слишком обрадуется встрече с ней.
Но все равно забавно понаблюдать, как он станет демонстрировать соседям свои великосветские замашки. Неплохо бы поскорее занять место в первом ряду, чтобы своими глазами видеть, как поведут себя приглашенные, поняв, что за лебедь заплыл в их маленькое скромное болотце.
Глава 5
Бесстыдница Эсме
Леди Эсме Роулингс значительно растеряла былую бодрость. Ничего не скажешь, она похожа на пивной бочонок.
Эсме попыталась рассмотреть свои щиколотки. Всю жизнь эти самые щиколотки были для нее предметом гордости. Еще будучи дебютанткой, она с восторгом замечала, как джентльмены только что не зубами скрипели, случайно заметив их элегантную стройность. Когда на британских берегах появились первые изображения француженок с новомодными, подобранными сбоку юбками, Эсме немедленно отправилась к модистке и велела сшить себе точно такую же.
Но теперь… щиколотки распухли и отекли. С тихим стоном она подалась вперед и ткнула пальцем в то место, где полагалось быть щиколоткам. Палец утонул в рыхлой, как тесто, плоти. Невероятно! Впрочем, это не имеет значения. Единственная часть тела, которой интересовались окружающие, был живот, о чем говорили постоянные напоминания:
— Да, миссис, животик-то растет, верно?
До того как она взяла на себя задачу вырастить ребенка, никто и никогда не обсуждал ее живот. В обычной жизни животы дам считались запретной темой.
Эсме со вздохом растянулась на шезлонге и положила руки на коврик, прикрывавший ее беременное чрево. Когда она лежала на спине, оно вздымалось в воздух, как поднимавшийся с речного дна островок. Январское солнце светило в ее сомкнутые веки. Под ладонями ощущалось слабое шевеление.